Ричард Маккенна - «Если», 1994 № 10

Психодрама исходит из естественной способности людей к игре. Морено полагал, что люди ведут себя в обычной жизни подобно актерам в театре. Они вовлечены в соблюдение ритуалов, ограничивают себя рамками роли, которую предлагают им окружающие, действительность. Они могут одинаково вежливо улыбаться и в радости, и в горе, не открывая другим истинные чувства и переживания. Морено казалось, что в психодраме люди обретают внутреннюю свободу, избавляются от гнетущих их переживаний и комплексов. В отличие от пассивного психоанализа, что предложил З. Фрейд, — игра, творчество.

Психодраматические группы расширяли ролевой репертуар, их участники исследовали самих себя и друг друга и в процессе разыгрываемого представления решали свои личностные проблемы. Морено верил в силу спонтанности, которую называл «хитрым катализатором творчества». Театр он использовал как лабораторию для изучения этого «катализатора» и обнаружил, что импровизации можно научиться, создавая специальные приемы для тренировки спонтанных действий. Морено предлагал участникам самим выбирать себе роль в психодраме — реалистическую и нереалистическую, но играть, не перевоплощаясь в другого, играть самого себя в меняющихся ситуациях. Это не означало, однако, что во время психодрамы не могут использоваться привычные действия. Спонтанность содержит две переменные: новизну и адекватный ответ. Последнее может вызвать как раз привычные действия, поскольку это необходимо для данной ситуации. Для этого участник группы должен быть знаком с культурными и социальными традициями, ограничениями. В противном случае поведение его может оказаться патологическим.

Как в обычном, традиционном театре, психодрама должна кончаться катарсисом. Понятие катарсиса, восходящее к античным трагедиям (определение катарсиса дал Аристотель), не претерпело за века изменения. Более того, Фрейд и Морено это понятие использовали в значении и целях точно таких же, как и древнегреческие драматурги. Эмоциональное потрясение, внутреннее очищение. Античный театр добивался этого, Морено хотел того тоже. Но главное, чтобы катарсис пережил сам участник психодрамы, разыгрывая ее и одновременно освобождаясь от нее.

На первых порах зрителями психодрамы были только участники драматического действия, но потом в атмосферу занятий эмоционально вовлекались люди, не принимавшие в психодраме непосредственного участия. Морено строил планы создания «открытой» психодрамы — такую программу он хотел осуществить с любительской труппой Карнеги-холла, когда переехал в США в середине 50-х годов.

Однако мы начали с информации о психотерапевтическом театре, который появился в России. Зачем так много о психодраме Морено? Без этого не будет понятна философия московского лечебного театра. О психодраме Якоба Морено в свое время отечественные специалисты знали мало — в учебниках психотерапии, психиатрии концепциям западных ученых посвящались разве что один — два абзаца, с непременным выводом о «порочности методологических основ». Тем не менее идеи Морено оказали несомненное влияние на московских психотерапевтов.

Марк Бурно, доцент кафедры психотерапии бывшего Центрального института усовершенствования врачей, создавший лечебный театр, назвал его четко психотерапевтическим. И взяв идею ролевой игры, на чем основана психодрама Морено, пошел иным путем. Возможно, это связано с более трудным контингентом «актеров»— клиницист Бурно работает с людьми, имеющими серьезные психологические, психиатрические и неврологические проблемы. для отечественной медицины (и психиатрии, в частности) характерны патерналистские отношения врача к пациенту. Поэтому актеры московского психотерапевтического театра играют не самих себя, они играют определенных врачом персонажей. Автор пьесы, премьера которой показана была театром, — «Новый год в лесной избе» — сам Марк Бурно, который хорошо знает проблемы своих пациентов. Поэтому роли писались под конкретных людей, конкретные проблемы.

Внешне представление психотерапевтического театра напоминает средний любительский спектакль — эстетам театра там делать нечего. Условные персонажи— семья медведей, волк, лиса, кот, пес — говорят «человечьим» голосом, вполне о «человечьих» делах. Волк и медведь, увы, алкоголики, которых пытается отучить от пагубной привычки почитаемый в лесу доктор-олень (угадываются в этом персонаже черты самого автора пьесы). Поэтому возможны почти пародийные реплики, вроде: «Зверь должен быть свободен: пить или не пить». Однако в тексте «запрятаны» все основные положения психотерапевтических бесед, которые врач ведет со своими пациентами. Теперь это предлагается сделать в игровой форме им самим: участники спектакля являются как бы психотерапевтами друг друга. С точки зрения врача, это одна из важных граней театра.

Душевный склад личности для него связан с биологической основой. Человеку надо найти свое «я» как личности определенного душевно-телесного склада. Есть классическая типология личностных вариантов, и обрести счастье, духовную свободу человек может внутри своего варианта. Поэтому участники группы непременно знакомятся с элементами типологии личностей, изучая характеры как бы в разрезе. Потом это поможет лучше понять и себя, и других, увидеть свои проблемы. Врач только помогает сделать это скорее. В том числе и не лишенными морализаторства монологами, которые пишет для актеров своего театра. Профессиональный режиссер, ставивший спектакль, был поражен, как быстро участники освоили сценическую площадку. Режиссер видит и проявления вдохновения, таланта, а ведь совсем недавно эти люди казались замкнутыми, потерянными, некоммуникабельными.

Врачу очевидно: пациенты «выплывают» из состояния тревожной неопределенности, расстаются с ощущением своей неполноценности. Это не означает полного перерождения личности, каждому дано право остаться самим собой. В конце концов все вместе, со всеми нашими несовершенствами, мы и есть человечество, считает Марк Бурно. Из этой общности «никто из нас просто так выпасть не может».

Однако у режиссера и врача есть расхождения: режиссеру хотелось бы эстетически более значимого результата Он не очень доволен ритмом спектакля, который замедляют те самые монологи. Врачу более интересен сам процесс — общения, совместной работы, взаимораскрытия каждого. Он думает, как можно поменять артистам роли: персонажа, который индуцирует зло в других, играет совершенно чуждый зла человек. Не трудно ли это дается ему?

Впрочем, возможно, опасения напрасны. Актеры принимают условия игры, значит, уже имеют достаточно сил, чтобы подняться над собственным недугом, разрушить скорлупу, в которую были им заданы. Это путь к свободе. Запомнилась реплика талантливой исполнительницы роли Лисы: «очень хочется пошалить». (Вспомним, что идея лечебного театра подсказана Морено детьми).