Ким Робинсон - У кромки океана

Кевин шагал к Оскару – рассказать о случившемся и спросить, законно ли, если он выйдет из партии, а будет занимать в Совете место ее представителя?

Оскар, обмозговав немного слова Кевина, произнес:

– Я вот как думаю. Дело в том, что когда ты «зеленый», то твоя политика в Совете – это политика «зеленых». Понимаешь, что я имею в виду? Тебе не нужно уходить из партии, ибо сейчас ты можешь просто заявлять: я провожу политику «зеленых». Кто-то станет возражать, у тебя возникнут затруднения с партией, и ты не будешь вписан в кандидаты на следующий срок. Зато – никаких проблем с законностью.

– Отлично. Я и не хочу переизбираться.

Но после того, что произошло в кабинете Джин, проводить вечернюю агитацию стало намного труднее. Многие просто не хотели вступать с Кевином в беседу – многие из тех, кто недавно желал идти вместе с ним. Им казалось, что Кевин сводит личные счеты, и они полагали, что знают причину этого.

Однажды вечером, после особенно утомительного хождения по дворам, Кевин, вернувшись домой, обнаружил, что внизу никого нет. Он стал подниматься к себе. Один… Рамона – с Альфредо, Том в море, Джилл в Бангладеше, родители – те вообще… От таких мыслей его стала бить дрожь, которая все усиливалась. Он еле успел зацепиться рукой за перила.

В проеме соседней комнаты показалась голова Томаса:

– Позднехонько возвращаешься!

– Томас! Что ты тут делаешь? Почему не топчешь клавиши?

– У меня переменка.

– У тебя? Не верится.

– Да-да, не шучу. Каждый иногда должен сделать перерыв.

– Позволь запишу твои слова, мы включим их, когда будем в очередной раз умолять тебя оторваться от монитора.

– Ну да, я, конечно, очень занят, и ты прекрасно это знаешь. Но недавно я обнаружил, что, если пересижу у экрана, правый глаз начинает дергаться. Как бы то ни было, спустимся-ка в кухню – может, Донна и Синди оставили немного пива в холодильнике?

Они сидели на кухне и разговаривали – так, обо всем: о Бобе и Йоши, Рафаэле и Андреа, Сильвии и Сэме. О себе. Кевин подумал: «А ведь моя жизнь становится похожей на существование этого чудака, моего соседа». Он уже понял это.

В другой раз, после своих вечерних мытарств он зашел в ресторан ратуши поужинать, решив, что тушеное мясо с перечным соусом и пиво – это то, что сейчас ему нужно. Стоял конец лета; закатное августовское солнце запалило деревья и стену двора напротив. Тишина. Вкусная еда.

Он уже заканчивал. Делия забрала его тарелку и отправилась за последней порцией пива, когда под окном возник Альфредо – наверное, вышел из палаты заседаний, двери которой находились на той стороне двора. Уже пройдя в чугунные ворота замысловатого литья, он заметил сидящего в зале ресторана Кевина. Тот уперся взглядом в стол перед собой, но краешком глаза наблюдал, как Альфредо помедлил – рука ухватилась за створку ворот, – а затем повернул и направился к его столу. У Кевина заколотилось сердце.

– Не возражаешь, если я присяду?

Кевин промычал что-то неопределенное. Альфредо нерешительно стоял подле него. После нескольких секунд дурацкой паузы, когда оба они вдосталь насытились неловкостью ситуации, Кевин наконец шмыгнул носом, пожал плечами, махнул рукой и пробормотал:

– Пожалуйста…

Пришедший отодвинул стул из белого пластика и с видимым облегчением сел. Подошла Делия, неся пиво; Альфредо заказал Маргариту[21]. Кевин, хоть и находился в полном расстройстве органов и чувств, все же заметил, как Делил безуспешно пытается стереть изумление со своего лица. Да, они действительно были на устах всего города.

Официантка удалилась; Альфредо сдвинулся на краешек сиденья и положил на стол локти. Рассматривая свои ладони, начал:

– Послушай, пожалуйста, Кевин… Мне… Я действительно сожалею, что так все произошло. С Рамоной, ты понимаешь… – он звучно глотнул. – Дело в том… правда, что… – Его взгляд оторвался от рук и встретился со взором собеседника. – Я ее люблю.

– Ну… хорошо… – Кевин неловко отвел глаза. Услышал, будто со стороны, свои слова: – Верю.

Альфредо шумно откинулся на спинку стула, всем своим видом снова выказывая облегчение. Отпил половину из бокала, который принесла Делия, и вновь опустил взгляд.

– Я будто перестал видеть, слышать… Ослеп. – Альфредо говорил тихим голосом. – Мне очень жаль. Догадываюсь, что именно это было причиной всего, что случилось. Понимаешь… – Он, похоже, никак не мог закончить мысль. – Мне очень…

– Пожалуй, там побольше, чем только это, – сказал Кевин и допил пиво. Ему совсем не хотелось вдаваться в детали.

Разговор о любви между американскими мужчинами – дело нечастое и тягостное, даже если беседуют они не об одной и той же женщине. А уж в таком случае, как сейчас… Короче, Кевин ощутил настоятельную потребность заказать целый кувшин Маргариты – сгладить шершавость общения.

– Я понимаю, – вздохнул Альфредо, подавшись вперед. – Поверь, я не пытался отобрать что-то у тебя. Рамона совершенно расстроена тем, что… ну, тем, что наше… воссоединение, что ли, означает для тебя… и для нее.

– О… – нечленораздельно выдавил Кевин, полный ненависти к лепету, который издает любой влюбленный.

Прибыл кувшин с Маргаритой. Мужчины стали озабоченно наполнять и опорожнять стаканы. Встречаться глазами они избегали.

– Я был просто дурак! – воскликнул Альфредо. – Заносчивая тупая дубина.

Снова, будто с расстояния соседнего столика, Кевин услышал свой голос:

– Мы все иногда теряем чутье – перестаем разбирать, что важно, а что нет. – Ему вспомнилось, что говорила однажды Дорис. – Мы делаем то, что чувствуем.

– Мне просто очень жаль, что так получилось. Кевин шевельнул плечом:

– В этом нет ничьей вины.

Неужели он сам, а не кто-то другой произнес эти слова? Он совсем не был уверен в справедливости тех вещей, которые говорит кто-то его голосом, а он сам будто стоит рядом; но этот кто-то не желал прекращать и молол несуразицу. «А я здорово пьян», – подумалось Кевину.

Альфредо опорожнил стакан, налил снова и тут же выпил.

– Прости также за то столкновение на третьей базе. Кевин отмахнулся:

– Мало ли что случается.

– Понимаешь, я должен был проскользнуть, но не рассчитал, когда вошел и обнаружил, что ты стоишь там…

– Это спорт.

Они молча выпили.

– Что…

– Я…

Неловкий смех.

– Я вот что собирался сказать. – Альфредо, похоже, стал обретать дар связной речи. – Ты меня прости, пожалуйста, за то, что наши личные дела переплелись таким скверным образом. Прости также, что налетел на тебя на площадке. Это все так. Но вот чего я совершенно понять не могу – это твоей позиции по отношению к созданию первоклассного технического центра на Рэттлснейк-Хилле.