Сергей Анисимов - Первый удар (сборник)

– Увы, ведущие западные искусствоведы до сих пор не пришли к единому мнению, какая именно из трех вывезенных в Европу картин является подлинником знаменитого шедевра и какой стороной их следует вешать… Что уж говорить: испокон веку тираны пытаются истреблять прекрасное, насаждая вокруг себя серость и уродство. Такова природа деспотической власти.

– Теперь, владыка, разрешите коснуться особенно больной и деликатной для Вас темы – положения церкви в тоталитарном российском государстве.

– К сожалению, в течение многих веков православная церковь служила барьером, отделяющим Россию от западной цивилизации. Все мы, и миряне, и клир, искренне надеялись, что восстановление патриаршества позволит русской церкви уйти наконец из-под назойливой опеки государства, слиться в едином экуменическом порыве с католиками, баптистами, иеговистами и другими братьями во Христе. Увы, все эти чаяния оказались несбыточными мечтами. Посмотрите, кто сидит на патриаршем престоле! Недоучившийся семинарист, дикий горец, до сих пор не научившийся говорить по-русски без акцента.

– Но вернемся к герою или, вернее сказать, антигерою нашей сегодняшней передачи…

– Да. Завершая житие этого, с позволения сказать, «святого», следует заметить, что Николай Кровавый так и не раскаялся в преступлениях, содеянных его режимом. Об этом свидетельствуют последние годы его правления, когда вместо того, чтобы насаждать духовность и подлинно христианские ценности, тиран и убийца тратил деньги на бессмысленные и амбициозные проекты, вроде полетов в космос или создания атомного оружия.

– Если бы случилось чудо и к власти в России пришли прогрессивные силы, что бы вы им посоветовали?

– Смирение и покаяние – вот истинно христианские добродетели. Вот чего не хватает сегодняшней России. Перво-наперво надо уйти отовсюду, где наше присутствие имеет более чем сомнительный смысл, но разорительно для страны: Восточная Пруссия, Черноморские проливы, Хоккайдо. Дать свободу Польше, Финляндии, Маньчжурии, Корее, Тибету. В миросидении, в покое, в труде и молитве нуждается Россия, и потому отовсюду уйти надо.

Само собой, всем жертвам оккупации нужно принести извинения и компенсировать нанесенный ущерб. Разумеется, перед согражданами, попавшими под жернова репрессий, государство также обязано покаяться. Поскольку большинство из этих несчастных уже молят за нас Господа в райских кущах, компенсацию следует выдать наследникам. А чтобы пепел невинных мучеников не переставал стучать в наши сердца, их прах следует перенести в специальный пантеон возле Кремлевской стены…

Увы, чем закончилось интервью, приятелям узнать так и не довелось. Возбужденный услышанным Лев Семенович протянул руку к последней бутылке, и тут случилось непоправимое. Неловкий взмах – и многострадальная магнитола второй раз за сегодня грохнулась на пол.

Разумеется, Михалыч вновь попытался продемонстрировать свое мастерство. Забыв об обычных подколках, друзья затаив дыхание напряженно следили, как он колдует над сломанным аппаратом. Когда тот включился, у всех вырвался вздох облегчения, однако радость оказалась преждевременной. Как ни прискорбно, но чудеса дважды не повторяются. Ничего необычного из старенького устройства не раздалось. Только истошное мяуканье очередной мегазвезды, опостылевшая реклама и последние новости:

– …Уточняется количество погибших при взрыве казармы миротворческих сил НАТО в Нижнем Новгороде. Как мы уже сообщали, вчера утром начиненный взрывчаткой грузовик врезался в стену здания, в котором размещался батальон американских миротворцев. На данный момент из-под завалов извлечены тела ста восемнадцати военнослужащих и гражданского персонала. Весь мир с негодованием и гневом осуждает очередную трусливую вылазку русских нацистов…

– И чего этим чертовым камикадзе спокойно не живется? Из-за них завтра опять на антифашистский митинг идти. Босс сказал, всем быть обязательно, не то уволит.

– Хрен с ними, с придурками! Погодите, мужики… Но мы же все… Своими ушами! И что это было? Коллективная галлюцинация?

– Галлюцинация… Как бы не так! У меня на работе… Как раз перед тем, как наш «ящик» прикрыли. В общем, могу сказать точно: наша Вселенная – не единственная!

– Это что ж выходит, мы передачу из параллельного мира слушали?

– А я о чем говорю? Жаль не догадался на кассету записать.

– Совсем рехнулся? Это ж тоталитарная пропаганда! Ты еще речь Квачкова запиши!

При упоминании неуловимого и грозного лидера фашистского подполья вся троица невольно втянула головы в плечи.

– До чего же они несчастные. Те, кто в том мире живет. Прозябать в вечном страхе, не зная свободы. Постоянные унижения, полицейский произвол…

– Да уж! Хорошо, что наша история пошла по-другому.

За обсуждением таинственного феномена выпили еще по одной. Затем, слегка покачиваясь, Михалыч решительно поднялся на ноги:

– Ладно, мне пора.

– Куда так рано? Сиди! Водка еще есть…

– Ты что, забыл? Теперь же комендантский час не с одиннадцати, а с десяти. Ну после того, как телецентр рванули.

– Тогда по последней и расходимся. Кстати, аусвайс получил? Не то живо на Гуантанамо загремишь!

– А как же! – закатав рукав, Самуил Лазаревич гордо продемнстрировал вшитый под кожу микрочип.

Ника Батхен

Сказка про перчатку

Шел невиданный дождь. Все вокруг раскисало и гнило. Отсырели патроны, пропитались водой шинели, покоробились и разбухли кожаные ремни. Рядовой Дюнуа сонно мок под худым козырьком караулки. Хотелось закурить, но он ломал уже пятую спичку, и табачные крошки застревали в вислых усах солдата. Монотонность дождя пробуждала мечты о прекрасном – круглобокой бутылке бордо, круглощекой задастой бретонке, круглом блюде, наполненном жареным мясом под соусом с зернышками гранатов, и еще керамической тарелке с лохматой и сочной зеленью по краям…

– Рядовой, это штаб?

Рядовой Дюнуа клюнул носом стекло и проснулся. За оконцем стояла девушка в сером плаще.

– Ты заснул на посту? Это дурно. Я должна говорить с генералом.

Рядовой Дюнуа помотал головой и потер кулаками глаза – сон вцепился в виски и никак не желал уходить. Во втором часу ночи, в забытой богом провинции, не жена и не проститутка. Лет семнадцати с виду, стриженая, широкоплечая, взгляд внимательный, светлый и властный.

– Вы простите, мадемуазель, не положено. Да и ночь на дворе. Подходите с утра в штаб округа…

– Я должна говорить с генералом.

«Вот упрямая… Или беда стряслась? Может, брат запропал, или жених не пишет?»