Ким Робинсон - Зеленый Марс
Закопав Саймона в песок, они шагали под тускнеющим куполом, пытаясь вести себя так, будто реальность не разорвалась вдруг на части, выхватив одного из них. Ниргал не мог поверить в происходящее. Они с трудом шли к деревне, дыша на руки, разговаривая вполголоса. Ниргал тащился рядом с Владом и Урсулой, страстно желая хоть какого-нибудь успокоения. Урсула была печальна, Влад пытался приободрить ее.
– Он прожил больше ста лет, мы можем сколько угодно говорить, что смерть его была преждевременной, но это насмешка над теми бедолагами, которые умерли в пятьдесят, или в двадцать, или в год.
– И все-таки его смерть была преждевременной, – упрямо повторила Урсула. – С омоложением – кто знает? – он мог бы прожить и тысячу лет.
– Я не уверен. Мне кажется, омоложение в действительности затрагивает не каждую часть нашего тела. А со всей этой радиацией у нас может быть гораздо больше проблем, чем мы думали поначалу.
– Возможно. Но если бы мы были на Ахероне с полным персоналом, биореактором и всем оборудованием, я готова спорить, мы бы его спасли. И тогда ты не мог бы утверждать, сколько еще ему осталось бы прожить. Я знаю, что его смерть преждевременна.
Она пошла быстрее, чтобы остаться одной.
Той ночью Ниргал вовсе не мог уснуть. Он видел операции по пересадке костного мозга, вспоминал каждый момент и представлял себе обратный поток в системе, который мог бы заразить его раком. А может, он заразился через прикосновения? Или просто через тот последний взгляд, который Саймон бросил на него?! Так что он теперь болен тем, что они не могут излечить, и скоро умрет. Закостенеет, онемеет, перестанет двигаться и умрет. Это и есть смерть. Сердце колотилось, его прошибал пот, и он плакал от страха. Нет возможности избежать смерти, и это ужасно. Ужасно вне зависимости от того, когда это случится. Ужасно, что весь цикл был задуман так изначально: что он будет повторяться снова и снова, они будут рождаться, чтобы потом умереть навечно. Тогда зачем вообще жить? Это было слишком странно и слишком страшно. И он трясся всю долгую ночь, а его разум метался по кругу в страхе смерти.
После этого Ниргал с трудом мог концентрироваться. Он начал постоянно чувствовать отстраненность от всего, будто проваливался в белый мир и не мог ухватиться за зеленый.
Хироко заметила эту проблему и предложила ему отправиться с Койотом в одно из путешествий. Идея шокировала Ниргала, ведь он никогда раньше и шагу не делал за пределы Зиготы. Но Хироко настаивала. Ему уже семь, говорила она, он почти уже стал мужчиной. Пришло время взглянуть на поверхность мира.
Спустя несколько недель к ним заглянул Койот, и когда он снова засобирался, Ниргал поехал с ним, заняв сиденье второго пилота в его похожей на валун машине и тараща глаза на пурпурную арку вечернего неба из-за низкого лобового стекла. Койот сделал круг, чтобы он смог полюбоваться огромной и сияющей розовой полярной шапкой, возвышавшейся над горизонтом, словно гигантская восходящая луна.
– Трудно представить, чтобы что-нибудь настолько огромное могло когда-нибудь растаять, – сказал Ниргал.
– Ну, это займет некоторое время.
Они неспешно ехали на север. Их машина была замаскирована – покрыта полой каменной оболочкой, температура которой регулировалась и соответствовала температуре окружающей среды. На передней оси располагалось устройство, считывающее рельеф поверхности и передающее его на заднюю ось, где механические скребки восстанавливали рисунок, заметая следы их колес, возвращая камням и песку ровно ту форму, которую они имели изначально. Так что они при всем желании не могли мчаться с большой скоростью.
Очень долго они путешествовали в молчании, хотя молчание Койота отличалось от молчания Саймона. Он мычал, бормотал, переговаривался тихим напевным голосом со своим искином на языке, который был похож на английский, но оставался непонятен. Чувствуя неловкость и робость, Ниргал пытался сконцентрироваться на маленьком фрагменте окна. Местность вокруг южной полярной шапки представляла собой ряд широких плоских террас, и они спускались с одной на другую по дороге, которая, казалось, была заложена в память компьютера. Вниз, терраса за террасой, пока не стало казаться, что полярная шапка стоит на своего рода огромном пьедестале. Ниргал вглядывался во тьму, впечатленный размерами вещей, но счастливый от того, что они не были такими уж грандиозными, как во время его первой прогулки наружу. Это случилось очень давно, но он прекрасно помнил то ошеломляющее изумление.
