Дмитрий Шубин - Тигр на свалке

– Стесняешься? – Дорс удивленно вскинул брови. – Все в первый раз стесняются. Иди и делай то, чего так добивался. Ты хотел ублажить меня. Так я хочу видеть, как это будет.

Боб приблизился. Он подошел почти вплотную. Незаметно сунул руку в карман, быстро вынул длинную заточку и ударил ею в живот надсмотрщика. Глаза того сначала выразили непонимание и удивление, потом ужас, и только Дорс собрался закричать, как Роберт зажал ему рот и повалил на землю.

– Тихо, тихо, – произнес Руг. – Не надо шуметь. В сексуальных играх свидетелей быть не должно. Интим, твою мать.

Боб вырвал из руки Дорса фонарь и посветил в лицо надсмотрщика. Глаза того молили о пощаде. Однако убийца об этом и не помышлял. Он медленно убрал руку от лица Дорса, и, нащупав заточку, поднес ее к горлу жертвы. Надсмотрщик, словно испуганная зверюшка в пасти хищника, молчал. Он не дергался, не пытался произнести и слова. Он просто ошалело смотрел в глаза Руга. А тот, словно опытный хирург, медленно сделал лезвием надрез с одной стороны горла прямо под челюстью, потом также медленно со второй стороны. Кровь плотным потоком стала выливаться наружу. Дорс заскрипел. Он задергался, начал отчаянно хватать ртом воздух.

– Э-э, нет, любовничек, так не пойдет. – Роберт плотно зажал своей крупной ладонью рот и нос надсмотрщика, не давая ему ни глоточка кислорода. – Дыши жабрами, бычок. Жабрами, рыбка. Ты ведь рыбка, ты любишь океан, ты любишь свободу. Ты хотел улететь на Землю, я тебе помогу. Учись дышать жабрами, у тебя теперь они есть.

Дорс стал дергаться сильнее, потом – уже только отчаянно, понимая, что ничего не сделать, а через пару минут обмяк. Руг поднялся и без малейших эмоций произнес:

– Теперь улики.

Он вывалил из вагонетки весь щебень. Осторожно, чтобы не испачкаться в крови, поднял труп и положил на дно телеги, подогнув Дорсу его еще теплые ноги. Потом стал ритмично забрасывать породу назад заранее подготовленной лопатой. На это ушло не менее пятнадцати минут, хотя весь щебень назад загружать не было никакой необходимости. Главное – присыпать. Посветив фонариком, он убедился, что труп не видно. Сыпанул породы на то место, где виднелась липкая жидкость, потом засыпал следы на земле и выключил фонарь, обтер его и сунул в телегу. Туда же припрятал самодельный нож. Стоя обеими ногами на рельсах, он принялся осторожно толкать вагонетку.

Выехал Боб из туннеля осмотрительно, специально дождавшись, когда протолкает свою порцию руды мимо входа в старую штольню Рваный. Догонять он его не собирался, но и ждать, когда появится Рыжий, не стал. Скрип колес собственной телеги пугал Руга больше всего, но сразу перестал тревожить, когда вагонетка встала на основную линию рельсового пути. Роберт без приключений добрался до эстакады, обернулся проверить нет ли свидетелей, и опрокинул содержимое телеги в контейнер. Грузовой лифт был глубоким, и Руг не сомневался, что никто не полезет вниз проверять руду. А через полчаса все улики, изобличающие его преступные действие, скроются под толстым слоем породы. На корабле автомат вывалит контейнер в трюм – и концы в воду.

Сзади показался Рыжий. Он притолкал свою вагонетку.

– Ну ты, парень, даешь, – сказал он, запыхавшись. – Еле тебя догнал.

– Спешил отправить побольше груза на Землю. Думаю, удалось.

Боб улыбнулся и как ни в чем не бывало покатил пустую вагонетку дальше.

Глава 8. Дорога на Париж.

Вначале заехали в общежитие, где ребята быстренько собрались в дорогу. Потом Федор Петрович по указке Жанны зарулил во двор и остановился возле подъезда. Девушка поднялась по лестнице и открыла дверь. Она в принципе не хотела разговаривать с отцом и матерью – пьяный настрой, а заодно и полное безразличие к мнению родителей. Однако Жанна сообразила, что «предки», если дочь будет отсутствовать несколько дней, наверняка переполошатся и подадут на розыск. Предупредить все же надо.

Отец уже дрых, завалившись на диван в одежде. Мать возилась на кухне, что-то выискивая в настенных шкафах и при этом громко хлопая дверцами. Когда она увидела удивленно глядящую на нее дочь, стоявшую в проходе, то спросила:

– Жанна, ты не видела, куда я припрятала чекушку? Где-то ведь она должна быть?

– Мама, ночь уже на дворе, а ты все водку ищешь.

Женщина игнорировала замечание дочери и продолжила перебирать содержимое шкафов.

– Мама, я уезжаю на несколько дней.

– Очень хорошо, но где все же бутылка? Да и сигареты должны быть.

Жанна достала свою пачку сигарет и кинула на стол перед матерью. Та посмотрела на «Winston» и сказала:

– Так, сигареты нашлись.

– Мама! – крикнула девушка. – Ты не слышишь? Я еду в Париж.

Женщина посмотрела на дочь и села на табурет.

– Как, в Париж?

– Мы с ребятами едем на концерт Элвиса Пресли, так что не теряйте меня. – Жанна сунула руку в карман, достала несколько купюр и протянула рубли. – Это все, что у меня есть, надеюсь, вам с отцом хватит, пока меня не будет. По крайней мере, на водку с сигаретами.

– А как же ты?

– У ребят есть деньги.

Жанна направилась к себе в комнату, где взяла рюкзачок и принялась быстро набивать его нужными вещами. Мать появилась на пороге и, пошатываясь, хмельными глазами стала наблюдать за дочкиными сборами.

– Париж, это ведь далеко, другой округ, – смекнула, наконец, женщина.

– Все нормально, мам, мы на автолете, быстро долетим. Не переживай, со мной едут четверо парней, если что, в обиду не дадут. – Жанна присела на стул, держа перед собой рюкзак. – Жизнь-то ведь идет, мам. И не хочется прозябать как все в убогой России. Надо ведь когда-то и на мир посмотреть.

Жанна понимала, что если бы мать сейчас была трезвая, она бы вцепилась в дочь обеими руками, пытаясь задержать, не отпустить. Но теперь, скорее всего, она думает лишь об одном: как бы быстренько сбегать в «круглосуточный» за очередной чекушкой. Ладно, завтра сообразит что к чему, да я уже далеко буду.

– Ну что ж, посидела на дорожку – и в путь. – Жанна встала, подошла и чмокнула мать в щеку, после чего постаралась быстро ретироваться, запретив себе оборачиваться. Выйдя на улицу, она запрыгнула в «Москвич» и Федор тронул машину.

Очень быстро они вылетели за город и, встав на видимую только бортовому компьютеру воздушную трассу, разогнались до предела. Обтекаемый автолет рассекал воздух, который посвистывал в щелях, неизменно сопутствующих русской технике. Потом Федор включил музыку и вместо свиста застучал ритмичный электронный ударник и гулкий бум басовой гитары. Писклявый голос по-английски застонал о потерянной любви. В салоне стало повеселее, хотя снаружи накрапывал все тот же надоевший дождь, а «дворник» мерно слизывал прилипшие капли с лобового стекла. Парни, которые уже почти засыпали на заднем сиденье, ожили и под музыку добавили себе новую дозу пива.