Айзек Азимов - Конец вечности
В конце концов она всё-таки начала улавливать слова Жесткого. Она увидела Лостена, но говорил не он, а незнакомый Жесткий, который стоял впереди. Она его не знала — но ведь кого из них она знает? Этот Жесткий спросил:
— Кто из вас недавно был в нижних пещерах? В Жестких пещерах, как вы их называете?
Дуа не ощутила ничего, кроме возмущения. Они узнали про её камнеедство, а ей всё равно! Пусть рассказывают всем, кому хотят. Да она и сама им скажет!
— Я бывала. Много раз.
— Одна? — спокойно спросил Жесткий.
— Одна. Много-много раз! — выкрикнула Дуа. (Была она там всего три раза, но разве сейчас время считать!)
— Ну и, конечно, я постоянно бываю в нижних пещерах, — пробормотал Ун.
Жесткий не стал его слушать, а повернулся к Тритту и сказал резко:
— А ты, правый?
Тритт пошёл рябью.
— Бывал, Жесткий-ру.
— Один?
— Да, Жесткий-ру.
— Часто?
— Всего раз.
Дуа почувствовала досаду. Бедняга Тритт перепугался совершенно напрасно. Ведь это делала она, и она сумеет постоять за себя.
— Он тут ни при чем, — сказала она. — Этим занималась я.
Жесткий неторопливо повернулся к ней.
— Чем? — спросил он.
— Ну… тем. — Когда настал решительный момент, у неё всё-таки не хватило твёрдости прямо сказать, чем она занималась. Нет, только не при Уне!
— Хорошо, мы поговорим и с тобой. Но сначала всё-таки ответь мне, правый… Тебя зовут Тритт, не так ли? Так зачем ты отправился один в нижние пещеры?
— Поговорить с Жестким, которого зовут Эстуолд, Жесткий-ру.
Тут Дуа, не выдержав, снова вмешалась:
— Это вы Эстуолд?
— Нет, — коротко ответил Жесткий.
Ун недовольно сморщился, словно он смутился оттого, что она не узнала Жесткого. Но ей было всё равно! А Жесткий спросил у Тритта:
— Что ты унес из Жестких пещер?
Тритт не ответил.
Жесткий сказал, не излучая никакого чувства:
— Мы знаем, что ты кое-что взял. Но мы хотим выяснить, знал ли ты, что берешь. Ведь это могло кончиться очень плохо.
Тритт продолжал молчать, но тут вмешался Лостен и ласково попросил:
— Пожалуйста, ответь, Тритт. Мы знаем теперь, что это был ты, а нам не хотелось бы прибегать к строгости.
— Я взял питательный шар, — промямлил Тритт.
— А-а! — Это снова заговорил первый Жесткий. — И что же ты с ним сделал?
И тут Тритт не выдержал.
— Я взял его для Дуа, — бормотал он. — Она не хотела есть. Я взял его для Дуа.
Дуа подскочила и закоалесцировала от удивления.
Жесткий тут же повернулся к ней:
— Ты об этом знала?
— Нет!
— И ты? — обратился он к Уну.
Ун стоял неподвижно, как замороженный. Он ответил:
— Нет, Жесткий-ру.
Несколько мгновений воздух дрожал от неприятных вибраций: Жесткие разговаривали между собой, словно не замечая триады.
То ли периоды камнеедства обострили её восприимчивость, то ли этому способствовал недавний взрыв гнева — Дуа не знала, в чём тут было дело, и не хотела в этом разбираться, но, как бы то ни было, она улавливала смысл… Нет, не слов, а общего хода их разговора…
Они заметили пропажу некоторое время назад. Поиски они начали не поднимая шума. И лишь с большой неохотой пришли к выводу, что виновниками должны быть Мягкие. В результате расследования они сосредоточили внимание на триаде Уна — с ещё большей неохотой. (Почему? Дуа не сумела уловить причину этой неохоты.) По их мнению, ни Ун, ни Дуа виновниками быть не могли. Ун просто не сделал бы такой глупости. Подозревать Дуа было бы нелепо. Ну а о Тритте они даже думать не стали.
Затем третий Жесткий (тот, который пока ни к кому из триады не обращался) припомнил, что как-то видел Тритта в Жестких пещерах. («Верно!» — подумала Дуа. В тот самый день, когда она впервые забралась в камень. Она же тогда ощутила присутствие Тритта. Но только она совсем про это забыла.)
Однако подобное предположение выглядело настолько невероятным, что они пришли сюда только после того, как все остальные поиски ничего не дали, а дальнейшее промедление могло привести к серьёзным последствиям. Они были бы рады посоветоваться с Эстуолдом, но, когда подозрение пало на Тритта, Эстуолда с ними уже не было.
Всё это Дуа восприняла за единый миг и уставилась на Тритта с удивлением и злостью.