Сейчас он не чувствовал ничего подобного.
– Я думал, все будет гораздо больше, – сказал он. – Полагаю, дело в кривизне поверхности земли, в конце концов, это маленькая планета.
Как говорилось в планшете: «Горизонт не дальше, чем один край Зиготы от другого!»
– Ага, – ответил Койот, бросив на него взгляд. – Лучше тебе не говорить этого в присутствии Большого Человека, он тебе задницу надерет за такое. Кто твой отец, мальчик? – добавил он.
– Я не знаю. Хироко – моя мать.
Койот фыркнул.
– Если хочешь знать мое мнение, Хироко слишком далеко зашла с матриархатом.
– Вы говорили ей об этом?
– Ручаюсь тебе, но Хироко слушает меня, только когда я говорю то, что она хочет услышать. – Он хохотнул. – Как и все прочие, верно?
Ниргал кивнул, невольная усмешка разрушила его попытки остаться невозмутимым.
– Хочешь узнать, кто твой отец?
– Конечно. – На самом деле он не был в этом уверен. Отец мало значил для него, и он боялся, что его отцом может оказаться Саймон. В конце концов, Питер был ему как старший брат.
– В Вишняке есть оборудование. Можем попробовать узнать там, если хочешь. – Койот покачал головой. – Хироко такая странная. Когда мы с ней встретились, я и подумать не мог, что дойдет до этого. Конечно, тогда мы были молоды, почти так же молоды, как ты, хотя тебе трудно будет поверить в это.
Ниргалу действительно не верилось в подобное.
– Когда я встретил ее, она была просто юной студенткой, экоинженером, умной, как черт, и сексуальной, как кошка. В ней не было ничего от богини-матери мира. Но постепенно она начала читать разные книги, и отнюдь не технические руководства, это продолжалось так долго, что к тому моменту, как она попала на Марс, она уже была чокнутой. На самом деле, она свихнулась гораздо раньше. К счастью для меня, ведь именно поэтому я здесь. Но Хироко, о боже!.. Она была убеждена, что история человечества с самого начала развивалась неправильно. На рассвете цивилизации, заявляла она мне очень серьезно, существовали Крит и Шумер. На Крите была мирная торговая культура, управляемая женщинами, полная искусства и красоты – по факту, Утопия, где мужчины были акробатами, сражавшимися с быками весь день и ублажающими женщин всю ночь. Женщины беременели и боготворили своих мужчин, и все были счастливы. Все выглядит прекрасно, за исключением быков. Тем временем Шумер управлялся мужчинами, которые изобрели войну и захватывали все, что попадалось им на глаза, порабощая целые империи, так с тех пор и повелось. Никто не знает, говорила Хироко, что могло бы произойти, если бы у этих цивилизаций был шанс вступить в борьбу за власть над миром, потому что на Крите случилось извержение вулкана, и мир упал в руки Шумера, да так и остался в них по сей день. Если бы только этот вулкан поразил Шумер, говаривала она мне, все было бы иначе. И может быть, это правда. Потому что история едва ли могла бы стать темнее, чем наша.
Такая позиция удивила Ниргала.
– Но теперь, – осмелился возразить он, – мы начинаем все заново.
– Верно, мальчик! Мы первобытные элементы неизвестной цивилизации. Живем в своем собственном техно-минойском матриархате. Ха! Мне и самому это нравится. Мне кажется власть, которую забрали наши женщины, не так уж интересна. Власть – это другая сторона рабства, помнишь этот отрывок из книги, которую я заставлял вас читать? Хозяин и раб носят одно ярмо. Анархия – единственная настоящая свобода. Что бы женщины ни делали, все оборачивается против них. Когда они всего лишь самки, они работают до смерти. Но когда они становятся королевами и богинями, они работают еще больше, потому что к обычному труду присовокупляется бумажная работа! Это не для нас. Будь благодарен за то, что ты мужчина и свободен как небо.
Ниргалу такой взгляд на вещи казался своеобразным. Но это был способ справиться с красотой Джеки, с ее невероятной властью над его разумом. Так что Ниргал устроился поглубже в своем кресле, разглядывая белые звезды в черном небе и думая о небесной свободе. Свободен как небо!
Южный полюс Марса
Это случилось 22 марта 32-го М-года, LS = 4,20, и южные дни становились короче. Каждую ночь Койот упорно вел их машину запутанными, невидимыми тропами по территории, которая становилась все более и более складчатой по мере того, как они отдалялись от полярной шапки. Днем они останавливались на отдых, а все остальное время ехали. Ниргал старался бодрствовать, но всякий раз засыпал во время ночного перехода и спал еще часть дня, пока день и ночь, время и пространство не перепутались для него окончательно.
