Кирилл Кудряшов - Черное безмолвие

Он прижимает руку к груди, а я успеваю оглянуться. Окинуть поле боя взглядом, оценить положение. Опасности нет — в огненной суматохе меня пока просто не могут найти. Тогда так…. Не торопясь.

Первым ударом я пробиваю его грудную клетку, ломая ребра и вонзая их острые края в его легкие. Вторым ударом выбиваю стекло шлема. Боже мой, неужели никто не понимает, насколько опасно это стекло в рукопашной схватке? Да, защищает от радиации, но сойдясь с кем-то в бою нужно думать не о ней, а о противнике! Снимай свой шлем, бросай его к чертям, и дерись!

Парень дергается, тянет руки к лицу, словно пытаясь его защитить. Поздно пить боржоми, когда почка отвалилась! Следующим ударом я ломаю ему трахею, и перехватив его руку, бросаю лицом в снег. Прощай!

Я оборачиваюсь, и сталкиваюсь лицом к лицу с высоким бородатым мужчиной в спортивном костюме. Без шлема, и даже без защитного костюма! Хоть кто-то здесь понимает, что такое настоящий бой… Его рука поднята над головой, и в ней он держит крепко зажатую РГДшку. Черт! Это тебе не автомат, который можно выбить из рук противника, и направить на него же. Это граната, и траектория полета ее осколков, в отличие от траектории полета пули, непредсказуема абсолютно.

Я до предела углубляю порог восприятия, вслушиваясь в биение его сердца. Боится ли он? Какие мысли сейчас роятся в его голове? Готов ли он умереть вместе со мной? Сердце бьется чуть быстрее, чем у человека в спокойном состоянии, но мое сейчас вообще готово выскочить из груди. Я не паникую, не волнуюсь, просто сказывается бешеный галоп навстречу отряду и разгоряченность боя. А его сердце лишь чуть-чуть выбивается из обычного ритма…

Я замираю, готовая в любой момент броситься на него, или от него, и он, глядя на мою растерянность, улыбается. Не злорадной, а вполне доброй улыбкой.

— Не боись, — посмеиваясь в бороду говорит он, и кивает головой на гранату в своей руке, — Не рванет. Кольца в ней, правда, уже нет, но я держу крепко.

— Не сомневаюсь. — говорю я, глядя ему прямо в глаза. Суровые такие глаза, без тени чувств, но не пустые. Вот только что же в них, какое чувство? Какие намерения? Не могу понять — вижу лишь отблески огня.

— Поговорим? — говорит он.

— Поговорим. — соглашаюсь я. Черт возьми, как же он сумел так близко ко мне подобраться? Заметь я его несколько секунд назад, у меня был бы шанс, и даже очень неплохой. Выбила бы гранату из его руки, швырнув в него чем-нибудь, бросилась бы бежать, на худой конец… А теперь мне и остается только разговаривать с ним, тянуть время.

Хотя нет, время, похоже, тянет он. Уцелевшие от моего обстрела поднимаются на ноги, и начинают понемногу вновь понимать, что происходит и где они находятся. Высокую фигуру своего командира, а в том, что главный здесь он, я не сомневаюсь, они замечают без труда даже во всеобщей панике и среди столбов огня. Подтягиваются к нему, окружая нас неплотным кольцом… Человек десять, не больше. Больше половины отряда я уложила, но на подходе джипы, а за ними и грузовики с большим числом бойцов. Я отчетливо слышу приближающийся рокот моторов.

— Зачем ты напала? — спрашивает он.

— Я защищалась.

— Но ты напала первой. Я хотел лишь поговорить.

— И потому вы устроили засаду на моем пути?

— А как еще ты предлагаешь остановить бегуна?

— Не стоило даже пытаться меня останавливать. Себе дороже.

Не знаю, кого я пытаюсь убедить в том, что ситуация у меня под контролем. Его, или себя?

— Ты убила многих моих людей, но я прощаю тебе даже это. — говорит он, и в глазах его мелькает тлеющий огонек презрения. — Естественный отбор. Те, кто погиб сейчас, должен был умереть. Выживает сильнейший.

Я не знаю, что ответить ему. Что каждый человек достоин права жить? Что в Писании сказано «Не убий», и даже я, по мере своих сил, стараюсь соблюдать эту заповедь, не смотря на то, что получается у меня довольно паршиво? Не знаю.

— Простить это имеет право только Господь. — отвечаю я, с вызовом глядя в его зеленые глаза, — Или ты хочешь взять на себя его роль?

Несколько секунд он молчит, обводя взглядом столпившихся вокруг нас людей, словно любуясь бликами огня на их стеклянных шлемах, а затем произносит, делая ударение на каждом слове:

— Я хочу остановить войну.

Я слышу, как по рядам его бойцов проносится восхищенный вздох. Нет, он не просто главный среди этих мародеров, он не командир — он вождь. Мощный харизматический лидер, подчинивший себе их волю.

— Как? — помимо своего желания спрашиваю я. Я не верю ни одному его слову, но все же, как приятно хоть секунду помечтать о том, что война кончится. Что прекратятся регулярные ракетные атаки, что нам не нужно будет больше прятаться в бункерах, ожидая ядерного взрыва у нас над головами…

— Нужно уничтожить Штаты подобно тому, как мы прошлись по Китаю.

Я смеюсь ему в лицо, давая выход скопившимся эмоциям. Уничтожить Штаты?! Ха! Мы пытаемся сделать это вот уже пять лет, регулярно отсылая по ним начиненные ураном и водородом ракеты. И они вот уже пять лет пытаются уничтожить нас, засыпая нас своими проклятыми «Першингами»! Без толку! Ядерная война зависла подобно маломощному компьютеру, затормозившись в своей срединной точке. Она уничтожила прежнюю жизнь, заставила ее мутировать и видоизменяться, но не смогла искоренить жизнь вообще. Сила действия оказалась, как всегда, равна силе противодействия — мощь крылатых ракет минус мощь противоракетной системы обороны равно нулю! Они не могут подорвать нас, так как ни одна из их ракет вот уже пять лет не может коснуться земли, а мы не можем подорвать их. Пат! И война идет, не давая нам высунуться из бункеров.

— Уничтожить Штаты? — восклицаю я, — Всего-то? Подумаешь, мелочь — пробить их систему ПРО и грохнуть термоядерной бомбой по Вашингтону, если он, конечно, до сих пор существует! Запросто, как нефиг делать! Я служу в отряде снабжения завода, но это не значит, что я не знаю, что происходит в других службах и не понимаю хода войны. В ней нельзя победить, и лишь ты, обросший бородищей лесной мародер, можешь этого не понимать! Мы даже не знаем точно, кто бомбардирует нас, и потому, наугад, отсылаем ракеты на Денвер, который, как нам кажется, отвечает нам тем же. Быть может, Денвера больше нет. Быть может, его ПРО давно сгнила в подземных катакомбах, и город разворотила первая же ракета, выпущенная нами еще пять лет назад! А, быть может, Денвер жив, и продолжает отстреливаться, но не по нам, а, скажем, по Москве, думая, что это оттуда прилетают русские ракеты. Быть может, по нам бьет Омаха или Вашингтон, а, быть может, эти города давно лежат в руинах. А как тебе такой вариант, в котором живы ВСЕ города штатов, зато нет больше ни одной боевой точки по всей России, кроме нас? Вариант, в котором Новосибирск остался один против всей Америки? Вариант, в котором зализавшая раны Китайская армия, поредевшая на пару сотен миллионов, уже подбирается к нам с юга?