Генри Олди - Шутиха. Фантастические произведения

Галина Борисовна тоже знала Ипполита. Ипполит был концертмейстером в детском саду «Жужелица», а по совместительству — просветленным дзен-буддистом. В его понимании «завтра» не наступало никогда.

— Настя хочет завести шута, — вдруг сказала она. — Игорек, слышишь? Наша дочь собралась обзавестись шутом. Будет выгуливать его на поводке, как Вован. Наносить побои средней степени. Разгружать психику. Игорек, ты что-нибудь понимаешь?

— Пусть возьмет это ничтожество. — Щеки Зямы просветлели и колыхнулись. — Прирожденный паяц. Представляешь, Гарик, он уже трижды отказал мне в публикации. Трижды! За полгода. Дескать, мое творчество плохо подходит к тематике журнала «Нефть и газ». Я у него спрашиваю: а твое? твое драное творчество?! Оно хорошо подходит к тематике?! И этот скоморох мне отвечает: я в «Нефти и газе» работаю. А публикуюсь я в «Новом хозяине». Нет, ты понял? Это ничтожество — новый хозяин, а я даже к нефтегазу не подхожу!

Гарик взял ломтик лимона. Посмотрел на просвет:

— Зямочка, не унижайся. Потомки оценят. И ты, Галочка, успокойся. У девочки трудный период. Сейчас многие заводят — семью, машину, собаку...

— Но ведь не шутов?

— Я бы завел, — сказал Зяма. — Я бы читал ему стихи. Но у меня нет денег на шутов. Мои шуты — бесплатные. Они публикуются в «Новом хозяине».

Лимонный монокль в глазу придавал Гарику странную значительность: комично-породистую. Опытные циркачи, рожденные, что называется, в опилках, шепчутся меж собой: таким бродит ночью под куполом шапито призрак барона Вильгельма фон Шибера, безумного лотарингца, променявшего титул на любовь акробатки Нинель, а шпагу дворянина — на погремушку клоуна. Шаповал была не в курсе балаганного фольклора, но если повествование ведут Третьи Лица, сведущие во всяких материях, то стоит ли удивляться разнообразию сравнений?

Впрочем, монокль вскоре был съеден, и образ развеялся.

— Мальчики, у меня сегодня был трудный день. Я иду спать.

— Спокойной ночи, дорогая. Не возражаешь, если я в среду соберу мальчишник? Человек на десять? Тихонечко, интеллигентно...

— Она не возражает, — сказал Зяма. — Галка всегда была умницей. А в сравнении с этим ничтожеством — так и вовсе царицей Савской. Галка, ты прелесть. Я посвящу тебе поэму.

И умница не стала возражать. Пусть будет мальчишник.

Пожалуй, этот диалог мы могли бы дать как-нибудь иначе. Более прозаически, что ли? Но увы — ночь. В смысле темно. И в спальне не горит даже крохотного ночничка. Ничего не видно; лишь смутный монблан кровати, и сквозняк надувает паруса оконных гардин. Плывет бригантина во тьме, скрежеща такелажем, впитывая ледяной огонь звезд. Воет на Москалевском пустыре собака: по покойнику или так, от волчьей тоски. А может, умелый звукооператор врубил запись лая и курит себе в кулачок, пуская дым за дверь будки. Луна отражается в стекле, прикидываясь портретом лысого дядьки. Очень умного. С бородкой. Скорее всего дядька — поэт. Слегка похожий на Зяму, но вряд ли.

Будем считать, это Шекспир.

Или кто-то, все же больше смахивающий на Шекспира, нежели на Зяму.

Плывет бригантина в ночь, со сцены в зал, и все никак не доплывет до пристани...

Немного отдохнуИ двину вновь на штурм твоих ушей,Для моего рассказа неприступных.Какой кошмар! И кто? Родная дочь,Оплот моих надежд, отрада жизни,Которую я сызмальства люблю,Как сорок тысяч кротких матерей,И сорок тысяч бабушек, и сорокМильонов безответственных отцов...

Нехама, делай ночь.

Оставь цитаты!Постмодернизм нас больше не спасет.А вдруг он будет злобный маниак?Садист? Убийца? Сумрачный урод,В тельняшке драной, с гнусным бубенцом,В портках с дырой, с ухмылкой идиота,С громадным несусветным гонораромЗа выходки дурацкие его,О, сердце, разорвись! И я самаДолжна купить для дочери шута! Позор! Позор!

Вчера по TV-6,По окончанье буйного ток-шоу«Большая стирка», но перед началомПрограммы «Глас народа», что люблюЯ всей душой, от суеты усталой,За пафос несгибаемый и мощь,Крутили малый ролик о шутах.Я внял ему. Когда б не здравый смыслДа возраст, я бы тоже приобрелПростого дурака. Как член семьи,Комичный, резвый и трудолюбивый,Ужимками забавными да песнейОн развлекал бы нас. Придя с работы,Ты слышала бы оживленный смех,И на твои уста, где деловитостьДавно сплела стальные кружева,Сходила бы здоровая улыбка.В том ролике, где выдумка рекламыСплелась в объятье с веским аргументом,Один профессор — мудрый человек,Чьи кудри убелили сединойНе только годы, но и снег познанья,Вещал про положительный эффектОбщения с шутом.

О, продолжай!

Он говорил: мол, шут снимает стрессыИ гнет последствий их, что тяготитСограждан наших. Крайне благотворноВлияет на сознание клиента,А также подсознанье; альтер эгоОт выходок веселых дуракаПриходит в норму. КровообращеньеСтановится таким, что зло инфарктаБежит того, кто водится с шутом.Естественность и живость поведеньяРастет день ото дня. Да, наша дочьПошла в меня! Удачные идеиАнастасию любят посещать.Я думаю, что в частном разговоре,Отец и друг, я смутно подтолкнулЕе к решенью: мужа потеряв,Обзавестись домашним дураком,Весельем утешаясь. Это я,Я надоумил! Кто ж, если не я?!

Женщина встает, подходит к окну. Тихо, неслышно для мужа.

Конечно, ты! Ты в мире сделал все.Возвел дома, разбил густые парки,Сельдь в море изловил, летал в ракете,Постиг у-шу, цигун и карате,Ходил в походы, покорил Монблан,Играл в театре, Зяму научилПисать стихи, и семистопный ямбПридумал тоже ты. В том нет сомнений.Ты гений «если бы». А я — никто.Я — скучная подкладка бытия,Фундамент для затей, что ты и НастяБез устали творят. Я — фея будней,Что Золушек каретами снабжаетИ жалованье кучеру дает,Чтоб кучер бывшей крысой притворился,Не разрушая сказки. Я есть я.Мой милый мальчик, прожектер седой,Бездельник томный, я тебя люблю.За что? За то, что ты живешь не здесь.Ведь двое мне подобных никогда быНе ужились друг с другом в тесном «здесь».Надумай я обзавестись шутом,Была бы то пустая трата денег.Мечом судьбы рассечена толпа:Одним назначен крест, другим — колпак.

Давай-ка спать...

Глава третья