Евгения Барбуца - И целой вселенной мало!

— Маленькая Нари, — он пытается поднять руку, но я отшатываюсь.

— Не смей звать меня так! — рычу я.

Он не имеет права.

Кожей ощущаю утекающее время. Его осталось слишком мало. Я чувствую приближение того, ради кого я сейчас совершаю самый настоящий грех.

— Ты же понимаешь, что если убьешь меня, то и сама недолго проживешь?

— Главное, что бы жил он. Не понимаю, почему он позволил тебе творить все, что вздумается.

Сквозь рев пламени я слышу топот ног.

— А вот и он, — усмехаются родные губы, и взгляд, в котором я тону каждый раз, устремляется мне за спину.

— Инари, не смей! — рычит раненый зверь позади меня.

Я не обернусь. Не сделаю той же ошибки дважды, не подставлю чудовищу передо мной спину.

Пожалуйста, молю, прости. Я предам тебя всего один единственный раз. Я возьму этот грех на себя.

Твердой рукой заношу клинок над грудью того, кто занял место не принадлежащее ему.

Последнее движение, и я навлеку на себя самое страшное проклятие. Ненависть того, ради кого готова умереть.

— Инари, нет! — его ярость рвет мне душу.

И словно в насмешку, его голос сливается с грохотом нового взрыва. А я смотрю в глаза, являющиеся точной копией глаз, ради которых я готова продать душу.

— Да очнись ты! — меня больно ткнули в бок.

Подобной подлости я не ожидала, и рефлекторно шарахнувшись, свалилась с дивана.

Прерывистое дыхание, учащенное сердцебиение, и мерзкое ощущение холодного пота ручейками стекающего по спине, напоминали о том, что я так и не возобновила технику блокировки сновидений.

— Ты проснулась? — нависла надо мной белокурая головка.

— Угу, — бурчу, приводя себя в положение сидя.

Все тело ломило, в голове царил бардак, а на душе расцветала тоска. Почему именно этот сон? Почему именно сейчас. Наверное, я слишком часто вспоминаю войну, забывая о том, как именно она кончилась.

Как бы сильно я не бежала от прошлого, как бы остервенело не отгоняла от себя воспоминания, мне никуда не деться от собственных грехов. Надо признать, за все прожитые стандарты их у меня скопилось не мало. И лишь воспоминания о некоторых вызывают почти физическую боль в растерзанном сердце.

— Ты еще долго? — послышалось требовательное сопение над ухом.

Смотрю на ребенка мутным взглядом, чувствуя, как просыпается зверский голод. Возмущенное бурчание желудка, только подтверждает недвусмысленные намеки организма.

— Голодная, да? — сочувствует ребенок. — На конфетку.

Перед моим носом появляется раскрытая ладошка с конфетой на ней. Чувствую себя животным, которое пытаются приручить.

Глянув скептически на конфету, потом на девчонку, а затем вновь на конфету, быстрым движением забрала лакомство с детской ладошки. Если надо я и питомцем домашним побуду, лишь бы кормили нормально. В последнее время кишки все чаше скручивает голод, что может означать лишь одно, я развиваюсь с невероятной скоростью. Даже интересно, как долго это продлится. На каком возрасте я застряну на этот раз? Или то, что со мной происходит, есть процесс самого настоящего старения? Того самого старения с летальным исходом?

Конфета отправилась в рот, расплываясь на языке причудливым калейдоскопом ощущений. И совершенно неожиданно мозг вычленил один из знакомых вкусов. И еще один, и еще.

А конфетка-то не простая! Внимательно приглядываюсь к человеческому детенышу. И кто ж тебя такую маленькую пичкает столь сильными препаратами? Кто ж тебя такую хорошую накачивает запрещенной химией?

Само собой я не ходячая химическая лаборатория, что бы определять в продукте то или иное вещество, но слишком уж знакомый вкус у конфетки. Правда, в меня эту дрянь заливали без каких-либо вкусных добавок. Тело вмиг покрылось липкой испариной.

Ох зря я это вспомнила. Вот и сейчас, как много-много стандартов назад, я блевала кровью прямо на полу.

— Кхар! — ругнулась я, вытирая губы рукавом.

— Фу! — шарахнулась девочка.

— И не говори, — кивнула я, чувствуя, как постепенно очищается организм.

Пожалуй, данный случай один из немногих, когда я действительно рада наличию в своих жилах проклятой крови.

— Надо было раньше сказать, что у тебя аллергия на конфеты, — морщится ребенок.

Не у меня, а у моей крови, которая не позволяет внешним факторам вмешиваться в окончательно сформированный организм. Ну, или почти окончательно, не зря ж меня так на пожрать последние стандарты тянет.

— А ты эти конфеты еще кому-нибудь давала? — поинтересовалась я.

— Ну да, — кивнуло белокурое дитя. — Одному из телохранителей.

— И как? — я аж вперед подалась.

— Не знаю, — просто отвечает моя собеседница. — Я его больше не видела.

Сам умер или помогли? Скорее всего помогли, поскольку от одного двух приемов препарата мутации не будет, по крайней мере у подопытного. Результат проявляется уже у первого поколения.

— А кто дает тебе эти конфетки? — поднимаюсь на ноги.

— Папа и доктор, — пожимает она плечами. — Наверное, надо позвать роботов-уборщиков?

— Сама справлюсь, — отмахиваюсь от предложения. — А папа разве не запретил тебе делиться своими конфетками?

— Откуда знаешь? — расширились глаза ребенка.

— Просто предположила, — пожимаю плечами. — Я где-то слышала, что эти конфеты особые, и не всем их можно есть. Ты рассказала папе, что поделилась ими с телохранителем?

— Доктору.

Вздохнув, достаю из потайного кармана в ботинке дэпликатор.

— Глаза закрой, — говорю девочке.

Та послушалась, и я последовала ее примеру, нажав на кнопку. Вспышка света, и можно быть уверенной в том, что мой генетический материал полностью стерт. Теперь осталось найти какую-нибудь тряпку и стереть чуть подсохшую жижу с пола.

— Странная ты, — выдает ребенок. — Как тебя зовут?

— Ина. А тебя? — пытаюсь соблюсти этикет.

— Мария.

— Рада с тобой познакомиться, Мария, — лучисто улыбаюсь, найдя стерильные салфетки рядом с аппаратом напитков. — Кстати, как ты сюда попала?

— Ножками, — совсем не по-детски хмыкнула девчонка.

— Логично, — кивнула я своим мыслям. — Но что ты здесь забыла?

— Скучно, — призналась Мария. — Как только прилетаем на эту планету, так меня из центра почти не выпускают. Постоянно проверки, тесты, лекарства — достали.

— Зачем это все? — нахмурилась я.

— Я болею, — поясняет ребенок.

— Интересно, чем?

— Мне не говорят, — вздыхает девочка.

— А у тебя другой еды нет? — смотрю на нее.

— Нет. Я тебе конфетку дала, лишь потому, что у тебя живот слишком громко бурчал.