Санитарный день - Екатерина Витальевна Белецкая
— К чему ты это всё… — начал Скрипач, но Ари его перебил:
— Это только начало, — сказал он. — Так вот, миры, разумные существа, и социумы — они дико реакционные по своей сути. Они все консерваторы, причем совершенно отвратительного толка. Но в этом есть свой резон, потому что это самый верный и проверенный способ выжить и сохраниться. Это я тебе как Бард говорю, со всей уверенностью, и со стопроцентной гарантией.
— Чушь, — тут же сказал Скрипач. — Созидателей полно. И высоких цивилизаций тоже. Не мы выдаем желаемое за действительное, а ты это делаешь, уж прости.
— Ууу… — протянул Ари. — Полно? Отпусти вожжи, сними тиски, в которых они находятся на самом деле — и ты получишь всё ту же толпу консерваторов, которая будет готова проломить дубиной голову всем тем, кто хоть в чём-то от неё отличается. Неважно, чем. Главное, что этот кто-то — не такой. Контроль? О, да, разумеется. Как же без этого. Контроль, он, по сути, заставляет возлюбить ближнего своего, а точнее — он ставит для каждого своё условие игры, сдавая карты так, как считает нужным, для того, чтобы игра продолжалась. Это не плохо, кстати, не надо думать, что я это ругаю. Я был Бардом очень много лет, и осознавал тогда, в тот период, благородство своей миссии. Вот только Контроль смотрит на это всё ну очень издали, свысока, не осознавая иных процессов, для его восприятия недоступных.
— А именно? — с интересом спросил Ит.
— Что такое свобода воли, Ит? — спросил Ари. — Как ты думаешь?
— Свобода поступков, мыслей, намерений… вероятно, — осторожно ответил Ит.
— Верно! — Ари просиял. — Сейчас я даю этому миру свободу. Практически полную. И что же мы видим? Это второй этап, если говорить точно, но что же мы видим на этом самом втором этапе? Давайте по порядку. Первое — образование. Которое они тут уже упростили, как только это стало возможно, и продолжают упрощать, пока не дойдут до минимального уровня. Через пятьдесят лет тут будут учить читать, писать, и выживать, причем пригодится в результате только последнее, потому читать станет нечего, а писать станет не о чем. Нет, разумеется, кое-что сохранится, но исключительно утилитарное, для повседневных нужд, но не более. Второе — враг. Да, да, это очень морализует, поэтому они будут органично разобщенными. Чтобы не расслаблялись, и не скатились окончательно. Там, на другом берегу океана, однажды утром выйдет из обшарпанной двери какой-нибудь мужик, которому по радио только что рассказали новость про очередную угрозу с Великого Востока, и даст подзатыльник своему сыну. А то этот щенок вчера неправильно молитву прочитал, а любая неправильно прочитанная молитва, разумеется, усиливает проклятый Восток, и ослабляет благословенный Запад, который все только и мечтают захватить. Мистическое мышление во всей красе, и, кстати, тут мы подходим к самому интересному. А именно — к тому, что уже сейчас люди на этой планете почти неспособны строить элементарные логические связки, а через поколение они разучатся делать это окончательно.
— Эксперимент Скиннера с голубем и кормушкой? — спросил Скрипач.
— И снова верно, — Ари засмеялся. — Какие только ритуалы не придумывали бедные птицы, чтобы пожрать. И голову наклоняли, и крыльями хлопали, и вокруг своей оси крутились. Ну нет у голубя в голове представления о том, что его действия и тот факт, что кормушка открывается, никак не связаны. Нет. И взять ему их неоткуда. Так вот, разумные существа в этом отношении недалеко ушли от голубей, уж поверьте. Любая религия построена на этом, и ни на чём ином. Если я помолюсь, божество сжалится, и что-то мне даст. Или не даст, но почему — причин много. Либо я нехорош, либо молился неправильно или мало, либо согрешил, не ведая, что творю, и тем обидел всемогущего. В общем, если сработало — божество существует и тебя слышит, если не сработало — ищи причину в себе, это ты плохой.
— Твой шаман выдвигает несколько иные идеи, — заметил Ит.
— Димка? Да, верно. Димка в другом хорош, — ответил Ари. — Он выстраивает схему посложнее, тоже с кормушкой, кстати, но, в первую очередь, Дима дает нужные образы, которые станут через какое-то время объектами для ритуалов, и, соответственно, для срабатывания всё той же кормушки. Кстати, если сравнивать, то этот — бледная тень тех, которые работают в штатах. Ууу, какие там красавцы сейчас трудятся на том же поприще! Вы бы видели.
— Может, и увидим, — заметил Скрипач.
— Вряд ли, нет времени, — возразил Ари. — Да и неважно. Но там не мини-шоу в зале для гостей, там стадионы собираются, и три часа представление идёт. С размахом работают. Дима бы так не сумел никогда в жизни. Не дотягивает.
— В прошлой жизни ты тоже залы собирал, когда был в отпуске, — напомнил Скрипач.
— Рыжий, прошлая жизнь осталась в прошлом, — Ари посерьезнел. — Новая многому меня научила. Безусловно, Контроль хорош, но… — он вздохнул. — Это для крошечной кучки избранных, а у нас, как вы понимаете, несколько иная задача. В моменте, как сейчас тут принято говорить.
— И какая же? — спросил Ит.
— Не скажу, пока рано, — помотал головой Ари. — Да я и сам окончательно ещё не понимаю, если честно, всё время вылезает что-то новое, только успевай крутиться.
— Ладно, не хочешь, не говори, — тут же пошел на попятный Ит. — Но эти твои откровения на счёт людей… Извини, мы были на Тлене, и не могли не заметить, что…
— Это и есть Тлен, — пожал плечами Ари. — Всё верно. Идеальная модель, неуязвимый гомеостат, который может существовать очень долго, практически без внешней поддержки, без контроля, без вмешательства. Тлен —