Антон Дубинин - Поход семерых

При рукоположении он взял себе другое имя — в честь святого Иосифа Обручника, покровителя Церкви, чтобы убить, уничтожить эту историю про юного принца, потому что тогда он уже знал, что лгал себе. Кроме того, священство было обновлением и искуплением, первой вехой на Пути, и требовалось иное имя, не запятнанное никакой ложью… «Галли, малыш, имя-то зачем менять, — спросила тетушка, качая головой. — Оставил бы прежнее, крестильное. Одно тебе скажу, Галли, — молись за свою мать, раз уж приспичило тебе быть священником… Молись за Файт, Галаад. Молись, Йосеф…»

— Эй, Файт, красотуля, да у тебя никак брюхо.

— Тебе-то какое дело? — Проститутка сплюнула ему под ноги. Ее сутенер был порядочная гадина; если он с ней не церемонится, то и она лизать ему сапоги не намерена.

— И от кого же, если не секрет?.. Или ты не знаешь… наверняка?..

— Представь, что знаю. От солдата одного.

— Хороший мужик?

— Такая же сволочь, как и ты.

Мужчина чиркнул зажигалкой у нее перед носом так, что чуть не подпалил ей грязную крашеную челку. Она шарахнулась в сторону.

— Не хами мне, родная. Таких, как ты, на полмарки десяток купить можно. Лучше думай, куда денешь свое брюхо. Мне ваши щенки не нужны, ясли открывать я не намерен.

— Да куда ж я его дену? — Файт начала всхлипывать. Она была не слишком трезва, а в таком состоянии слезы у нее находились где-то очень близко. — Знаешь, сколько стоит от него избавляться?.. Вам-то, мужикам, что — сделаете ребенка и гуляете, а откуда, чума побери, у меня полтыщи возьмутся?.. Разве что ты одолжишь…

— Ловких бабок, что ли, мало? Они тебе за пучок моркови все сделают…

— Да поздно уже к бабке! — Файт с отвращением ударила кулаком по своему едва заметному животу и зашипела от боли. — Ох, х-холера… Я его рожу и сплавлю куда-нибудь. Вон сестрицу порадую. У меня же сестрица есть… Слушай, Лай, — неожиданно заныла она, цепляясь за руку, держащую сигарету. — Я ж до последнего могу работать… Ты меня не гони. Я ведь как только, так сразу… Многим ведь беременные даже нравятся…

Лай брезгливо освободил руку, продолжая курить.

— Посмотрим, сказал слепой, и свалился в канаву. Одно я тебе гарантирую: явишься ко мне с щенком на руках — вышвырну обоих пинками. Мамаша нашлась, тоже мне. На родины погремушечку подарить?.. — Он засмеялся собственной шутке. И женщина, маленькая измученная женщина, дочь Божья, которую родители назвали именем Вера, засмеялась вслед за ним… Господи, Отче. Зачем Ты позволяешь все это?.. Почему бы не отпустить их всех, Господи, ведь говорят, Ты благ. Ведь Ты видишь, у нее больше нет сил оставаться человеком.

…Йосеф стоял на коленях. Лицо его искажала мука — такая мука, что если бы Аллен увидел ее, он бы и впрямь ослеп. Священник с запрещением службы качнулся вперед, но не упал. Вместо этого он с трудом, опираясь рукой об пол, поднялся с одного колена — и встал на ноги. На поясе его висел меч — меч на перевязи из волос погибшей девушки. Меч, который убил одного из слуг Повелителя Мух и к которому сам Повелитель не смог прикоснуться.

Йосеф стоял, шатаясь, как под давлением огромной тяжести, и смотрел в лицо своего врага. Враг же смотрел на него, и на лице его проступало менее всего ожидаемое чувство — удивление.

— ТЫ ВИДЕЛ ПРАВДУ, ГАЛААД. ТО, ЧТО ТЫ ВИДЕЛ, — ПРАВДА.

