Эрик Рассел - Алтарь страха

Другая часть его мозга, постоянно находящаяся настороже, заставила его замолчать. Если тебя ищут, всплыл перед ним аргумент, то пройдут по твоему следу по городу, доберутся до вокзалов и автобусных станций. Доберутся и до этого клерка. Пусть перед ним проходят тысячи клиентов, но вдруг у него прекрасная память или по какой-то причине он запомнит именно тебя? Не давай ему такого шанса. Никому не давай шанса. За решетку попадают как раз те, кто теряет бдительность.

Брэнсом купил билет до большого города, расположенного на четверть пути ближе того места, куда он действительно хотел попасть. Сунув билет в карман и подхватив портфель, он повернулся и налетел на высокого худощавого мужчину с короткой стрижкой и пронзительным взглядом.

— Итак, мистер Брэнсом, — сказал Риардон вежливо, но не выказывая удивления, — решили устроить себе отпуск?

— Имея на то официальное разрешение, — сообщил Брэнсом, гигантским усилием воли удерживая контроль над собой, — Людям иногда надо уезжать по делам.

— Еще бы, — не стал спорить Риардон, — Конечно, надо, — С подчеркнутым интересом он уставился на портфель Брэнсома; у него был такой вид, словно он видит его насквозь, — Желаю приятно провести время.

— Именно этим я и собираюсь заняться. — И тут на Брэнсома накатило негодование. — Кстати, а вы-то что тут делаете?

— То же самое, что и вы, — с легкой улыбкой ответил Риардон. — Еду кое-куда. Может быть, мы даже в одно место с вами едем, а?

— Понятия не имею, — огрызнулся Брэнсом. — Я же не знаю цели вашего путешествия.

— Впрочем, какая разница? — примирительно произнес Риардон, чтобы прекратить перепалку. Посмотрев на вокзальные часы, он шагнул в сторону кассы. — Надо спешить. Увидимся как-нибудь.

— Может быть, — без восторга отозвался Брэнсом.

Оказавшись в поезде, он ощутил одновременно облегчение и напряжение оттого, что избавился от Риардона. Мысли метались испуганным котом. Встречу с этим малым едва ли можно объяснить простым совпадением. Но ведь на вокзале Брэнсом внимательно огляделся. Риардона там не было.

Через десять минут поезд тронулся. Брэнсом раздраженно подумал, что вот-вот у него окажется незваный спутник. Если Риардон действительно за ним следит и имеет соответствующие полномочия на то, чтобы выкрутить руки билетному кассиру, то он легко узнает, куда покупал билет предыдущий пассажир, и потребует билет на тот же самый поезд. Меньше всего на свете Брэнсому хотелось бы лицезреть на противоположном сиденье физиономию этой ищейки, чтобы потом несколько часов вести опасный разговор, стараясь отделаться от инквизиторских вопросов. Он некоторое время встревоженно ожидал, но поезд уходил все дальше, а Риардон так и не показывался.

Без приключений добравшись до пункта следования, Брэнсом бесцельно побродил по городу, сохраняя бдительность, но так и не заметил за собою слежки. Заставив себя перекусить, он еще немного послонялся и вернулся на вокзал. Судя по всему, его так и не выследили, и никто не ожидал у входа на вокзал его возвращения.

У билетного окошечка он сказал:

— Я хотел бы попасть в Бэльстоун.

— Поезда туда не ходят, — ответил клерк. — Ближайшая станция расположена в двадцати четырех милях оттуда, в Ханбери. А уж оттуда до Бэльстоуна доберетесь автобусом.

— Хорошо. Пусть будет Ханбери. Когда следующий поезд туда идет?

— Вам повезло. Через две минуты. С девятого пути. И вам лучше поторопиться.

Схватив билет, Брэнсом кинулся через зал ожидания на выход к девятому пути. Все складывалось просто чудесно: он еще и сесть не успел на свое место, как поезд тронулся. Брэнсом ощутил удовлетворение: если за ним и велась слежка, то хвост просто не успел бы за ним угнаться.

Но тяжким бременем оставалось проклятие прошлого, волей-неволей вторгшегося в настоящее и сделавшее это настоящее столь же мрачным. Это проклятие проявлялось в постоянном ощущении, что за ним следят, наблюдают, преследуют. Он постоянно видел перед собою глаза, которые, зная правду, обвиняют, и этому не было конца.

Почему же я убил Арлен?

Этот вопрос вызвал тошноту. Теперь, когда ему не грозила непосредственная опасность, стали проясняться и детали.

Он таки вспомнил ее фамилию. Да, ее звали Арлен Лафарж. Как-то она даже объяснила ему, что имя представляет собой измененное Эйлин, а фамилия восходит к французским предкам. Она обладала прекрасной фигурой, всячески подчеркивала это, что уже само по себе многое говорило о ней. Что касается прочего, то у этой насквозь расчетливой и безжалостной особы, старой ведьмы в юном обличье, были темные волосы и черные глаза.

Когда ему было двадцать лет, он вел себя как существо, раз в десять более глупое, чем был на самом деле, — он попал под ее гипнотическое влияние. Свои права на него она заявила тут же, как только он стал более-менее на что-то пригоден, то есть закончил колледж и начал неплохо зарабатывать. Он же превратился в ее раба, покорно ожидающего, когда же она одарит его милостями своего тела. Она пользовалась малейшей возможностью, чтобы еше сильнее подчинить его себе. Он ползал у нее в ногах, как комнатная собачонка, одновременно и ненавидя ее, и жаждая ее тела.

А затем два десятилетия назад и произошел этот взрыв. Она позвала его в Бэльстоун, всего лишь на день, чтобы подразнить бедную рыбку приманкой и в двенадцатый или тринадцатый раз увериться, что он принадлежит ей душой и телом, и вновь вытереть о него ноги.

Но на этот раз она ошиблась. Ему уже до смерти надоела эта юная Клеопатра. Что-то щелкнуло, кровь ударила в голову, и концентрация ненависти превысила критическую массу. Он мог бы уже расстаться с ней, если бы только смирился с таким простым решением. Вот почему он отправился в Бэльстоун и проломил ей череп. А затем закопал под деревом.

Должно быть, он просто сошел тогда с ума.

И теперь подробности происшедшего так ярко всплывали в его воображении, словно все произошло не двадцать лет назад, а совсем недавно. Он, как сейчас, увидел побледневший овал лица, когда она осела под смертоносным ударом, застывшее недвижно тело, тонкую струйку крови, вытекающую из-под черных волос, — крови столь же ярко-красной, как и помада на ее губах. Ощутил он и то внутреннее безумие, овладевшее им в момент нанесения удара, и даже руки его напряглись в готовности нанести удар вновь. Он ясно припомнил ту ярость, с которой выкапывал нору, в которой можно было бы спрятать тело, и при этом еще успевал поглядывать на дорогу, чтобы случайный свидетель не застал его за работой. Он видел себя, аккуратно укладывающего куски дерна среди корней дерева и даже притаптывающего их, дабы скрыть следы повреждения почвы.