Дмитрий Володихин - Мастер побега

Во-вторых, смелым человеком был Пестрый Мудрец Истину он предпочитал всему остальному.

Но… могла быть и третья причина. Вот только надвигалась она издалека И никто, кроме одного Мемо, не разглядел ее. Или не решился разглядеть.

– Давайте вспомним еще одно обстоятельство, прозвучавшее в самом начале моего выступления. Сколько отделяет ссылку Пестрого Мудреца от начала пандейского вторжения?

– Ровно год! – моментально ответила Дана.

– Год… около года… – послышалось еще три или четыре голоса.

Как хорошо, что она слушает его внимательно! Как приятно! Очень-очень…

– Так вот, – торжествующе сообщил Рэм всем присутствующим, – вторжение обрушилось на Срединное княжество после того, как Ферузан бежала с Голубой Змеи к отцу. А царь Таджхаан не одобрил подобного обращения со своей дочерью. Знал ли, понимал ли Мемо Чарану, как будут развиваться события? Желал ли он предотвратить сокрушительный удар пандейцев?

Пауза.

Хорошая, артистическая пауза. Сделанная как бы случайно – чтобы отпить глоток воды из стаканчика, поставленного на кафедру. И вот уже из зала доносятся торопливые возгласы молодых:

– Да знал, конечно!

– Это ж понятно!

– Естественно!

– А то как же!

– Знал! Он же мудрец.

– Скорее всего – да!

Звенит колокольчик председателя.

– Прошу вас соблюдать порядок, дамы и господа!

Совершенно как Мемо Чарану – он требовал от современников того же.

Послышались смешки, но они быстро утихли.

– Я отвечу на этот вопрос следующим образом: совершенно не важно, предугадал ли Мемо, чем кончится для страны опрометчивое поведение ее правителя. Гораздо важнее другое. Он защищал истину. Он защищал те основы мира, на которые нельзя покушаться никому: ни государю, ни простому дворянину, ни лавочнику, ни даже нищему. Ведь каждый раз, когда они рушатся, механизмы, поддерживающие мироздание в порядке, воздают нам страшными бедами. Рвутся нити, скрепляющие землю с небом, и падают преграды, удерживающие людей от скотства.

Рэм очень рисковал. Не принято ученому вещать о нравственности. С него довольно новых знаний, добытых для мира А молодому ученому подавно следует выбирать выражения.

Но… Мемо-то мог. И делал. А разве он ниже ученого наших дней?

Рэму осталось произнести заключительные слова:

– Мемо Чарану хорош не только тем, что честно служил своим государям и своему народу, не боясь замарать имя, не боясь упасть в глазах правителя или соотечественников. И не только тем, что был ученейшим человеком своего времени. Следует помнить: Пестрый Мудрец хранил в себе умственную вольность, он никому и ничему не подчинял свой ум помимо одной истины. Это добрый пример.

Молчание в ответ.

Надо что-то добавить, да?

– Благодарю всех присутствующих. Я завершил выступление.

Молчание.

Председатель вновь поднялся:

– Дамы и господа, может быть, у кого-то из вас возникли вопросы к…

И тут в первом ряду встал академик Нанди.

– У вас вопрос, господин Нанди?

Рэм почувствовал, как сердце пропустило удар, второй… Размозжит? Может. По большому счету, только он и может.

– Нет, господин председательствующий. Я полагаю, все вопросы – потом. Чуть погодя. А сейчас…

Гай Нанди повернулся лицом к залу, поднял руки и хлопнул в ладоши – раз, другой, третий… Нарочито медленно. Призывая всех остальных присоединиться к нему.

Тогда все повскакивали со своих мест – профессора, приват-доценты, студенты, члены Общества, досужие любители истории. Академику Нанди ответили. Сначала робко, с осторожностью, а потом – от души. Кафедру накрыло волной аплодисментов, как штормовая волна накрывает причал и, если повезет, добирается до ближайших домов.

Рэму хлопали очень долго. Председатель вынужден был вновь взяться за колокольчик.

Потом Рэму задавали вопросы, много вопросов. Умные и глупые, из праздного любопытства и по делу. Вопросы тонких специалистов и сущих неучей. Вопросы добрые и с подковыркой. Но после того, как академик Нанди одобрил студента Тану, его никто не осмелился цеплять всерьез.

За вопросами последовали выступления.

Приват-доцент Таримабу счел, что у Рэма слишком мало использовалась Великая Хонтийская Хроника, но в остальном все нормально. Профессор Феш выразил уверенность, что Великая Хонтийская Хроника – источник периферийный, и ее вообще не стоило трогать, а в остальном все очень хорошо.

Полковник Варунди подчеркнул практическую пользу доклада с точки зрения боевого духа императорской армии: «Пусть мои ребята знают, каких умников выращивала держава в своих недрах!» Некий чиновник в вицмундире Министерства сельского хозяйства порывался с места дополнить офицера: «Не только в армии, но и в животноводстве!» – но ему слова не дали, призвав к порядку.

Магистр Кику говорил долго. В речи его слышались фразы о перспективах осмысления, о философской точке зрения и о чем-то еще глубоко плюралистическом Самое прозрачное из сказанного звучало так: «Эксплицитно проявленное нам сегодня в полной мере открылось. Но имманентно имплицитное требует эпистемологической модернизации методологического арсенала исследования».

Последним сказал свое слово академик Нанди:

– Настоящий современный специалист обучен всем тонкостям научной критики источника Он увешан навыками и умениями из вспомогательных исторических дисциплин не хуже, чем хорошо экипированный пехотинец – оружием и снаряжением. Он прочитал все, что было написано по его теме предшественниками. Он также владеет разными методиками синтеза и способен в идеале один и тот же процесс увидеть под разными углами зрения. Превосходно! Вот только одного он чаще всего не умеет… И тут, знаете ли, я говорю о большинстве своих коллег, да и в какой-то степени о себе самом. Не какой-нибудь абстрактный «он», специалист без имени и судьбы, а мы, те, кто пишет сейчас монографии, учебники и статьи, чьи послужные списки украшены высокими научными степенями и званиями… Так вот, мы умеем добыть новое знание, но не умеем подумать о том, как им распорядиться. Мы способны изложить его в максимально корректной форме для коллег. И каждый из нас думает про себя: «То, чем я занимаюсь, способны, по большому счету, понять и оценить двое профессоров в столице, один приват-доцент в Пандейской провинции и один академик из Южной федерации. Для них-то я говорю и пишу. Они смогут оценить по достоинству…»

Тут Рэм вздрогнул.

– …И это еще хорошо, потому что кое-кто из нас держит в уме гораздо более скромную аудиторию. Порой она состоит из единственного знатока…

Тут Рэм вздрогнул вторично.

– В результате мы постепенно превращаемся в замкнутую касту людей, работающих не для образованного общества, а для себе подобных. Иначе говоря, для узких специалистов. Или, точнее сказать, для антикваров, хранящих знания в сундуках, подобно сокровищам А общество, видя отсутствие интереса к нему с нашей стороны, постепенно начинает утрачивать интерес к нам самим. Я очень рад, что сегодня этот молодой человек преподал нам всем добрый урок. Уверен, ему и в голову не пришло искать в сидящей перед ним аудитории одного или двух идеальных слушателей…