Филип Дик - Человек в высоком замке (пер. О.Колесников)

Он взглянул ей в лицо, вертя в руках бокал, и, казалось, изучал ее.

– Мне кажется, что многое в этом мире стоит свеч.

– Я понимаю то, что происходит у вас в голове, – сказала Юлиана.

Для нее это было старое, привычное выражение лица мужчины, но здесь оно нисколько не смущало ее.

Она больше не видела себя такой, какой была прежде.

– В деле, заведенном на вас в гестапо, говорится, что вас привлекают женщины, подобные мне.

Абендсен не изменил выражения лица и сказал:

– Гестапо не существует с 1947 года.

– Тогда значит СД или чего-то в этом роде.

– Объясните, пожалуйста, – резко сказала Каролина.

– Обязательно, – ответила Юлиана. – Я до самого Денвера ехала с одним из них. Они со временем собираются показаться и здесь. Вам следует переехать в такое место, где они не смогут вас найти, а не держать дом открытым, как сейчас, позволяя всем, кому заблагорассудится, входить сюда – ну хотя бы так, как я. Следующий, кто сюда доберется – ведь не всегда найдется кто-то, вроде меня, чтобы остановить его – сможет…

– Вы сказали «следующий», – проговорил Абендсен после небольшой паузы. – А что же случилось с тем, кто ехал вместе с вами до Денвера? Почему он здесь не показался?

– Я перерезала ему горло, – ответила она.

– Это уже что-то, – сказал Готорн. Чтобы такое сказала девушка, которую я никогда в жизни раньше не видел…

– Вы мне не верите?

Он кивнул.

– Конечно, верю.

Он улыбнулся ей насмешливо, очень слабо, даже нежно.

По-видимому, ему и в голову не пришло ей не поверить.

– Спасибо, – сказал он.

– Пожалуйста, спрячьтесь от них, – сказала она.

– Что ж, – ответил он, – как вам известно, мы уже пробовали. Вы могли прочесть об этом на обложке книги – все об арсенале и проволоке под напряжением. Вы велели напечатать это, чтобы создалось впечатление, что мы до сих пор предпринимаем все меры предосторожности.

Голос его звучал устало и сухо.

– Ты мог бы хоть носить при себе оружие, – сказала жена. – Я уверена, что когда-нибудь кто-то, кого ты пригласишь и с кем ты будешь разговаривать, пристрелит тебя. Какой-нибудь фашистский профессионал отплатит тебе, а ты будешь все так же рассуждать на темы морали. Я это чувствую.

– Они доберутся, – сказал Готорн, – если захотят, независимо от того, будет ли проволока под напряжением и Высокий Замок или нет.

«Вот какой у вас фатализм, – подумала Юлиана, – такая покорность перед опасностью своего уничтожения. Вы об этом знаете точно так же, как знаете о мире из вашей книги».

Вслух же она сказала:

– Вашу книгу написал Оракул. Не так ли?

– Вы хотите услышать правду? – спросил Готорн.

– Да, хочу и имею на это право, – ответила она, – за все то, что я сделала. Разве не так? Вы же знаете, что это так.

– Оракул, – сказал Абендсен, – спал мертвым сном все то время, пока я писал эту книгу, мертвым сном в углу кабинета.

В глазах его не было и следов веселости, напротив, лицо его еще больше вытянулось, стало еще более угрюмым, чем прежде.

– Скажи ей, вмешалась в разговор Каролина, что она права. Она имеет право на это, за то, что совершила ради тебя.

Обращаясь к Юлиане, она сказала:

– Тогда я скажу вам, миссис Фринк. Готорн сделал выбор возможностей один за другим, перебрал тысячи вариантов с помощью гексаграмм. Исторический период. Темы, характеры, сюжет. Это отняло у него годы. Готорн даже спросил у Оракула, какого рода успех его ожидает. Оракул ответил, что будет очень большой успех: первый настоящий успех за всю его карьеру. Так что вы правы. Вы, должно быть, и сами воспользовались Оракулом для того, чтобы узнать это.

– Меня удивляет, зачем это Оракулу понадобилось написать роман, – сказала Юлиана. – Спрашивали ли вы у него об этом? И почету именно роман о том, что немцы и японцы проиграли войну? Почему именно эту историю, а не какую-нибудь иную. Что это – то, что он не может сказать непосредственно, как говорил всегда прежде? Или это должно быть что-то другое, как вы думаете?

Ни Готорн, ни Каролина не проронили ни слова, слушая ее тираду.

Наконец, Готорн сказал:

– Он и я давным-давно пришли к соглашению относительно своих прерогатив. Если я спрошу у него, почему он написал «Саранчу», я полажу с ним, возвратив ему свою долю. Вопрос подразумевает то, что я ничего не сделал, если не считать того, что печатал на машинке, а это будет с одной стороны неверно, а с другой – нескромно.

– Я сама спрошу у него, – сказала Каролина, – если ты не возражаешь.

– Разве это твой вопрос, чтобы его задавать? – сказал Готорн. – Пусть уж лучше спросит она.

Обернувшись к Юлиане, он сказал:

– У вас какой-то сверхъестественный ум. Вы об этом знаете?

– Где ваш Оракул? – спросила Юлиана. – Мой остался в автомобиле в отеле. Я возьму ваш, если позволите, если же нет, то вернусь за своим.

Готорн вышел из гостиной и через несколько минут вернулся с двумя томами в черном переплете.

– Я не пользуюсь тысячелистником, – сказала Юлиана. – Мне не удается сохранить полную связку, я все время теряю стебельки.

Юлиана чела на кофейный столик в углу гостиной.

– Мне нужна бумага, чтобы записывать вопросы и карандаш.

Все подошли к ним поближе и образовали что-то вроде кольца вокруг нее и Абендсена, наблюдая за ними и прислушиваясь.

– Вы можете задавать вопросы вслух, – сказал Готорн. – У нас здесь нет друг от друга секретов.

– Оракул, – спросила Юлиана, – зачем ты написал «Из дыма вышла саранча?» О чем мы должны были узнать?

– У вас приводящий в замешательство, суеверный способ изложения своего вопроса, – сказал Готорн.

Он присел, чтобы лучше видеть, как падают монеты.

– Давайте, сказал он.

Он передал ей три старинные китайские монеты с отверстиями в центре.

– Обычно я пользуюсь этими монетами.

Она начала бросать монеты.

Чувствовала она себя спокойной и свободной.

Он записывал выпадающие черты.

Когда она шесть раз бросила монеты, она взглянула на его записи и сказала:

– Вы знаете, какая получится гексаграмма? Не пользуясь картой.

– Да, – ответил Готорн.

– Чжун-фу, – сказала Юлиана. – Внутренняя правда. Я знаю это, не заглядывая в карту, как и вы, и я знаю, что она означает.

Подняв голову, Готорн пристально посмотрел на нее.

У него было почти дикое выражение лица.

– Она означает, что все, о чем сказано в моей книге – правда?

– Да, – ответила она.

– Что Германия и Япония потерпели поражение? – спросил он.

– Да, – ответила она.

Тогда Готорн захлопнул том комментария и выпрямился.

Долгое время он молчал.

– Даже вы не сможете смело посмотреть в лицо правде, – сказала Юлиана.