— Я знаю. И принимаю то, что ты показал.

Аллен оторвал лицо от пола. Вдруг он вспомнил то, что забыл, и взглянул перед собой — да, это был Йосеф. В грязной и мятой белой альбе с алым крестом на груди. Почему они оставили ему меч?.. Он же опасен. Он опаснее и страшнее всего этого сборища демонов, и он больше их, потому что он — человек. Они все — здесь, и сила их велика: меньшего из них хватило бы, чтобы разнести весь Магнаборг по кирпичику. Но у Йосефа есть место, тайное место, куда он может уйти, и там они не смогут до него добраться. А все остальное — не важно.

Какова же была эта истина, которая пробудила его и открыла ему глаза? А, вот. Никто не сможет причинить нам зла, потому что у нас есть это тайное место. И дверь туда открыта.

— Я люблю своих родителей, демон. И мне жаль тебя, потому что ты не можешь этого понять.

Судорога злобы исказила лицо Повелителя Мух. На миг лицо его стало очень старым, как если бы он был болен или смертельно устал. Взгляд его белым пламенем метнулся от медленно встающего на ноги Аллена до уже поднявшегося Гая.

— УБРАТЬ, — приказал он тихо и бешено. — ВЫ ХОТЕЛИ УЙТИ ОТ МЕНЯ В СМЕРТЬ; ВЫ ДУМАЛИ, ЭТО БОГ; ТАК ВОТ ОНА — ВАША СМЕРТЬ!

Железные руки схватили Аллена за плечи, и он не смог сопротивляться. Я считаю до пяти, не могу до десяти, подумал он, когда его потащили прочь из ярко освещенной залы, заламывая за спину руки. Раз-два-три-четыре-пять, я иду искать. Кто не спрятался, я не виноват. Я иду искать. Искать…

— Гай.

— А?..

— Как твои руки?..

— Кажется, мне их все же не сломали. Наверное, вывих.

— Ты где? Давай я к тебе подойду.

— Я здесь. Иди на голос.

Аллен пополз вперед и вскоре наткнулся на Гая. Тот сидел в абсолютной тьме, прислонившись к стене затылком. Стены были, кажется, каменные.

— Я слепой или здесь правда так темно?..

— Правда темно.

— Вот сволочи. Правда, сволочи?..

— Демоны.

— Ага. Хоть бы капельку света, Господи. А больше ничего и не надо.

И тут зазвучал голос. Аллен сначала даже не узнал его — он никогда не слышал, чтобы Йосеф пел. В пении голос у него оказался мягким и более низким, чем в разговоре. Хорошо ли он пел — Аллен не знал.

Благослови, душа моя, Господа,И вся внутренность моя — святое имя Его.Благослови, душа моя, ГосподаИ не забывай всех благодеяний Его.Он прощает все беззакония твои, исцеляет все недуги твои.Избавляет от могилы жизнь твою,Венчает тебя милостью и щедротами.Насыщает благами желание твое,Обновляется, подобно орлу, юность твоя…

— Йосеф.

— Да?..

— Почему ты замолчал?..

— Собираюсь с силами. Все, собрался.

Славьте Господа, ибо Он благ, ибо вовек милость его!Ибо он насыщал душу жаждущую и душу алчущуюнаполнил благами.Они сидели во тьме и тени смертной, окованныескорбью и железом.Но воззвали к Господу в скорби своей, и Он спас ихот бедствий их;Вывел их из тьмы и тени смертной и расторгнул узы их.Да славят Господа за милость Его и за чудные дела Егодля сынов человеческих!…Блаженны непорочные в пути, ходящие в законе Господнем.Блаженны хранящие откровения Его, всем сердцемищущие Его…

Голос Йосефа внезапно прервался, сойдя на какое-то шипение. Он сухо закашлялся, и Аллен, уже начавший вновь облизывать пересохшие губы, вдруг вспомнил, как они пили у колодца. Гай. Потом Аллен. А Йосеф так и не успел.