Бет Рэвис - Ярче солнца

— Ага, — говорю я ей, выдавливая из себя самую лучезарную улыбку. — Все будет круто.

Эми падает на стул. Ее взгляд говорит: «Ты даже не представляешь!», но я не могу отделаться от мысли, что и она не представляет тоже. Центавра-Земля — не та планета, на которой она родилась. Она не знает, что там внизу, — никто не знает. Единственным, кто имел хоть какое-то представление, был Орион, и его это перепугало до безумия.

— Что, если он прав? — Я не хотел говорить это вслух, но она тут же понимает, о ком речь.

— Оно того стоит, — отвечает Эми, не размышляя ни секунды.

— Но…

— Нет. Оно того стоит. Что бы там ни было… Может, там слишком опасно. Может, мы не выживем. Я не знаю. Но я точно знаю, что лечу. Я не умру на этом корабле. Не смогу жить в окружении стен — теперь, когда узнала правду.

Когда поглядела в окно на мостике. И увидела планету на расстоянии вытянутой руки.

— Может, и хорошо, что кто-то остается, — добавляет Эми уже более серьезно. — Меньше проблем.

Встречаюсь с ней взглядом.

Она сощуривается.

— Ориона… мы ведь его тут оставим, так? Мы же не повезем его на новую планету, правда?

— Эми, я… не могу оставить его здесь.

— Что?

— Орион летит с нами.

— Если оставить его здесь, его можно разморозить. Он мог бы жить — тут, на корабле.

Я держусь изо всех сил.

— Он и так разморозится. Таймер нельзя остановить, можно только задержать.

Откинув стул, Эми снова начинает ходить туда-сюда и каждый раз, разворачиваясь, рассекает воздух своими длинными волосами, будто яростным взмахом багряного лезвия.

— Мы с Барти говорили об этом. Док останется здесь и будет наказан, но Барти собирается устроить честный суд и вынести ему приговор.

— Приговор, — поправляет Эми машинально.

Я не спрашивал, какое наказание ждет Дока.

Не смерть — им нужен врач, а Кит летит с нами на Центавра-Землю. Но Барти дружил с Виктрией теснее, чем я, и ясно, что наказание Дока будет суровым.

— Значит, вот так? Вы поделили злодеев? Барти достался Док, а тебе — Орион?

— Примерно так, — отвечаю. Барти нужен был Док, но что делать с Орионом, мы оба не знали. Если он проснется на корабле, Док поддержит его и подорвет авторитет Барти. Если отправится с нами на новую планету, все равно притянет неприятности. Ни один из нас не хотел отключать его или выкидывать в шлюз. В конце концов я сдался.

— Это несправедливо. Зачем он летит? Из-за него снова начнется хаос. Как ты не понимаешь?

Пока он заморожен, кто-то все равно убивает и взрывает ради него. Представь себе, что будет, когда он проснется.

Я качаю головой.

— Мы ведь сразу так решили. Он проснется вместе с остальными замороженными, и они будут его судить.

— Ты мог бы не заставлять их судить, — бросает она в ответ. — А просто оставить его тут.

Мог бы. Знаю, что мог бы. Так было бы гораздо проще. Но еще я знаю… ведь, хоть мне и хочется об этом забыть, мы связаны… так что я знаю, знаю… он хочет лететь. Он повесил выбор на Эми, позволил ей решать… но сам факт того, что он оставил эти подсказки, что не разрушил нашу надежду, означает, что он все-таки — как и я сам — хочет сойти с «Годспида» на новую планету.

Я не могу приговорить его к жизни в стенах корабля, даже если он этого заслуживает.

— Пусть замороженные его судят, а я соглашусь с их решением, — говорю я Эми.

Она сжимает губы в тонкую белую линию.

— Так просто все не получится, и ты это знаешь.

— Он летит на новую планету.

Эми застывает.

— Если ты это сделаешь, между нами все изменится. Не могу поверить, что мы даже обсуждаем то, чтобы взять Ориона с нами.

— А я не могу поверить, что ты готова у кого-то отобрать планету, пусть даже у Ориона.

Она смотрит на меня, будто мои слова ударили ее, а потом без единого слова бежит к гравтрубе.

В одиночестве иду в темную комнату Старейшины. Смятое облачение Хранителя валяется на полу.

Я оставляю его там.

72. Эми

В последний день на борту «Годспида» я складываю все свои вещи в небольшую сумку. Одежда — бывшая одежда Кейли, погибшей за правду, которую не сумел утаить Орион. Блокнот, в котором я писала письма родителям, когда думала, что никогда их не увижу. Мой плюшевый мишка.

Свой бордовый платок я оставляю в комнате. На новой планете мне не придется скрывать, как я выгляжу. Складывая ткань и укладывая ее на стол, обвожу взглядом комнату, которая три месяца была мне домом. Я думала, что проведу здесь остаток жизни. Или… однажды стану жить со Старшим на уровне хранителей.

Сглатываю ком в горле. Может быть, Старший прав и Орион не заслуживает того, чтобы утонуть в собственном криоящике. Но и новой планеты он не заслуживает тоже. Я пытаюсь вспомнить, за что полюбила Старшего, но сейчас мне вспоминается только упрямый взгляд и то, как звучал его голос, когда он отказался оставить Ориона на «Годспиде».

В одну руку я беру сумку, а в другую — последнюю картину Харли. В шаттле места для произведений искусства почти нет, но для этой картины я найду.

Солнечная лампа включается ровно в тот момент, когда я добираюсь до пруда. Дно уже высохло и потрескалось от ее тепла, а погибшие лотосы превратились в розово-зеленое месиво.

Я спускаюсь первой. Засовываю сумку и картину в дальний угол на мостике и сажусь в кресло перед ячеистым окном. Весь шаттл, за исключением этой комнаты, забит доверху. Все двери открыты, каждый квадратный дюйм заполнен вещами. Кроме оружейной — эту дверь Старший решил не отпирать, хоть лишнее место нам бы и пригодилось. Не знаю, может, он боится, что кто-нибудь попытается стянуть пистолет, или просто не хочет пока раскрывать истинный масштаб нашего арсенала. В любом случае, думаю, это верное решение.

А вот все остальное пространство заставлено ящиками с едой — тут хватит нам всем на месяц. Питьевая вода. Лекарства. Одежда. Инструменты. Крошечные саженцы из теплиц. Старший с Барти поделили скот. Нескольких крупных животных забили, наделали копчений и солений. Более мелких — кроликов и кур — посадили в ящики. Рядом с криокамерами устроили крошечный скотный двор.

Не хватает только людей.

Они приходят по двое и по трое, приносят с собой только то, что могут принести в руках. Приносят кусочки мебели ручной работы, старую колыбельку, кресло-качалку, веретено. Приносят сумки тканей, мясницкие ножи, научное оборудование. Приходят с пустыми руками, смотрят на планету в окно и плачут. Идут прямо в криохранилище, где ждут остальные, не трудясь чуть-чуть повернуть голову, чтобы увидеть, что их ждет.