Джоан Виндж - Пешка

Вдруг глаз выхватил из темноты узкую полоску света, просачивающегося через щель в приоткрытых воротах. Я вломился в дом, не заботясь о том, что же я встречу там, внутри. Через мгновение я столкнулся с чем-то, вернее — с кем-то, едва не сбив его с ног и не завалив на ворох жесткой белой одежды.

— Уфф! — прохрипел я полувопросительно, полуоблегченно. Церковная служба. Я увидел алтарь с культовой утварью, группу одетых в белое фигур; меня здесь не ждали, не искали и не охотились за мной.

Я услышал проклятия и хриплые возгласы. Меня встряхнули, обшмонали, схватили за руки, и в таком вот распятом виде я замер, покорившись железной хватке. Вспыхнул свет, ослепив меня. Тут-то я разобрал, что эти свирепые татуированные лица, пихавшиеся прямо мне под нос, принадлежали вовсе не святым. Я отчаянно забрыкался, и один из «божьих людей» ударил меня в живот. Я беспомощно осел на пол, и хватка ослабла. Лежа на полу буквой Z, я услышал стон-причитание, постепенно оформляющееся в слова: «Святое Причастие! Молодое вино для чаш Душепийцы!» Щелкнуло откидное лезвие ножа.

Чьи-то руки резко запрокинули мне голову назад. Лезвие, сверкнув в луче света, плавно скользнуло откуда-то сверху к моей груди. Защищаясь, я выбросил руки вперед и вскрикнул, когда жгучая боль пронзила ладонь и моя собственная кровь брызнула мне в лицо.

Хлесткий лай стреляющего резиновыми пулями автомата взорвал мой слух, и лавина криков, ругательств и выстрелов обрушилась на меня, когда внезапно число тел в комнате удвоилось. Белые фигуры рассеялись, выкрикивая в ночь имя Душепийцы, оставляя меня лежащим на земле в густом лесу темных бронированных ног. Меня взяли под мышки и подняли с земли: я стал добычей охотников, загнавших меня в этот тупик смерти.

Глава 19

Я дал им понять, что не могу идти самостоятельно, потому что я и не мог идти, хотя и убеждал сам себя, пока они выволакивали меня обратно на улицу, что только жду удобного момента для решающего рывка…

Через дорогу, в тускло светящейся глотке подворотни стоял, поджидая нас, какой-то человек. Ничего зловещего в его виде, ни оружия при нем не было. И это был не Венок, которого я оставил на причале.

— Привет, Кот, — сказал незнакомец.

Мои конвоиры остановились, чтобы он мог посмотреть на меня, а я — на него. Человек узнал меня и думал, что я узнал его. Голос показался мне смутно знакомым, но я был уверен, что никогда прежде этого человека не встречал. Неожиданно в его ладони сверкнул луч света, высветив каждую черточку лица. Средних лет, бронзовая кожа, острый нос и тяжелый нечитаемый взгляд под челкой прямых темных волос. Он, как и остальные, носил оружие и защиту, но забрало шлема было поднято, и я смог разглядеть его. В луче света блеснуло вдетое в левую ноздрю серебряное кольцо.

— Теперь узнаешь?

Я замотал головой. В моем мозгу пульсировала картинка: сверкающее лезвие несется вниз, к моей груди… и еще раз, и еще…

— Нет, — еле слышно выговорил я, удивляясь, почему он не покончил со мной сразу.

Тонкие губы незнакомца растянулись в печальной усмешке. Он медленно поднял руку, стянул железную перчатку. Белый браслет шрама тускло блеснул на запястье. Такой же, как и у меня.

— Теперь?

На секунду я прикрыл глаза, вслушиваясь в голос его мыслей. Мика. Я в изумлении открыл глаза. Последний раз я видел это лицо, еще когда мы оба носили бирки каторжников, — они-то и оставили эти шрамы.

— Мика.

Я никогда не видел его лицо целым и здоровым: там, на Синдере, оно было либо покрыто синей радиоактивной пылью, либо изуродовано болезнью. Мы работали как партнеры, но никогда не дружили. На шахте от вас очень скоро мало что остается — ни о каком побеге не могло быть и речи. Но Мика, которого ждала на шахте лишь смерть, видел, как я убегал. И взгляд его въелся в мою память, как кислота, — мне даже пришлось срочно что-то делать, чтобы заглушить это воспоминание, каждую ночь приходившее в мои сны.

— Что ты здесь делаешь? — сказал я тонким, как у ребенка, сдавленным голосом.

— До тебя еще не дошло? — спросил он, точно мне рассказали анекдот, а я не понял юмора. — Черт, малыш, я здесь для того, чтобы спасти твой зад.

Он подошел и, оглядывая меня, передал фонарик одному из конвоиров.

— Исправил зрачки? А? — В ответ на мою гримасу улыбка его стала чуть шире. Он мягко взял мое запястье, поднял исполосованную ножом руку, не обращая внимания, что кровавый ручеек побежал вниз по его локтю. Рассмотрев рану, я выругался. Нож все еще торчал в ладони, проткнув ее насквозь. Неожиданно свет стал ярко-золотым. Я словно тонул в меду.

В глазах Мики появилась суровая заботливость. Улыбка исчезла.

— Ты… — Он неопределенно мотнул головой. — Это ты выкупил мой контракт и послал докам деньги, чтобы те вычистили мне легкие, да еще осталось достаточно, чтобы стартовать заново. — Его пальцы крепче сжали мое запястье. — И ты никогда не говорил почему. Почему? Почему ты это сделал?..

Я вздрогнул. Он вдруг разжал ладонь. Я молчал, Поскольку не мог найти ответа, который имел бы хоть какой-то смысл.

Мика поднял свободную руку и крепко схватился за рукоять ножа. От боли меня передернуло, и он снова сжал мне запястье.

— Смотри на меня, — сказал Мика.

Я посмотрел на него, и тут он выдернул нож.

На глаза упала мутно-красная пленка, и я вскрикнул, но тут же задушил в себе крик, потому что с десяток мужчин, которым частенько приходилось вытаскивать ножи из незнакомцев, наблюдали за мной. Несколько напряженных, глубоких, дрожащих вздохов — и Мика стянул перчатку с моей кровоточащей ладони.

Я увидел, когда смог наконец навести резкость, что он слегка кивнул и слабая улыбка вновь тронула уголки его рта. Он бросил набухшую от крови перчатку на землю. Потом молча, с торжественной серьезностью поднял нож, который только что выдернул из меня, и приставил лезвие к своей ладони.

— Никто никогда ничего для меня не делал, — прошептал он, не отрывая взгляда от моих глаз. — Даже моя собственная семья. Никто, кроме тебя.

Подбородок его дрогнул, когда он, сильно нажав на рукоять ножа, провел лезвием по руке. Брызнула кровь, наполняя подставленную горстью ладонь. Мика приложил свою ладонь к моей. Наши пальцы сплелись, раны встретились, ручейки крови — его и моей — слились.

— Все, что только захочешь, — все, — ты можешь просить у меня. Ты понял, брат?

Я медленно кивнул. Мика отступил, разматывая один из длинных цветных платков, которые он носил на шее, и крепко обмотал им мою ладонь. Другим платком он завязал свою.

Я посмотрел на руку и пробормотал:

— Я бы присел.

Мика усмехнулся:

— Да.