Владимир Контровский - Саракш: Тень Странников

Горбовский умён, чертовски умён, думал Сикорски, возвращаясь к себе домой. Он отлично понял всё, что я хотел сказать. Что же касается остальных – надеюсь, они тоже меня поймут. Со временем. В конце концов, дураков в Мировом Совете нет, и никогда не было.

…В том же две тысячи сто тридцать седьмом году произошло ещё два очень разных события. В далёкой звёздной системе ЕН 9173 группа Следопыта-археолога Бориса Фокина, работавшая в составе экспедиции Геннадия Комова, исследовала развалины сооружений на безымянной планете. И среди этих развалин, в подземном зале был обнаружен странный предмет, названный «саркофагом». Внутри него находились тринадцать оплодотворённых человеческих яйцеклеток. Открытие это произвело впечатление разорвавшейся бомбы, и все сведения о нём были сразу же строго засекречены, благо «секретный прецедент» – операция «Зеркало» – уже имел место.

А на Земле родился Максим Каммерер, и сведения о рождении мальчика засекречены не были. Впрочем, сведения эти мало кого интересовали, разве что счастливых родителей да их близких друзей и знакомых.

ГЛАВА ВТОРАЯ. ИСКАЛЕЧЕННЫЙ МИР

2152 год

Планета была красивой.

Окутанная густым слоем облаков, издали она казалась снежком, брошенным озорной рукой шаловливого юного бога в чёрную вселенскую тьму забавы ради, и чтобы темнота эта стала хоть чуть-чуть светлее.

С орбиты, по которой вращался базовый спутник КОМКОНа – исследовательский и наблюдательный центр экспедиции, работавшей здесь четвёртый год, – белая планета уже не походила на снежок. Отсюда, с относительно близкого расстояния, она выглядела куда более внушительной из-за своих размеров – её огромный диск занимал почти всю полусферу, и только по краям его видны были звёзды. Облачная завеса была добротной – ни просвета, ни даже намёка на просвет, сплошная клубящаяся белая масса, скрывавшая твердь.

«Красиво, – думал человек, стоявший на панорамной палубе, откуда планета видна была без всяких приборных ухищрений. – И загадочно. Жаль только, что под этими белыми облаками, на вид такими мягкими и пушистыми, грязь и серость – радиоактивная серость, – и небо этой планеты с поверхности кажется тусклым и серым, словно равномерно размазанная грязь. И всё-таки жаль, что мне надо улетать – привязался я к этой больной красавице, да. Можно даже сказать, влюбился. Эта не первая моя планета, но кто сказал, что первая любовь – самая сильная? Нет, настоящая любовь приходит не сразу… Саракш – это самоназвание, оно вошло в наши каталоги, и это правильно: наши названия мы даём необитаемым мирам, а этот мир обитаемый, и у него уже есть имя. Только вот обитатели его оказались не слишком рачительными хозяевами – видел я, во что они превратили свой дом. Может быть, это оттого, что они никогда не видели звёзд, и даже не знают об их существовании? Люди тысячи лет смотрели в звёздное небо и мечтали, а если звёзд не видно, какие тут могут быть мечты? И родилась у аборигенов Саракша уродливая космогония – уникальная, аналогов которой нет ни у одной из известных нам инопланетных разумных рас: бесконечная твердь под ногами и тусклый Мировой Свет, замкнутый со всех сторон в тесную каменную клетку, откуда, как ни старайся, не улетишь. Вывернутый мир – мир наизнанку. Неудивительно, что мозги у людей этого мира тоже вывернутые…».

– Прощаетесь, Атос? – раздалось за его спиной.

Михаил Сидоров стремительно обернулся. Он уже знал, кто это – узнал по голосу, – да и кто ещё мог обратиться к нему по прозвищу, кроме старых друзей (которых здесь не было) и Рудольфа Сикорски, начальника экспедиции и (что гораздо более важно) главы Комитета Галактической безопасности, созданного десять лет назад. И он не ошибся – рядом с ним действительно стоял Экселенц, подошедший бесшумно, словно хищник на мягких лапах (была у него такая манера).

Сколько ему лет, Михаил не знал, но с момента их первой встречи (и по словам тех, кто знал Сикорски ещё тридцать лет назад) Экселенц ничуть не изменился. Он оставался всё таким же – сутуловатым, долговязым, жилистым, лысым и внешне неуклюжим. Именно внешне – молодые, но уже опытные Десантники, прошедшие Яйлу и Пандору (были такие ребята в составе экспедиции), внимательно следили за тем, что выделывает их начальник экспедиции в спортивном зале орбитальной базы, и мало кому из них удавалось выстоять против него в спарринге. Да, медицина Земли двадцать второго века раздвинула рамки «эффективного функционирования человеческого организма», однако «феномен Сикорски», как называли его в КОМКОНе, далеко выходил за эти рамки. Сидоров и Сикорски работали вместе три года – исследования Саракша начались ещё в сорок восьмом, сразу же после открытия планеты Августом Бадером, – но за все эти годы Михаил (далеко уже не мальчик) так и не излечился от чувства робости, охватывавшего его всякий раз при общении с Рудольфом. Правильно говорят в Галбезе: «Экселенц – это не прозвище, это титул».

– Да, Рудольф, прощаюсь. Скажу вам честно, жалко мне расставаться с этой планетой – привык я к ней, прикипел.

– Понимаю ваши чувства. Но вы своё дело сделали, и сделали на совесть. А теперь, – в лице Сикорски что-то еле уловимо дрогнуло, – пришла пора других исследований. Ничего, вернётесь на Пандору, к тамошним амазонкам, – он осклабился, – они вас наверняка помнят.

– Я бы предпочёл местных амазонок, – пошутил Сидоров, кивнув на диск Саракша, – здесь они тоже водятся. И по предварительным данным, пандейки настроены по отношению к мужчинам гораздо менее агрессивно, чем Славные Подруги пандорских джунглей. Нет, на Пандоре мне делать нечего – пройденный этап.

– На ваш век новых планет хватит. И на какой-нибудь из них вы непременно отыщете свою амазонку, какие ваши годы, – Экселенц улыбнулся, но улыбка его получилась похожей на волчий оскал, и он поспешил её стереть. – Ну что ж, прощайтесь, Михаил, не буду вам мешать. Только не опоздайте на «призрак» – до отлёта осталось меньше трёх часов.

Он повернулся и пошёл к трапу, ведущему в нижние помещения, а Сидоров смотрел ему вслед. Другие исследования, думал он. Да, на Саракше будут работать прогрессоры – эту больную планету надо спасать, пока не наступил летальный исход. И здесь им придётся куда труднее, чем на Сауле или в Арканаре с их классическим средневековьем. На Саракше была война – ядерная, со всеми её последствиями (удивительно, что саракшианская цивилизация вообще не сгорела в этой войне), – плюс ещё эти загадочные пси-машины. И система власти в Стране Неизвестных Отцов какая-то бандитско-фашистская – специалисты из Института Экспериментальной истории долго ломали головы, пытаясь втиснуть её в рамки базисной теории развития социума. А есть ещё и Островная Империя, где сам чёрт ногу сломит… Но Сикорски – Сикорски справится, на то он и Экселенц. Земляне никогда не бросают в беде «младших братьев по разуму» – не было ещё такого случая.