Александр Шалимов - Охотники за динозаврами

Он встал, легким пружинистым шагом подошел к камину и взял трубку.

— Слушаю… Да, это я… Что такое? — Глаза его округлились, и он бросил яростный взгляд на Крукса, который безмятежно разглядывал свои ногти. — По калифорнийскому радио? Со ссылкой на “Калифорния таймс”?.. Та–ак… Так… Та–ак… Самой газеты вы еще не видели?.. Ну хорошо… Держите меня в курсе…

Он медленно положил трубку и, не спуская яростного, сверлящего взгляда с остолбеневшего Крукса, шагнул к столу. Крукс попятился вместе с креслом.

— Не бойтесь, — презрительно сказал Пэнки, — я не собираюсь сейчас убивать вас и даже не ударю…. Но зарубите себе на носу, господин адвокат: вольно или невольно вы сегодня оказали нам всем очень дурную услугу. Очень дурную, Крукс. На вашем месте… — Он умолк и покачал головой.

— Пожалуйста, не пугайте меня, — взвизгнул Крукс, срываясь с кресла. — И запомните, что ко всей этой истории я не имею абсолютно никакого отношения. Мало ли кто мог тут крутиться. Если Фигуранкайн действительно жертва диверсии, сообщить газетчикам могли те самые люди, которые его уничтожили.

— Посмотрим, — процедил сквозь зубы Пэнки, снова садясь к столу, — Посмотрим, Крукс… Можете не сомневаться, — продолжал он после короткого молчания, — что люди, с которыми Фигуранкайн был связан все эти годы, смогут провести необходимое расследование помимо ФБР и полиции и примут соответствующие меры… — Он пожевал тонкими губами и добавил совсем тихо: — Теперь ваша задача заключается лишь в том, чтобы возможно скорее разыскать и представить нам — в первую очередь мне, как президенту–исполнителю банка СР5, и совету директоров — наследников Цезаря.

— Наследников? — повторил Крукс, садясь поодаль на диван.

— Или наследника — наследного принца “империи” Фигуранкайнов. Я сильно опасаюсь, что “принц” может оказаться не один. Не исключено даже, что найдутся и “принцессы”.

— Цезарь Фигуранкайн состоял в законном браке всего один раз, — мрачно возразил Крукс — От того брака остался сын Цезарь. Жена Фигуранкайна умерла двадцать лет назад.

— Хоть вы его давний поверенный в делах, мне кажется, вы заблуждаетесь. Цезарь никогда не обходил своим вниманием женщин… Нет никакой гарантии, что одной из многочисленных любовниц не удалось окрутить его… Он и в последние годы, несмотря на возраст, отнюдь не стал монахом. У него еще может оказаться несколько завещаний…

— Юридическую силу имеет последнее, составленное с соблюдением всех формальностей, — растерянно пробормотал Крукс — Но… я его единственное доверенное лицо и…

— Знаю, — резко прервал Пэнки. — Именно поэтому я здесь… Или вы полагаете, я прилетел затем, чтобы полюбоваться, что осталось от Цезаря? Кстати, зачем он вас вызывал в Акапулько?

Крукс побагровел.

— Простите, Пэнки, но смерть клиента отнюдь не освобождает адвоката от обязанностей по отношению к нему, — дрожащим голосом начал он. — При всем моем уважении к вам, как к человеку, близкому Цезарю Фигуранкайну, я не считаю себя вправе отвечать на некоторые ваши вопросы.

— Ну, как знаете, — пожал плечами Пэнки. — Когда вы сможете огласить хранящееся у вас завещание?

— После официального подтверждения смерти надо соблюсти целый ряд формальностей. Завещание должно быть вскрыто в присутствии всех заинтересованных лиц. Думаю, это может произойти не раньше чем через месяц–полтора… И могу добавить: смею надеяться, что завещание Фигуранкайна, которое будет вскрыто в моей конторе в Нью–Йорке, окажется единственным законным завещанием Цезаря.

— Посмотрим, — холодно сказал Пэнки. — Мне бы хотелось, чтобы хоть эта ваша версия, Крукс, оправдалась. Но посмотрим… А теперь извините, мне необходимо остаться одному. Скажите, чтобы вас устроили где‑нибудь… в другом номере.

Стив возвратился в “Континенталь” около девяти вечера и сразу поднялся в свои апартаменты. Оттуда он позвонил портье и поинтересовался, не спрашивали ли его. Старый портье уже сменился, новому ничего не было известно, и он обещал выяснить и позвонить Стиву чуть позднее. Он действительно позвонил спустя несколько минут и объяснил, что Стива никто не спрашивал, а вот сеньором Хорхе де Эспинозой интересовался один американец по имени Феликс Крукс. Но, насколько портье известно, ни Хорхе де Эспиноза, ни его преосвященство в отеле еще не появлялись…

— О нет, вы заблуждаетесь, — перебил Стив. — Оба они давно у меня, и его преосвященство отдыхает.

Портье всполошился, начал спрашивать, не потребуется ли что‑нибудь Стиву для его высоких гостей. Стив поблагодарил и повесил трубку.

После этого он торопливо разделся, влез в облачение кардинала, надел парик и темные очки, разложил на столе в гостиной распятие и раскрытую Библию.

Дверь из гостиной в кабинет он оставил приотворенной. В кабинете стоял наготове портативный магнитофон с кассетой, где был записан диалог сэра Тоби и сэра Эндрью из “Двенадцатой ночи” Шекспира. Второй магнитофон, совсем миниатюрный, приготовленный для записи, Стив прикрепил под крышкой стола в гостиной. “Кардинал” мог без труда включать и выключать оба магнитофона, не сходя со своего места.

Стив внимательно оглядел себя в зеркало, проверил работу магнитофонов. Все выглядело надежно. Итак, сети были расставлены; теперь оставалось ждать. “Кардинал” сел в кресло у стола и погрузился в чтение Библии.

Расчет оказался точным. Через несколько минут в дверь осторожно постучали.

— Войдите, — бархатным голосом сказал “кардинал”.

Дверь приотворилась, и в переднюю проскользнула молоденькая горничная. Увидев в гостиной его преосвященство, девушка охнула, всплеснула руками, шлепнулась на колени и на коленях пошла по полу к столу, за которым сидел “кардинал”. Стив видел однажды, что так поступают богомольцы, приходящие в храм Санта Гваделупа на окраине Мехико. От ворот ограды до ступеней портала храма они бредут на коленях через огромный, замощенный каменными плитами двор. Горничная, будучи мексиканкой, очевидно, не нашла иного способа выразить свой экстаз при виде кардинала.

— Встаньте, встаньте, дитя мое, — мягко сказал “кардинал”, — я скромный слуга Бога и не заслужил ничего подобного.

— О ваше преосвященство, — воскликнула девушка со слезами на глазах, — простите меня, но я еще никогда в жизни не видела так близко настоящего кардинала. Благословите меня, святой отец, прошу вас.

Тут она схватила его руку и попыталась поцеловать. Он осторожно высвободил руку из ее пальцев, встал и заставил подняться ее.

— Бог благословит тебя, дочь моя, — сказал он по–испански. Затем перекрестил и протянул руку для поцелуя.