Андрей Попов - Обманутые сумасшествием

– Странно…

– Что именно странно, сэр?

– Я никак не могу вспомнить: что же было? Где Айрант?

– Он мертв.

Бесчисленные звезды, что дырявили полотно закопченного темнотой небосвода, молчали. И почему-то возникало диковатое ощущение, что это молчание есть с их стороны знак согласия. На любое утверждение. На любые реплики, даже противоречащие друг другу.

– …что?

– Я говорю: Айрант, к сожалению, мертв. — Каждое слово, лишенное какой-либо интонации, было вместе с тем лишено даже призрачного подобия человечности. Сплошная механика звуков. Монотонность. Безжизненность. Индифферентный ко всему происходящему язык обыкновенного куска металла.

– Как?!

– Увы, сэр, печальная история. Он провалился в какое-то отверстие в межъярусном переходе, когда хотел удалить одну неисправность.

– Вот беда… а где остальные? Где Фастер, Линд, Оди?

Робот повернул голову, пытаясь еще раз поймать взгляд капитана. Что в этот момент выражал его собственный взор, не мог бы сказать никто.

– Мне очень жаль, сэр. Все они мертвы.

Кьюнг схватился за голову и начал медленно оседать. Но тут же силы вернулись к нему и он выпрямился.

– Вот беда… ничего не помню! И я был здесь, когда все погибли?

– Да, сэр.

Оба медленно побрели в сторону «Гермеса». Кьюнг обхватил робота за туловище. Тот служил надежной опорой, к тому же — самостоятельно передвигающейся. И так, при помощи четырех ног, две из которых изрядно хромали, они худо-бедно могли идти. По дороге капитан задавал вопросы и после каждого ответа недоуменно покачивал головой, приговаривая: «неужели я все забыл?». Вдруг он спросил:

– А где мой плюшевый мишка? Если он тоже погиб, я этого не перенесу. Мне даже не с кем будет поиграть!

– Нет-нет, сэр! Он находится в вашей каюте.

– И я могу с ним поиграть?

Робот что-то долго медлил перед ответом.

– Разумеется, сэр.

Находясь уже внутри звездолета, как в родном доме, Кьюнг несколько приободрился, снял скафандр — как будто освободился от половины собственного веса, и после почувствовал, что уже в силах двигаться самостоятельно. Пошатываясь от внутренней опустошенности и телесной слабости, он без посторонней помощи сделал несколько пробных шагов. Затем более уверенно пошел по вымершим салонам, в которых, казалось, уже никогда не воскреснет дух жизни. Фабиан следовал позади, стараясь не отставать, но и не подходил слишком близко, дабы не вызвать подозрений. ТО, ЧТО сидело в его металлическом чреве, видимо, находясь в серьезном недоумении, принялось размышлять: «Что делать?.. Времени остается мало! Кизз и Эгли скоро будут здесь… надо срочно что-то предпринимать! Может, просто ударить сзади по голове?». Рука робота уже начала было подниматься вверх. Казалось, остаются считанные секунды, в течение которых цена на жизнь капитана упала чуть ли не до ноля. И вдруг странность: металлическая пятерня, зажатая в кулак, почему-то расслабилась. Рука опустилась. «Стоп! А как же Великий Моральный Принцип? Я не имею права убивать… В этом случае великий Ордиз будет очень мной недоволен. Нужно, чтобы он сам… сам…».

Заледеневшая мимика Фабиана никак не отражала внутренние терзания того, кто даже не являлся его составной частью. Робот спокойно следовал за капитаном, и со стороны могло даже показаться, что покорный слуга безропотно идет за своим господином. Кьюнг зашел в каюту Линда, отыскал там какие-то лекарственные препараты и принялся натирать свои раны.

– Извини, Фабиан, мне надо отдохнуть.

– Конечно, сэр, — робот вежливо ретировался.

Минули целые сутки, в течение которых было пока не разобрать: кто чем занят и у кого какие планы. Кьюнг по большей части просиживал в своей каюте. Он часто брал на руки своего плюшевого медведя, разговаривал с ним, задавал вопросы и сам же на них отвечал. Иногда он «прогуливал» друга детства по салонам звездолета. Медведь, движимый человеческими руками, радостно скакал по столам и тумбочкам, вращал головой, все разглядывал, все ему было интересно. Как-то они забрели в центральный отсек, и он увидел тысячи собственных отражений. Капитан еще сказал тогда:

– Не пугайся, друг, это всего лишь зеркала. Они только подражают нам, но жизни в них нет.

Потом они вдвоем еще долго слонялись по коридорам, заглядывали в разные отсека, перебирая там всякий хлам. Пока что во всех действиях капитана не просматривалось ни смысла, ни определенности. Однажды он спустился в нижний ярус и долго там сидел. Прямо на полу, уставив свой взор в мертвую окаменелость всего вокруг. Голова была перебинтована, глаза — помутневшими, движения — болезненно-медлительными, плюшевый друг в такой же печали сидел рядом. Дальнейшее, что с ним происходило, уже начало вселять серьезную тревогу, так как со стороны он вряд ли производил впечатление психически нормального. Некие его действия, за которыми тайно наблюдал Фабиан, были совершенно необъяснимы, непредсказуемы и вообще — не присущи человеку здравого ума. Расхаживая по переходным салонам, он мог резко остановиться, повернуть назад, но, не пройдя и двух шагов, снова остановиться и так стоять минут пять в бессмысленной задумчивости или, если угодно, в задумчивой бессмысленности. При встречи со служебным роботом, он почему-то всегда улыбался: самой настоящей улыбкой самого настоящего идиота, хлопал Фабиана по плечу и говорил какую-нибудь нелепицу типа: «скоро взойдет солнце, Фабиан, и нам станет тепло…». Как-то он зашел в каюту Фастера, снял с кровати его простыню, всю запачканную кровью, обернул ее вокруг своего тела, а затем встал на колени перед портретами духовных учителей, что-то шепча губами. И комментарии к его поведению становились все более излишними. В таком положении он находился наверное минут сорок, не меньше. А все происходящее в дальнейшем уже стало казаться вполне естественным. Например, ближе к вечеру он вытащил из своей каюты одеяло, расстелил его неподалеку от туалета и улегся спать, положив рядом плюшевого медведя. Во сне время от времени он подергивал рукой, будто отгоняя мух.

– Что с вами, сэр? Почему вы здесь лежите? — в вопросе робота присутствовала предельная заботливость.

– Ах, Фабиан… я так соскучился по своей матери! Я так хочу увидеть своего отца! Как тоскливо, Фабиан… как ты думаешь, они придут сюда?

– Извините, сэр. Мы не на Земле.

– В самом деле? А где же?

– Это планета Флинтронна.

– Будь добр, позови Линда, у меня что-то болит голова.

– Линд мертв, сэр.

– Все равно позови… — Кьюнг закрыл глаза и стал засыпать.

Робот отошел на несколько шагов и какое-то время внимательно рассматривал лежащего в беспамятстве капитана. Даже в его обезжизненных механических глазах сверкнул огонек чисто человеческого недоумения. Жаль рядом не было телепата, он бы прочитал множество интересных мыслей, не имеющих ничего общего ни с его искусственным взором, ни с его сервилизмом, рабским поведением. Через десять минут Кьюнг захрапел и начал медленно переворачиваться во сне, что-то бормоча себе под нос.