Лостен обеспокоенно провибрировал, что всё обошлось благополучно, что у Дуа прекрасный вид и что это можно считать полезным экспериментом. Жесткий, с которым Тритт разговаривал в пещере, соглашался с Лостеном, но третий всё ещё излучал озабоченность.
Впрочем, Дуа уже не следила за ними с прежним вниманием. Она смотрела на Тритта.
Первый из Жестких спросил:
— Тритт, а где сейчас питательный шар?
Тритт показал им.
Шар был спрятан очень надёжно, а проводники, хотя и выглядели неказисто, вполне отвечали своему назначению.
Жесткий спросил:
— Ты сам всё это сделал, Тритт?
— Да, Жесткий-ру.
— А откуда ты знал, что надо сделать?
— Я поглядел, как это было устроено в Жестких пещерах. И сделал всё точно так же, как было там.
— А ты не подумал, что можешь причинить вред своей середине?
— Я ей не повредил! Я ни за что не стал бы делать ей плохо. Я… — Тритт как будто на мгновение потерял дар речи, а потом сказал: — Я не хотел делать ей плохо. Я думал о том, чтобы её накормить. Я сделал так, чтобы пища текла в кормильник, а кормильник я украсил. Я хотел, чтобы она начала есть. И она начала есть! В первый раз за долгое-долгое время она поела досыта. И мы синтезировались. — Он умолк, а потом страстно выкрикнул: — И у неё наконец достало энергии взрастить крошку-эмоциональ. Она сгустила почку из Уна и отдала её мне. И почка теперь растет у меня в сумке. У меня в сумке растет крошка-эмоциональ!
Дуа не могла говорить. Она откинулась назад и устремилась к двери так беспорядочно, что Жесткие не успели отстраниться. Она ударилась о протуберанец того, кто стоял впереди, пронзила его насквозь и вырвалась с резким звуком.
Протуберанец бессильно повис, а Жесткий излучил сильнейшую боль. Ун хотел было обогнуть его и догнать Дуа, но Жесткий сказал, хотя это и далось ему с большим трудом:
— Оставь её. И так уже допущено слишком много ошибок. Мы примем меры.
Глава 4б
Уну казалось, что всё происходит в каком-то кошмаре. Дуа исчезла. Жесткие ушли. Остался только Тритт. Но Тритт молчал.
«Как всё это могло случиться? — мучительно думал Ун. — Как мог Тритт один найти дорогу в Жесткие пещеры? Как мог он взять аккумулятор, заряженный Позитронным Насосом и хранящий энергию гораздо более высокой концентрации, чем солнечный свет? Как он мог рискнуть…»
Сам Ун никогда на это не решился бы! Так как же смог это сделать Тритт, неуклюжий, невежественный Тритт? Или и он незауряден? Ун — умнейший рационал, Дуа — любознательная эмоциональ, а Тритт — предприимчивый и смелый пестун?
Он сказал:
— Тритт, как ты мог?
— А что я такого сделал? — горячо возразил Тритт. — Я накормил её. Накормил досыта, как она никогда ещё не ела. И мы наконец взрастили крошку-эмоциональ. Мы ведь и без того ждали слишком долго. А если бы мы стали дожидаться, пока Дуа сама накопит энергию, так не дождались бы этого и до перехода.
— Но разве ты не понимаешь, Тритт? Ты мог бы причинить ей вред. Это ведь не обычный солнечный свет, а экспериментальный источник энергии, возможно, настолько концентрированной, что она не годится для прямого употребления.
— Я не понимаю того, что ты говоришь, Ун. Какой вред? Я пробовал пищу, которую Жесткие приготовляли раньше. У неё был плохой вкус. Ты ведь тоже пробовал. Вкус у неё был очень противный, и всё-таки никакого вреда она нам не причинила. Из-за её мерзкого вкуса Дуа и прикоснуться к ней не пожелала. А потом я нашёл питательный шар. У него был хороший вкус. Я сам поел, и вкус был очень приятный. А как может приятное причинять вред? И ведь Дуа ела, ты сам видел. Ей понравилось. И энергии хватило на крошку-эмоциональ. Так что же я сделал плохого?
Ун больше не пытался объяснять. Он сказал только:
— Дуа очень рассердится.
— Ничего, пройдёт.
— Не знаю. Послушай, Тритт, она ведь не похожа на остальных эмоционалей. Потому с ней так трудно ладить, но поэтому же она умеет сделать жизнь такой полной и прекрасной. А теперь неизвестно, согласится ли она ещё когда-нибудь синтезироваться.
Все грани Тритта были чёткими и прямыми. Он сказал:
— Ну и что?
— Как — «ну и что»? Уж от тебя-то я ждал таких слов меньше всего. Или ты не хочешь больше синтезироваться?
— Нет, почему же. Но если она не захочет, то пусть. Я получил мою третью крошку, и мне теперь всё равно. Я, конечно, знаю, что в прежние времена Мягкие иногда повторяли все рождения во второй раз. Но мне всё равно. С меня хватит и наших троих детей.
