Филип Дик - Бегущий по лезвию бритвы (сборник)

— А как это его угораздило?

По спине Рика пробежал неприятный холодок. Еще вчера главный в городе охотник на андроидов пребывал в полном здравии; после работы он, как обычно, улетел на своем ховеркаре в престижный, густо населенный район Ноб–Хилл.

Вместо ответа Брайант еще раз пробормотал что–то насчет половины десятого у Дэйва и удалился.

Минуту спустя, садясь за скромный канцелярский стол, Рик услышал от двери голос своей секретарши Энн Марстен:

— Мистер Декард, а вы слышали, что случилось с мистером Холденом? Его подстрелили.

Войдя следом за ним в душное, наглухо закупоренное помещение, она первым делом включила приточную вентиляцию — снабженную, естественно, надежной системой фильтров.

— Да, — кивнул Рик.

— Ну вот точно это сделал один из этих шибко хитрых розеновских андиков, — затараторила мисс Марстен. — Вы читали информационную брошюру и спецификационные перечни? Они ставят теперь мозговой блок «Нексус–6», работающий с полем из двух триллионов составляющих элементов или десяти миллионов независимых нейронных путей. Без вас тут утром был интересный звонок по видеофону, — добавила она, понизив голос чуть не до шепота. — Мне рассказала мисс Уайльд, он прошел через коммутатор ровно в девять.

— Входящий? — вяло поинтересовался Рик.

— Исходящий. Мистер Брайант звонил в русское отделение Международной полицейской организации. Спрашивал, не хотят ли они возбудить официальный иск против восточного представительства ассоциации «Розен».

— Так это что же, Гарри все еще носится с идеей убрать блок «Нексус–6» с рынка? — Рик ничуть не удивился. Уже в августе 2020 года, как только были обнародованы спецификации и технико–эксплуатационные характеристики нового мозгового блока, со стороны полицейских агентств, занимавшихся беглыми андроидами, посыпались возмущенные протесты. — Пустое дело, как мы ничего не смогли сделать, так и они не смогут. — Головное предприятие производителей «Нексуса–шестого» находилось на Марсе, а потому они имели право руководствоваться не земными, а колониальными законами. — Пора бы нам успокоиться и просто принять существование этой новинки, как данность. Так ведь бывает каждый раз, когда появляется новый, заметно усовершенствованный мозговой блок. Вот как сейчас помню, что началось в восемнадцатом, когда судерманновцы выкинули на рынок свой «Т–четырнадцатый». Все полицейские агентства Западного полушария горланили наперебой, что его не выявишь никаким тестом, и ведь они были правы — на тот момент.

На Землю тогда пробрались свыше полусотни андроидов с «Т–14», и их довольно долго — в некоторых случаях до года с лишним — не могли обнаружить. Но затем русские из Павловского института разработали тест Фойгта на эмпатию, что и подвело под этой историей черту — насколько было известно Рику, через новый русский тест не сумел еще проскочить ни один «Т–четырнадцатый».

— А хотите послушать, что сказали ему русские полицейские? — Веснушчатое лицо мисс Марстен сияло, как хорошо подрумяненный блин. — Я ведь и это знаю.

— Да ладно, — отмахнулся Рик. — Гарри сам мне все расскажет.

Конторские слухи приводили его в тихое бешенство, и не своей надуманностью, а, наоборот, тем, что всегда оказывались верными. Расположившись за своим столом, он начал демонстративно копаться в одном из его ящиков и занимался этим, пока мисс Марстен не удалилась.

Тогда он извлек из ящика изрядно потертый желтый конверт, где лежали все имеющиеся данные по «Нексусу–шестому».

Мисс Марстен была, как всегда, права. «Нексус–шестой» имел два триллиона составных элементов и свободу выбора в поле десяти миллионов возможных типов мозговой деятельности. Андроид с таким мозговым блоком может за 0,45 секунды сформировать любую из четырнадцати базовых реакций. Да, такого анди не расколешь никаким интеллектуальным тестом. Что, в общем–то, не фокус — интеллектуальные тесты не страшны ни одному из современных андроидов, на такую ерунду попадались только грубые, примитивные модели семидесятых годов прошлого века, поголовно утилизированные десятки лет назад.

А уж что касается андроидов с «Нексусом–шестым», они превосходили по интеллекту очень и очень многих людей. С точки зрения грубо–прямолинейной, прагматической они стояли на более высокой ступени развития, чем большая (хотя далеко не лучшая) часть человечества. Плохо это или хорошо, но только некоторые слуги стали посметливее своих хозяев. Однако теперь появились новые, принципиально иные методики сравнения, кто кого выше. К примеру, тот же самый тест Фойгта–Кампфа. Ни один, даже самый интеллектуально одаренный андроид не был способен на мерсеритское слияние, легко доступное любому человеку — от высоколобых интеллектуалов до самого последнего недоумка.

Рика, как и очень многих людей, занимал вопрос: почему, собственно, самый умный андроид так безнадежно пасует перед тестом на измерение эмпатии? Судя по всему, эмпатия существует только в человеческом обществе, тогда как ту или иную степень интеллекта можно обнаружить у любых животных, ну, хотя бы у пауков. Надо думать, это связано, в частности, с тем, что способность к состраданию основывается на полноценном групповом инстинкте; существо, живущее по преимуществу в одиночку — тот же, к примеру, паук, — совершенно в ней не нуждается. Более того, способность к состраданию сделает паука значительно менее жизнеспособным, заставив его осознать, что попавшая в паутину муха — живая и хочет жить ничуть не меньше него. Поэтому все хищники, в том числе и высокоразвитые млекопитающие вроде кошек, начисто лишены этих качеств, в противном случае они попросту сдохли бы от голода.

Так что способность к состраданию, решил он, возможна только у травоядных животных, да, может быть, у тех всеядных, которые могут переходить на чисто растительную диету. И все потому, что сострадание размывает грань между охотником и добычей, между победой и поражением. Как в слиянии с Мерсером, где все вместе совершают восхождение, а потом, по завершении очередного цикла, вместе проваливаются в трясину могильного мира. Странным образом такая, казалось бы, бескорыстная вещь, как эмпатия, оказывается оружием в борьбе за выживание, и оружием обоюдоострым. Когда одно живое существо ощущает радость, некая доля этой радости передается всем существам, способным к эмпатии, однако ровно так же страдание одного существа отбрасывает мрачную тень на всех остальных. Эмпатия благотворна для выживания стадных животных вроде человека и была бы абсолютно губительна для ястреба или кобры.