Джеймс Хоган - Сибирский эндшпиль

Геннадий не обратил внимания:

- Видишь ли, нам ведь не почва важна, важны бактерии и прочее, что в ней находится. В конце концов мы только простые смертные. Нам не помогают сверхъестественные существа.

В его голосе блеснул сарказм. Издеваться над религией - это было одно из его любимых занятий.

- Какое это имеет отношение? - не понял Йосип.

- Разве ты не знаешь? Почему, ты думаешь, Господь приказал Ною построить ковчег? Ведь не потому, чтобы спасти всех этих тварей по паре, нет, Йосип? Честное слово! Эти животные были просто переносчиками любимых созданий господа: блох, глистов, лобковых вшей, вируса полиомиелита и бактерии дизентерии. А также малярии, холеры, желтой лихорадки, и бубонной чумы, которыми бесконечно мудрый, все прощающий и все понимающий Отче подарил детей Его. И кара Господня неотвратимее всего над бедными, голодными и беззащитными. А как бы мы назвали человека, который так вот наградил своих детей?

Они вошли в лифт и Геннадий продолжил:

- Я не пойму, в чем дело, Йосип! Если страждущие мира сего нуждаются в помощи, они бегут к ближнему своему: к инженеру, ученому, врачу, строителю, колхознику. А когда после тысячи лет ужасных бедствий болезнь наконец-то вырвана с корнем, что они делают? Они благодарят Бога! Каково? Какое отношение к этому мог иметь Бог? И зачем он вообще наслал эту болячку? - тут Геннадий обратился к Поле. - Я не понимаю, вы же ученый. Как можно уважать правительство, которое не делает ничего, чтобы положить конец этим абсурдным россказням? Разве хорошо заставлять детей молиться этому абсурдному богу каждое утро в школе?

- Это давным-давно прошло, - не выдержала Пола, когда двери лифта открылись. - И Бог действительно милостив, иначе бы не допустил того, чему каждое утро молятся в ваших школах.

Впрочем, ответ ее не удовлетворил.

Они вышли в фойе на первом этаже здания, где собирались из разных частей комплекса заключенные, чтобы ехать обратно в Замок. К ее облегчению, Геннадий не стал приставать дальше, а ушел через главный вход. Пола отошла в сторону, и пока у главного входа не остановился автобус, ни с кем не разговаривала. Минуту спустя автобус выбрался из лабиринта центральной части Тургенева и выехал на дорогу, бегущую над линией монорельса в направлении Новой Казани.

Больше всего Полу раздражало то, что все, о чем говорил Геннадий, почти точно совпадало с ее отношением к религии. Сколько раз она указывала на ту же ересь фанатикам-фундаменталистам дома в Штатах. Вот почему она чувствовала себя безоружной перед аргументами Геннадия: она никогда не слушала себя со стороны и не могла найти, что ответить.

И еще ее раздражало другое - он считал ее такой же, какой она привыкла видеть людей вроде него. Она подумала об Ольге, о том, как их общее восприятие науки объединило их в своего рода глобальное сообщество, стоящее выше искусственного разделения на нации и народы, бездумного разделения, основанного не на реальности и правде, а на предубеждениях, мифах, жадности и безрассудстве. С обоих сторон планеты разум был подчинен равно иррациональным, но тем не менее так уверенным в себе системам. В их руки нельзя доверить будущее. Сейчас, думала она, ей понятно, как чувствовал себя Морис.

Когда Пола вернулась в Замок, она отправилась на ужин - фасолевый суп с хлебом, картошка, тушеная капуста и кусочек желатинообразного мяса, повар утверждал, что это отбивная - в столовую Блока Обслуживания. Там было много людей, возвращавшихся со смены, но она увидела свою соседку по домику 19 Елену за столиком в одиночестве и поспешила к ней.

Несмотря на малопривлекательную диету, Елена ухитрилась остаться пухленькой. Она носила челку из прямых коричневых волос, у нее был двойной подбородочек, румяные щечки и довольно-таки широкие бедра. Она всегда казалась Поле женой какого-нибудь фермера, но на самом деле была социологом, и по этой причине - в опале у начальников, решавших, о чем народу думать и чему его учить. С типично коммунистической вывернутой логикой, в обществе, которое объявило классовую борьбу наукой, ее научное изучение не поощрялось, а когда результаты исследований расходились с официальной доктриной, то и просто запрещалось. Западные коллеги Елены обычно получают на телевидении лучшее время.

За едой они немного поболтали, неожиданно Пола призналась ей:

- Я вообще не считала социологию наукой. Сейчас я, правда, так не думаю.

- Да? - Елена продолжала невозмутимо жевать.

- Наука означает возможность точно предсказать, какая причина приведет к какому следствию. Физика, например - но физика описывает очень простые процессы, частицы, силы, с которыми они взаимодействуют. Однако, чтобы изучить это, понадобились столетия, и ученые сбивались с пути при первой же возможности. Но знаешь, Елена, даже экологические путаницы, которые распутываю вот уже два месяца, относительно просты по сравнению с социальной системой одной нации, не говоря уже обо всем мире. Никто не знает, к чему приведет то или иное изменение, что бы там ни говорили, чтобы выбить финансовую поддержку. Она все еще на стадии шаманизма: дождь пойдет, если плясать достаточно долго.

Елена улыбнулась. Пола призналась себе, что она иногда пользуется покладистым характером Елены, чтобы разрядить свое эмоциональное напряжение, когда она чем-нибудь возбуждена.

- Я думаю, ты права, - ответила Елена. - Социология никогда не была экспериментальной наукой. Трудно добиться результата, если посадить людей в лабораторные клетки... Но, кстати, в этом есть и вина американцев

Пола сообразила, что та не отпустит наживку так просто.

- Что ты хочешь этим сказать?

- Если вы в самом деле верите во всю вашу свободу и право людей управлять собой, почему вы не позволили Соединенным Штатам превратиться в огромную социологическую лабораторию? Вы могли бы позволить каждой части страны попробовать любую систему, которая им нравится: либеральную, авторитарную, секулярную, клерикальную, какую угодно - и узнать на опыте, что сработало, а что - нет. Тогда вы увидели бы, каким экспертам можно верить, а каким - нет. А вы вместо этого устраиваете большие федеральные программы, стоящие целое состояние, и я не убеждена, что от них будет толк - и проводите их прямо из стадии непроверенных заявлений до уровня национального закона, без всякой экспериментальной проверки. По иронии судьбы именно это вы ставите в вину нам.

- Туше, - улыбнулась Пола. - Я сама напросилась.

- Это уже происходит, так или иначе, - продолжала Елена.

- Ты так думаешь?

- Это уже началось - посмотри на Китай. У них есть строго марксистские города, а в двадцати милях от такого может стоять город, ведущий политику невмешательства. Одной областью управляют религиозные традиционалисты, отрицающие технологию, а в другой вообще нет законов, касающихся личной морали, а в третьей разрешено носить оружие. И каждый может мигрировать туда, где для него лучше всего, а если он ошибся, то может попробовать еще где-нибудь.