Виталий Забирко - Мародер

– Как – не знаешь? Ты на них работала!

– Работала, – согласилась она, – но к их расе не имею никакого отношения. Теория хронофизики, известная в вашем мире, дает лишь половинчатое представление о пространственно-временном континууме. Вы более-менее знаете временную составляющую, но понятия не имеете о пространственной. Суть же теории заключается в том, что в пространственно-временном континууме существует бесчисленное множество параллельных миров, развивающихся в едином потоке времени и взаимно влияющих друг на друга. Временной сбой, который случился в вашем мире, пагубно влияет на другие миры, из-за чего и потребовалось вмешательство.

– В вашем мире? – недоверчиво буркнул я. – А ты что – из другого, параллельного?

– Была, – легко призналась Злата. – Теперь это мой мир. Ко мне пришли, объяснили ситуацию, и я согласилась.

– К десятилетней девочке… – фыркнул я, вспомнив, что говорила о приемной дочери Вероника Львовна.

– К тридцатилетней, – поправила Злата. – А отправили сюда в десятилетнем возрасте. Есть в службе Контроля Времени технологии, позволяющие помнить несостоявшееся будущее. Ты же помнишь престарелую даму, которая сорвала крупный куш в казино? А постанты ее вытерли из времени вместе с событием.

Я бросил на Злату быстрый взгляд и отвел глаза. Был со мной такой случай, но не воспоминание о нем царапнуло душу. Если Злата знала, что я помнил о престарелой дуре оттуда, то она знала обо мне все. В том числе что я думал о ней, и воспользовалась этим. Как блюстители стабильности, как «парни на одно лицо», как Сатана. Использовала меня. А я, видите ли, размечтался…

Я залпом допил пиво, открыл вторую бутылку и принялся наливать в стакан.

– А вот так обо мне не надо, – тихо сказала она, словно прочитав мои мысли.

– Почему не надо? – мрачно спросил я, не поднимая глаз.

– Как, по-твоему, – глухо спросила она, – чтобы выполнить свою миссию, мне нужно было знакомиться с тобой?

Рука у меня дрогнула, и пиво из бутылки плеснулось на столик. Я поставил бутылку на стол, но посмотреть на Злату не решился и перевел взгляд на океан. Я верил ей и не верил, но очень хотел, чтобы было так, как она сказала. Лед, сковавший сердце, начал таять, и было невыносимо больно.

– Ты знаешь о цунами? – треснутым голосом спросил я.

– Да.

– Иначе было нельзя?

– Иначе было нельзя, – эхом отозвалась она, и я понял, что в ее голосе означали отрешенность и безучастие. Обреченность.

– Как-то все глупо и… – Я судорожно вздохнул, не находя слов, и сорвался: – Разве так меняется реальность?!

Злата покачала головой.

– Взрывом ядерной боеголовки пишется история, а реальность меняется именно так. Буднично, обыденно, неприметным для окружающих событием. Кому, как не тебе, это не знать.

Она была права. Но одно дело – знать о коте Томе, другое – быть на месте агнца, приносимого в жертву ради изменения реальности.

– Выходит, мы обречены? Но здесь есть скутеры… Водный велосипед, в конце концов! Говорят, на плаву цунами можно и не заметить!

– Это в будущем здесь будут водный велосипед, скутеры… Сейчас есть только акваланги, но в баллонах нет воздуха.

– А ты умеешь плавать? Если выплыть в океан, то…

– Я не умею плавать, – не дав досказать, перебила Злата. – Как и ты. Наш мир ненамного лучше вашего. Из-за вашего. Почему я и согласилась на задание.

Я помолчал. В моей голове не укладывалось, что человек может жертвовать собой ради лучшего мира на Земле, мира, в котором ему не суждено жить.

– А твои… – начал было я, и она снова поняла меня с полуслова.

– Никто нам на помощь не придет. Мы теперь местные и можем рассчитывать только на самих себя.

Биологический хронометр подсказал, что до цунами осталось десять минут, я поглядел на океан, но ничего не увидел. Ровным счетом ничего. Цунами шло с востока, оттуда же светило солнце, и поверхность океана выглядела ровной и блестящей, как зеркало.

Я не удержался и мельком глянул на Злату.

– Ты такая спокойная…

– Я знала, на что иду.

– И не боишься?

– Боюсь, – честно призналась она.

– Тогда что…

– У меня есть воспоминания, – вновь угадала она мои мысли. – И вот это.

Она полезла в нагрудный кармашек куртки, достала какой-то камешек и протянула мне на открытой ладони. Я посмотрел, и у меня перехватило горло. На ладони лежал бриллиант, который я подбросил ей в сумочку. Бриллиант, который здесь, на острове, в нашем положении ничего не стоил. У него была совсем другая цена.

И тогда я наконец осмелился посмотреть ей в глаза. Чистые, глубокие, распахнутые передо мной так, чтобы я смог увидеть всю ее душу. Без остатка.

Я не выдержал такой откровенности и отвел взгляд. К этому я еще был не готов, а времени уже не оставалось.

– Почему с нами так…

– Потому, что есть такое слово, как предопределенность. Иначе было нельзя. Иначе все возвратилось бы на круги своя, и этот мир остался бы прежним. Таким, каким его знаешь ты.

Сейчас я был согласен, чтобы он остался таким, как был, но ничего поделать не мог. Не в моих силах противостоять предопределенности.

– Неужели… Неужели у нас нет никаких шансов? – сипло, пересохшим горлом, спросил я.

Злата помолчала, посмотрела на камешек в своей ладони, зябко повела плечами.

– Не знаю… – прошептала она, не поднимая глаз. – Я задавала этот вопрос, но мне не ответили. С этого момента нам не положено знать будущее… Но теперь мы вправе поступать как угодно. Все в наших руках…

Она продолжала отрешенно смотреть на бриллиант на ладони, и я вдруг понял, что она не верит в свои руки. И тогда я вспомнил, что говорил о бриллианте Иван-«небожитель». «В будущем пригодится…» Неужели именно это будущее он имел в виду? Мне хотелось другого будущего. Страстно хотелось. И в словах Ивана-«небожителя» для меня забрезжила надежда.

– Спрячь камень, – попросил я.

– Зачем? – равнодушно поинтересовалась Злата.

– Я прошу, спрячь.

Очень не хотелось, чтобы забрезжившая надежда оказалась беспочвенной.

Злата вздохнула, сунула бриллиант в кармашек куртки, застегнула пуговицу. Тлеющий огонек надежды разгорелся сильнее. Пусть у нас будет будущее… Пусть!

– Быть может, нам удастся спастись… – пробормотал я. – Я видел фотографию этого острова после цунами… Волна сметет с острова все, кроме балкона на сваях. Это наш единственный шанс.

– Да, – легко согласилась Злата, и я понял, что она мне не верит. Думает, утешаю…

Я сам себе не верил. Неизвестно, какой высоты и силы будет вал, – на фотографии на покосившемся на трех сваях балконе от перил и следов не осталось. Оставалось только надеяться.