Дмитрий Хабибуллин - Тот День

Когда Сергей предложил занять места, к святому отцу подошли двое молодых незнакомцев. В руках одного из них были отобранные у людей сумки. Другой держал изъятое у Георгия и его товарищей, оружие.

— Ничего подозрительного не найдено, — отрапортовали юноши.

— Хорошо, — кивнул Сергей.

— Мы слышали про вас. И хотим сказать, что очень рады, что среди нас теперь есть духовный наставник, — сказал светловолосый парень, обращаясь к Соколову.

Его друг добавил:

— Да, отец Георгий, мы считаем, что вчера не обошлось без высших сил.

— Ладно, ребята, поговорить успеете, — прервал молодых людей Сухарев.

— Спасибо. Я рад, что есть люди, не утратившие веру, — поблагодарил незнакомцев Георгий.

И двое ушли, а вскоре, в зале появились Хромов и белокурая предательница. Соколов постарался что-либо прочесть в ее лице. Какие-нибудь блики радости, или же тени переживаний. Однако все что он сумел рассмотреть — было отсутствие всяких чувств.

«Как бы она не очернила твое имя, ей не поверили», — понял Соколов.

Иван Дмитриевич, как и предполагал Георгий, не стал возражать против отпевания усопшего.

— Отец Георгий, пойдемте. Я вас представлю, закончу речь, которую начал до вас, а дальше можете переходить к своей работе, — сказал Хромов, и жестом предложил Соколову проследовать в центр зала.

Двое мужчин встали у трибуны позади лежащего на столе тела. Один, седой, в темно-зеленой униформе с надписью «Синтволокно» на спине. Другой, густобородый, в черных священнических одеяниях, и с торчащим за плечами ружьем. Хромов щелкнул включателем, микрофон свистнул. Иван Дмитриевич представил собравшимся Георгия и его друзей. Зал одобрительно загудел. Далее мужчина понес какую-то формальную чепуху. Говорил о каких-то планах, и бог еще знает о чем. В тот момент, все это мало волновало святого отца. И не потому, что ему было плевать на судьбы сидящих в зале. Нет, в них он видел свою будущую паству. Просто в тот момент он снова услышал тяжелую поступь Порядка. Снова почувствовал величественное дыхание сил, которым он служил.

На мгновение, в сознании священника наступила тишина.

— … и выйдем к центру города, — долетели до Георгия слова Хромова. — Ладно, у меня все. Святой отец, можете начинать.

Иван Дмитриевич умолк, и занял место недалеко от Василия. Зал с интересом затаил дыхание, а в голове Соколова, ударил громом знакомый Голос:

«Я буду говорить за тебя. Ты станешь проводником моей воли.»

Глава 32

Записки с того света: Прощание

Последнее пробуждение было самым спокойным. Ни страха за содеянное, ни паники. Я словно растворился во Тьме, и уже понимал, что мы едины. Поднявшись на ноги, я оценил свои труды. Теперь я знал, руки мои исполняли ее волю, ее повеление. Тьма — ничто иное, как месть людскому роду. Сила, предрекающая новое рождение. И мы — те, кто выжили — ее слуги. Ее глаза и ее руки. И только те, кто выстоял, кто не ослеп от ее взгляда, кто не был повергнут и раздавлен ее мощью — лишь те войдут в чистый мир.

Тогда, в центре громадного зала, я чувствовал себя властителем чужих судеб. Я чувствовал себя карающим оком безумия, и так бы и провел вечность, если бы не резкий скрежет металла, и тяжелый звук падающей двери, что вывел меня из ступора. Обернувшись, я увидел зияющую мраком дыру на месте входа в аппаратную, где были заперты остальные сотрудники. И десятки рук, ног и прочих частей тел, проталкивающих себя через узкий дверной проем. Нужно было бежать, нужно было спасти себя, сохранить свою жизнь для нее. И я побежал.

Помещение инвентарной, где я сейчас и пишу свое послание, было расположено параллельно аппаратной, у противоположной стены центра. Словно во сне, я добрался до спасительной двери и потянул за ручку. К моему счастью, дверь не была закрыта. За несколько секунд до атаки, дверь захлопнулась, и щелкнул внутренний замок. Я видел обезображенные безумием лица тварей, и ту всепожирающую злость в их взгляде, ненависть к себе и недосягаемой жертве. Здесь, в небольшой технической кладовой, последние семь часов моя рука и выводит эти символы. Здесь, мое последнее пристанище, и с каждой минутой, петли двери поддаются все больше.

Я надеюсь, слова мои не канут в пустоту. Если время не прекратит свой бег, то этот день на веки войдет в историю, и мы — те, кто сражались и выжили, те, кто прикоснулись к великому замыслу Тьмы — мы тоже войдем в историю. Я горд за то что перст ее пал на меня. Она шепчет мне. Просит придти и разделить с нею вечность. И больше не могу я противиться ее зову. Этот глас так нежен, и так красив. Словно мать на ночь сыну, она мягко напевает свою песню. Прислушайтесь! Эта небесная песнь и до ваших невежественных ушей долетит. Просто верьте. Верьте и слушайте!

Они уже здесь…

Игорь бил уже вовсе не руками, и не врезался с разбегу в дверь. Через глазок я увидела летящий в дверь инструмент. По-моему, та штуковина зовется калым, и служит инструмент для колки крупных бревен. Вот такой вот специальной кувалдой на длинном древке, мой муж и принялся долбить дверь. Мне казалось, что я слышу хруст, ломающихся от силы отдачи пальцев.

Сейчас, я сижу в дальнем конце столовой, у стены. И, видимо, осталось мне не долго. На прощание я поделюсь с вами мыслями.

Смерть действовала по плану. Мы были ее исполнителями. Она не перестраивала нас. Нет, просто стирала некоторые моральные условности, некоторые человеческие ограничители. Вскрывала глубинные тайники наших душ, и все спрятанное в нас зло выползало наружу. Но ни тогда, ни сейчас, как я уже писала в своем дневнике, я не стану ее обвинять. Только взглянув на мир глазами Смерти, можно понять ее умысел. Мы заслужили такую участь. Я, Игорь, наш ребенок — мы все должны были умереть…

В моих словах можно найти противоречие, но я и сама себя до конца не понимаю. Одно можно сказать точно: со мной, как и со всеми остальными произошли какие-то необратимые перемены. Я была ошеломлена тем, что творили мои руки, но не была против ее плана. Я ненавидела себя за совершенные мерзости, но отлично понимала, что все смерти оправданы…

Он выбил дверь…

Глава 33

Серебро

— Друзья. Нам выпала нелегкая участь. Крест, который судьба возложила на наши хрупкие плечи — тяжел. Дорога, по которой мы вынуждены идти — терниста, и сквозь сумрак едва видна. Но даже в этой темноте, если постараться, можно различить светлые проблески, всполохи грядущих перемен. Велик шанс того, что привычный для нас мир пал, и катастрофа посетила не один Смоленск. И пока мы не можем установить причины коллапса, но ясно одно: все те, кто не лишился рассудка, и остался на этой земле — в каком-то роде избранные.