Обмен времени - Стасс Бабицкий
Кстати, насчёт расслабиться. По вечерам он частенько крутил здесь порно. Мультистекло лучше телевизора: объемная картинка во всю стену, долби-звук, а можно поколдовать с настройками и появится даже запах потных тел. Словно за спаривающимися великанами подглядываешь, честное слово…
Днём уделял внимание новостям. Вылавливал из мутного информационного потока скользких рыбёшек. Сплетни. Ага, эти двое на грани разрыва, жена застукала крупного чиновника в постели с няней. А этот при смерти, — смотри-ка, ведь ровесник, сорок три года всего, а как себя запустил, — гастроли, пьянки, изнурительные оргии. Хорошо! Просто великолепно, если ты лучший в городе специалист по разводам и делёжке наследства.
Игорь как раз такой и есть. Поэтому вместо окна в необъятном кабинете постоянно включён зеркальный фон. Следить за своими движениями и осанкой. Контролировать выражение лица. Любоваться косматыми бакенбардами, горбинкой на носу и волевым подбородком. Он научился наполнять глаза искрами неподдельного интереса к собеседнику, даже когда адски хочется зевнуть или почесаться. Гонорары сразу выросли втрое. Что ещё надо для счастья?!
— Хх… Хх… Хх…
Приглушенный хрип донёсся из-за шкафа. Антикварные часы с кукушкой. Вместо птицы на пружине выпрыгивает клоун, охрипший от старости. А ведь когда-то кричал «хи-хи». Рухлядь плохо вписывалась в модный интерьер, давно стоило выбросить. Но слишком дорога память о первом выигранном суде. Тогда, на заре карьеры, на юного адвоката скинули «мертвое» дело: актер зарепетировался до полного помешательства — стал душить женщин направо и налево. Жену и ту не пощадил. Что сказать в защиту безумного Отелло? Присяжные изначально настроились против. Тётки постервознее поджимали губы, а хлюпик в галстуке стыдливо отводил глаза. Ясно, как проголосуют: клиент обречён на пожизненное. Но побороться надо.
«Да я и не спорю. Виновен, господа, виновен!» — так началась блестящая речь, позднее напечатанная во всех газетах и включённая, пусть не в учебники, но в пособие по внеклассному чтению для студентов юридического факультета. — «Но давайте разберёмся: в чем именно он виноват. Молодые и талантливые актёры в театрах ничего не решают. Не могут стукнуть кулаком по столу и потребовать: хочу сыграть роль мавра. Нет, выбирает режиссёр. Смотрит на труппу, как на коробку ассорти…»
Тут он достал из-под вороха папок на столе шоколадный набор в блестящей упаковке, изрядно удивив судью и прокурора. Жюри так и вовсе разинуло рты, а это представление как раз для них.
«Приговаривает: а дай-ка вот этого попробую. Ой, начинка не понравилась. Горьковат!» — зрители прыснули смешками, когда адвокат надкусил конфету и бросил на пол. — «А этот сгодится? Нет, слишком миндальный!»
Ещё одну сладкую пирамидку припечатал каблуком потертой туфли. По залу зашелестели шепотки, а с галерки какой-то репортёр глумливо крикнул: «Непростые бонбошки-то! Видать ликёр в голову ударил!» Но его зашикали более опытные коллеги — интересно же, куда вырулит молодой защитник. А тот продолжал, совершенно не смутившись.
«Режиссёру, этому зажравшемуся барину, видимо никто не сообщил, что крепостное право в нашей стране давно отменили. Этот тиран и самодур два месяца доставал актера придирками на репетициях. А за неделю до премьеры — пошел вон! Выгнал пинком под зад: пойди и научись душить женщин. Представляете? Подтолкнул человека с уже истерзанной психикой… К убийству!»
Игорь не оглянулся на ахнувший зал, он буравил взглядом самого тщедушного из присяжных. Если сломается этот, то и остальные посыплются вслед за ним.
«Ваш начальник, наверняка, тоже злобный диктатор?»
Тот боязливо кивнул, вжимая голову в плечи.
«Я так и знал. Большинство тех, кто нами управляет — редкостные сволочи, упыри и грымзы. Подобная ситуация знакома многим. Да что там — каждому. Босс даёт команду: сделай то-то, иначе уволю! Под таким давлением вы ведь не сможете отказать?»
Хлипкий покачал головой. То же самое сделали ещё трое из заветной дюжины.
«Вот и мой подзащитный не возразил. В его уставшем и больном мозге, забитом репликами дикого ревнивца — героя Шекспира, — сгорели предохранители. Не выдержали высокого напряжения. В голове помутилось. Он стал тряпичной марионеткой Отелло в руках жестокого Карабаса-Барабаса!»
Теперь уже шестеро присяжных смотрели на актера с заметным сочувствием. На то и был расчёт. Никто не любит своего шефа. Спросите любого сотрудника: во всех проблемах и напастях виноват этот… (добавьте любое ругательство, по вкусу). А себя, наоборот, все склонны выгораживать. Глядишь, и себе подобного оправдают.
«Режиссер давил не ради искусства, понятное дело. Плевать ему на успех и аплодисменты. Куда важнее барыши. Знаете, что сделал этот мерзавец после премьеры? Забрал свою зарплату — полный чемодан денег! — и уехал в Швейцарию. Отдыхает там. По ночам не ворочается. Совесть вряд ли такого замучает. Хотя настоящий виновник, — подстрекатель всех этих убийств, — именно он!»
Приговор вынесли до того мягкий, что хоть зайца игрушечного набивай: три года в психиатрической лечебнице. Про тюрьму не заикались. Актёр поболел да и выздоровел. Сейчас блистает во всех крутых сериалах, соглашается лишь на главные роли и миллионные гонорары. Уголовное прошлое не мешает, наоборот, продюсеры радуются этой «изюминке». Ведь зрительницы будут обсуждать у экранов: «Это он? — Который? — Ну, тот, что жену придушил! — А, точно. Вроде он. — Давай-ка посмотрим…» Успех мыльной опере гарантирован, а система Станиславского тут вообще не нужна, достаточно брови нахмурить в кадре… Психике звезды ничто не угрожает!
— Хх… Хх… Хх…
Игорь считал хриплые клоунские потуги, сперва про себя, а под конец уже и вслух.
— Десять… Одиннадцать… Двенадцать!
Полночь открыла новую страничку в электронном календаре, на зеркальном стекле проступили метровые цифры, а металлический голос озвучил:
— Пятое сентября две тысячи двадцать четвертого года. Запланировано три встречи и пять мероприятий. Прогноз погоды…
Беглый просмотр показал — ничего особенно важного. Можно все отменить и проваляться целый день в кровати. Желательно, не в одиночку. Хотя нет,
