Мэрион Брэдли - Верховная королева (Туманы Авалона - 2)

Моргейна кивнула: этот опыт был ей не внове. Давным-давно, когда она пила настои священных трав, есть она могла лишь самую малость хлеба и плоды; даже сыр и вареная чечевица казались слишком сытными; даже от них ей делалось дурно.

- Но куда же ты направляешься теперь? - осведомился Кевин и, услышав ответ, уставился на нее во все глаза, точно на безумную. - В Каэрлеон? Но зачем? Там же ничего нет... наверное, ты не знаешь, и трудно же мне в это поверить!.. Артур отдал Каэрлеон одному из своих рыцарей, отличившихся в битве. А в праздник Пятидесятницы вместе со всем двором перебрался в Камелот - этим летом вот уж год тому будет. Талиесину очень не понравилось, что Артур справил новоселье в день христианского праздника, но тот хотел порадовать королеву: он теперь во всем к ней прислушивается. - Кевин еле заметно поморщился. - Но если ты не слышала о битве, так, наверное, не знаешь и того, что Артур предал народ Авалона и Племена.

Чаша с вином в руке Моргейны так и застыла в воздухе.

- Кевин, за этим я и приехала, - промолвила молодая женщина. - Я слыхала, будто Врана нарушила молчание и предсказала что-то вроде этого...

- Да это уже не только пророчество, - отозвался бард. Он неуютно заерзал и вытянул ноги, словно от долгого сидения на земле в одном положении тело его начинало болеть и ныть.

- Артур предал - но как? - у Моргейны перехватило дыхание. - Он ведь не отдал их в руки саксов?

- А, значит, ты и впрямь не слышала. Племена связаны обетом следовать за знаменем Пендрагона; так они клялись на церемонии возведения его в королевский сан, и до него - на коронации Утера... и малый народец, что жил здесь еще до прихода Племен, он тоже пришел, с бронзовыми топорами, кремневыми ножами и стрелами, - они, как и фэйри, на дух не переносят холодного железа. Все, все поклялись следовать за Великим Драконом. А Артур их предал... отказался от драконьего знамени, хотя мы в один голос умоляли, чтобы он передал стяг Гавейну или Ланселету. Но Артур дал обет, что на поле битвы при горе Бадон поднимет лишь знамя креста и Пресвятой Девы - и никакое иное! И так он и поступил.

Моргейна в ужасе глядела на собеседника, вспоминая коронование Артура. Даже Утер не давал такой клятвы народу Авалона! И отречься - от такого?

- И Племена его не покинули? - прошептала молодая женщина.

- Некоторые уже были близки к этому, - отозвался Кевин, с трудом сдерживая гнев. - А многие из Древнего народа, жители валлийских холмов, и в самом деле ушли домой, когда над войском подняли знамя с крестом, и король Уриенс не смог их удержать. Что до остальных... ну, мы-то знали в тот день, что саксы поставили нас, что называется, между молотом и наковальней. Или мы пойдем в битву за Артуром и его рыцарями, или судьба нам жить под саксонским владычеством, ведь это - та самая, давным-давно предсказанная великая битва. Кроме того, в руках у короля - волшебный меч Эскалибур из числа Священных реликвий. Похоже, даже Богиня сознавала, что, ежели в земле утвердятся саксы, ей же самой хуже придется. И Артур отправился на бой, и Богиня даровала ему победу. - Кевин протянул Моргейне флягу с вином, та покачала головой, и он отхлебнул сам.

- Вивиана уже собиралась приехать с Авалона и обвинить его в клятвопреступлении, - промолвил Кевин, - но ей не хочется делать этого перед всем народом. Так что в Камелот еду я, напомнить Артуру о его обете. А если он и теперь откажется внять, Вивиана поклялась, что сама явится в Камелот в тот день, когда все подданные обращаются к королю с прошениями; Артур же дал слово, что на Пятидесятницу лично всех выслушает и рассудит. И тогда, грозится Вивиана, она встанет перед королем, как самая обычная просительница, и сошлется на данную им клятву, и напомнит, какая участь ждет не сдержавшего слово.

- Дай Богиня, чтобы Владычице Озера не пришлось так унижаться, откликнулась Моргейна.

- И я тоже обратился бы к нему не со словами увещевания, но в гневе, но здесь не мне решать, - промолвил Кевин, протягивая руку. - А теперь не поможешь ли мне подняться? Думаю, кобыла моя довезет двоих, а если нет, то, добравшись до города, мы раздобудем лошадку и для тебя. Я бы, конечно, блеснул галантностью, под стать великому Ланселету, и уступил бы своего скакуна тебе, но... - И он указал на свое изувеченное тело. Моргейна рывком подняла его на ноги.

- Я сильная, я и пешком идти могу. Если уж покупать чего-то в городе, так надо бы раздобыть мне башмаки и нож. У меня с собой ни единой монетки нет, но я верну тебе долг, как только смогу.

- Ты - названая сестра моя на Авалоне, что есть у меня - все твое, так говорит закон, - пожал плечами Кевин. - И о долгах и платежах между нами не идет и речи.

Моргейна покраснела от стыда: вот, Кевину пришлось напомнить ей о принесенной некогда клятве! "Воистину, слишком долго пробыла я вне мира".

- Дай, я помогу тебе сесть в седло. Твоя лошадь постоит смирно?

- Если бы нет, так мало мне от нее было бы толку в одиноких разъездах! Так в путь - хотелось бы мне попасть в Камелот уже завтра.

В крохотном, угнездившемся среди холмов городишке они нашли сапожника, взявшегося починить Моргейнины башмаки, и древний бронзовый кинжал тоже присмотрели; человек, торгующий такого рода старьем, сказал, что со времен великой битвы в этом товаре недостатка нет. А еще Кевин купил ей приличный плащ, говоря, что обноски, подобранные ею на разоренном подворье, даже на чепрак не сгодятся. Однако остановка изрядно их задержала, и едва путники вновь выехали на дорогу, повалил снег, и быстро стемнело.

- Надо было нам остаться в городе, - промолвил Кевин. - Игрой на арфе я бы промыслил нам обоим и кров, и ужин. А один я бы заснул под изгородью или у стены, просто-напросто завернувшись в плащ. Но такой ночлег - не для леди с Авалона.

- С чего ты взял, что мне не приходилось ночевать у стены или под изгородью?

- Судя по твоему виду, Моргейна, еще как приходилось - в последнее время! - рассмеялся Кевин. - Но сколько бы мы не погоняли лошадь, в Камелот мы нынче ночью не доберемся; надо бы поискать укрытие.

Спустя какое-то время, сквозь снегопад, они различили темные очертания заброшенного строения. Даже Моргейна не сумела бы войти в него, не пригнувшись; по всей видимости, когда-то здесь был хлев, но так давно, что теперь даже запах скотины выветрился; но соломенная, обмазанная глиной кровля почти не обвалилась. Путники привязали лошадь и забрались внутрь; Кевин жестом велел Моргейне расстелить на грязном полу старые изодранные обноски, после чего оба завернулись в плащи и улеглись бок о бок. Но холод пробирал до костей; и наконец, заслышав, как молодая женщина стучит зубами, Кевин предложил прижаться друг к другу и укрыться двумя плащами, чтобы хоть немного согреться.