Лестер Дель Рей - Звезда по имени Нора. Заповедная зона

Позади что-то звякнуло. Он обернулся.

Чашка с блюдцем, не прибранные после обеда, плавали в воздухе!

Он зажмурился, потом медленно открыл глаза. Да, все правильно, чашка с блюдцем летают по воздуху! Словно бы неспешно, лениво вальсируют. Изредка чуть касаются друг друга, будто целуясь, и опять расходятся. И вдруг опустились на стол, раз-другой легонько подскочили, как мячики, и затихли.

Может быть, сам того не заметив, он тоже подхватил «болезнь Белова»? Вдруг бывает и так, что без головных болей, без скачков температуры сразу наступает последняя стадия — галлюцинации?

Из больницы донеслись какие-то странные звуки, и О’Брайен, даже не подумав натянуть скафандр, кинулся туда.

Несколько одеял плясали в воздухе, точь-в-точь как перед тем чашка с блюдцем. Кружились, словно подхваченные вихрем. Он смотрел, ошарашенный, не помня себя, а тем временем в воздух взмыла еще какая-то мелочь — градусник, коробка, брюки.

А больные тихо лежали на койках. Смейзерс, видно, тоже достиг четвертой стадии. Так же беспокойно перекатывается голова на подушке и тот же непонятный, леденящий душу взгляд.

А потом О’Брайен обернулся и увидел, что койка Белова пуста! Что случилось: он поднялся в бреду и, не сознавая, что делает, поплелся куда-то? Или ему стало лучше? Куда он девался?

О’Брайен стал тщательно обыскивать корабль, опять и опять окликая русского по имени. Переходя, из отсека в отсек, добрался до рубки. Но и здесь пусто. Где же Белов?

Растерянно кружа по тесной рубке, он нечаянно глянул в иллюминатор. И там, снаружи, увидел Белова. Без скафандра!

Невозможно, немыслимо! Ничем не защищенному человеку и минуты не прожить на мертвом, голом Марсе, здесь нечем дышать! И, однако, Николай Белов шел по песку беззаботно, как по Невскому проспекту. А потом очертания его фигуры странно расплылись — и он исчез.

— Белов! — во все горло заорал О’Брайен. — Да что же это, Господи! Белов! Белов!!!

— Он пошел посмотреть марсианский город, — раздался голос за спиной у О’Брайена. — Он скоро вернется.

Штурман круто обернулся. Никого. Ну, ясно — совсем спятил.

— Нет, нет, — успокоил тот же голос.

И прямо из пола, будто он прошел не сквозь сталь, а сквозь туман, неторопливо поднялся Том Смейзерс.

— Что с вами со всеми происходит? — ахнул О’Брайен. — Что все это значит?

— Пятая стадия «болезни Белова». И последняя. Пока что ее достигли только мы с Беловым, для остальных она наступает сейчас.

О’Брайен ощупью добрался до кресла и сел. Пошевелил губами, но не мог выговорить ни слова.

— Ты думаешь, от «болезни Белова» мы становимся какими-то кудесниками, — сказал Смейзерс. — Не в том дело. Прежде всего это никакая не болезнь.

Впервые Смейзерс посмотрел ему прямо в глаза — и О’Брайен невольно отвел свои. То был не просто страшный, пугающий взгляд, каким Смейзерс посмотрел раньше с больничной койки. Было так, словно… словно это вовсе и не Смейзерс. А кто-то непонятный, неведомый.

— Так вот, всему причиной микроб, но не паразитирующий в организме. А сосуществующий с ним. Это симбиоз.

— Симбиоз?

— Этот микроб вроде кишечной флоры — он полезен. Необыкновенно полезен.

О’Брайену почудилось, что Смейзерс с трудом находит нужные слова, подбирает их так старательно, будто… будто говорит с малым ребенком, несмышленышем!

— Да, верно, — сказал Смейзерс. — Но я постараюсь тебе объяснить. Микроб гнездился в нервной системе марсиан, как кишечные бактерии гнездятся у нас в желудке и кишечнике. И те, и другие — микробы симбиотические, и те и другие помогают организму, в котором существуют, повышают его жизнедеятельность. «Микроб Белова» действует внутри нас как своего рода нервный трансформатор, он почти в тысячу раз умножает духовную мощь.

— То есть ты стал в тысячу раз умней прежнего?

Смейзерс сдвинул брови.

— Трудно объяснить. Да, если угодно, в тысячу раз умней. На самом деле в тысячу раз возрастают все духовные силы и способности. Разум — только одна из них. Есть еще много других, например, способность к передаче мыслей и преодолению пространства, прежде они были ничтожны и оставались почти незамеченными. Вот, к примеру, где бы ни был Белов, мы с ним непрерывно общаемся. Он почти полностью владеет окружающей средой, и она не может физически ему повредить. Чашка, одеяла и все прочее, что так напугало тебя, летали по воздуху, когда мы стали делать первые неуклюжие опыты с нашими новыми способностями. Нам еще предстоит очень многому научиться и ко многому привыкнуть.

— Но… но… — в голове О’Брайена была такая сумятица, что он насилу ухватился за первую отчетливую мысль. — …но все вы были так тяжело больны!

— Этот симбиоз устанавливается не так-то легко, — согласился Смейзерс. — И человеческий организм не в точности таков, как марсианский. Но теперь все это позади. Мы возвратимся на Землю, распространим там «болезнь Белова», если хочешь и дальше так это называть, и займемся исследованием времени и пространства. Хотелось бы разыскать марсиан там… в том месте, куда они переселились.

— И тогда пойдут уж такие войны, каких мы и в страшных снах не видали!

Тот, кто был прежде помощником инженера Томом Смейзерсом, покачал головой:

— Войн больше не будет. Среди тысячекратно возросших духовных способностей есть одна, связанная с тем, что можно назвать нравственными понятиями. Мы, кто прилетел сюда, в силах предотвратить любую готовую сейчас разразиться войну — и предотвратили бы. Но когда нервная система жителей Земли соприкоснется с «микробом Белова», всякая опасность минет безвозвратно. Нет, войн больше не будет.

Молчание. О’Брайен пробует собраться с мыслями.

— Что ж, — говорит он. — Не зря мы слетали на Марс, кое-что мы тут нашли, верно? И если возвращаться на Землю, я, пожалуй, пойду выверю взаимное положение планет и рассчитаю курс.

И опять еще отчетливей, чем раньше, это странное выражение в глазах Смейзерса.

— Не нужно, О’Брайен. Мы возвратимся не тем способом, каким прилетели сюда. Мы это проделаем… ну, скажем, быстрее.

— И то ладно, — нетвердым голосом сказал О’Брайен и поднялся. — А покуда вы тут разработаете все в подробностях, я натяну скафандр и сбегаю в этот самый марсианский город. Я тоже не прочь подхватить «болезнь Белова».

Тот, кто был прежде Томом Смейзерсом, что-то проворчал. О’Брайен остановился как вкопанный. Он вдруг понял, что означает странный, пугающий взгляд, каким смотрел на него тогда Белов, а теперь Смейзерс.

В этом взгляде была безмерная жалость.

— Да, верно, — необычайно мягко и ласково сказал Смейзерс. — Ты не можешь заразиться «болезнью Белова». У тебя природный иммунитет.