Владимир Васильев - Дальше в лес…

А мы пошли в другую сторону. Народ провожал нас удивленными взглядами. Было чему удивляться: два вождя сразу куда-то уходят — дело странное, и рюкзак у меня за спиной — штука невиданная и нелесная. Нет, всякие котомки и заплечные мешки у них тоже выращиваются, но такого чуда, как у меня за плечами, никому еще нафантазировать не удалось.

Я сделал несколько шагов и повернулся.

— Лава! — крикнул я.

Она тоже остановилась и повернулась на крик. На рожице ее светилась надежда.

— Лава, воды принеси! — показал я руками размер сосуда.

Она сорвалась с места и побежала домой. Через несколько минут прибежала с легкой тыквенной бутылкой на литр примерно, какие обычно вешают на пояс в дорогу. На одном боку — травобой, на другом — вода. Воды, конечно, в лесу полно, но не из болота же пить! Козленочком никто становиться не хочет, гиппоцетом тоже. А родники под каждым деревом не бьют.

— Ты как ветерок, радость моя, — улыбнулся я. — Теперь от жажды не помру.

— Вы куда? — тихо спросила она, видимо надеясь, что я потихоньку раскрою тайну.

— Кое-что проверить надо, — ответил я расплывчато. — А ты тут за порядком следи, чтобы наши друзья дров не наломали. Мы на тебя надеемся, — повторил я слова Старосты и поцеловал ее в лобик.

Лава тяжко вздохнула, но обиды во вздохе уже не слышалось.

Я повернулся и пошел к поджидающему меня Старосте.

— Ты только возвращайся, Молчун, — сказала она вслед.

— Да куда я денусь! — легко откликнулся я.

Место и правда было странное, нежилое. Не скажешь, что неживое, потому что хиленькие кустики да пучочки сухой травки подрагивали на легком ветерке, но после великолепия жизни в лесу, из которого мы только что вышли, пейзаж выглядел подозрительно. Но разбираться в таких загадках мне было недосуг. Да и что я в них понимаю? Примерно как верблюд в дельфинах. Меня интересовал холм, а он имел место быть и выглядел вполне подходяще. Лысая гора для шабаша местных ведьм. Как ни странно, каменистая. Я машинально по-хозяйски стал высматривать каменные обломки, прикидывая, что может пригодиться в нашем деревенском хозяйстве. Впрочем, каменные ножи и скребки в деревне были, и можно не сомневаться, что, скорее всего, отсюда.

На вершине ощущался ветерок, что меня порадовало. Не порывистый, а ровный, настойчивый — как раз то, что нужно моему летательному аппарату. Еще меня порадовало, что холм отстоял от леса достаточно далеко и возвышался прилично, — была надежда, что после взлета, если таковой состоится, я не ткнусь в кроны деревьев, а успею набрать высоту. Но все это только в том случае, если…

— Здоров ты по холмам лазить! — удивился Староста, наконец достигнув вершины, на которой я уже почти освоился. — Молодой, стало быть, хоть и дочка у тебя ровесница моей… Прости, что напоминаю.

— Я и не забывал, — махнул я рукой.

С содроганием сердца я начал извлекать содержимое из рюкзака. Внешне все выглядело как обычно. Только цвет крыла сначала показался белым, а по мере разворачивания выяснилось, что крыло прозрачное. Этого я не ожидал. Вообще оно ощущалось совершенно тонюсеньким и легоньким, как паучья паутина, но в отличие от паутины было, как и положено, сплошным.

Я разворачивал параплан, а Староста отходил все дальше и дальше, бледнея лицом. И большая борода не скрывала испуга. Но мне некогда было его разглядывать, ибо я разглядывал свою мечту.

Она была прекрасна и совсем такая, какой я ее вымечтал у одежного дерева. Я очень старательно мысленно конструировал этот параплан. В прошлой жизни мне это часто доводилось делать — все свои парапланы я конструировал сам, конечно, с помощью компьютера, но оказалось, что информация прочно засела в моей памяти.

Больше всего я боялся за системы строп. Сам-то я их хорошо представлял, но поняло ли меня дерево? Я ж ничего не рисовал, не давал размеров — все на уровне детального зрительного образа и устных распоряжений по размерам. Страшно, однако…

Но душа трепещет, а руки делают. Я действовал по доведенной до автоматизма схеме, к которой и Настёну приучал: разложил параплан подковой строго против ветра; проверил правильность подцепки подвесной системы к крылу; осмотрел крепление подвесной системы к куполу (тут не было, правда, никаких карабинов — ясно же, что дереву не под силу их сотворить, поэтому все было единым целым); проверил воздухозаборники на отсутствие залипаний — и сейчас не залипают, и потом не должны; проверил стропы на отсутствие перехлестов и на отсутствие в них посторонних предметов (ветки, трава); убедился в том, что они не цепляются за неровности грунта, — лысина у холма была гладенькая, ветрами и дождями отполированная. Мне это нравилось.

Я глубоко вдохнул и выдохнул воздух несколько раз, влез в подцепную систему — все оказалось точно по моему размеру. Можно было приступать к основной части предполетной подготовки.

Я взял передние свободные концы и клеванты в руки и принял исходное положение для подъема купола, еще раз проследил взглядом маршрут разбега — нет ли препятствий, оглянулся на купол, не зацепится ли за что при подъеме, — нет, вроде все свободно, никаких явных помех. Задрал голову — убедиться в отсутствии в воздухе летательных аппаратов, способных помешать выполнению полета, как написано в инструкции. Птиц поблизости не просматривалось, летающих деревьев тоже. А прыгающие, надеюсь, далеко.

Ну, теперь полагается доложить руководителю полетов о готовности к старту. Где нам взять руководителя? О, а Староста?

— Эй, Староста, — крикнул я вождю, испуганно взиравшему на мои приготовления. — Докладываю! К полету готов! Разрешите взлет!

— Ма… Ма… Ма… — пытался выдавить слово Староста. — Молчу-ун, ты это меня спраш-шиваешь?

— Тебя, Староста, ты у нас тут главный! Так разрешаешь взлет?

— А ты вернешься?

— Твоими молитвами… Конечно вернусь! Как вы без меня? Да и я как без вас?..

— Тогда разрешаю… Видеть хочу, пока жив… Хоть и страшно… за тебя…

Он попытался приблизиться, но я предостерег:

— Стой там, даже подальше отойди…

Он отбежал подальше, но взгляда от меня не отрывал. Значит, надо выглядеть красиво, чтобы остаться в памяти поколений. Ну, красиво выглядеть нам не привыкать — профессия такая.

Я привычным движением (и руки, и тело все прекрасно помнили!) поднял купол параплана с земли в полетное положение, ощутив, как он наполнился воздухом, превратившись из парашюта в крыло, и ожил, затрепетал на ветру.

Хотелось сразу ринуться сломя голову, но привычка настояла на своем: удерживая рвущийся в полет купол в полетном положении, я, задрав голову, проверил правильность и полноту раскрытия и наполнения крыла воздухом. Все было в норме, чего, честно признаюсь, не ожидал. Жаждал, надеялся — все это было в чрезмерных объемах, но не ожидал, глодало сомнение…