Александр Казанцев - Полярная мечта (С иллюстрациями)

Внезапно шум стих. Полярные строители смотрели на капитанский мостик. Там появился парторг строительства Александр Григорьевич Петров и на голову возвышавшийся над ним высокий седой Николай Николаевич Волков. Поодаль стояли Ходов, Алексей и Федор.

Дядя Саша поднял руку, требуя тишины, но и так было тихо.

Волков заговорил:

— Товарищи! Разрешите сообщить вам решение о присвоении географического названия сооружению, первый бык которого возник сейчас на наших глазах. Отныне оно будет называться «Мол „Северный“. Эти слова нанесут на все карты.

Немало новых названий наносится на наши карты. Никто не слышал прежде о Московском или Рыбинском морях, никто не поверил бы, что будут моря Сибирское, Цимлянское… Люди, строящие коммунизм, меняют географию планеты.

Стоявший рядом дядя Саша протянул руку и громко сказал:

— Дверь в коммунизм открыта, мы дышим его воздухом!

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

ЗИМА

«Будьте страстны в вашей работе и в ваших исканиях».

Глава первая

ПОЛЯРНОЙ НОЧЬЮ

Черное звездное небо предвещало мороз. Ледяная, покрытая снегом равнина казалась серой. Местами ее перерезали гребни торосов. Льдины громоздились одна на другую, иногда становились торчком, но не отбрасывали теней, — их не дает свет звезд.

По серому снегу крался медведь. Только два черных глаза и черный нос можно было различить на поверхности льда. Зверь перебирался через торосы к широкой полосе гладкого льда, тянувшейся от горизонта к горизонту и почему-то не тронутой следами ледовых битв. Медведь лег на живот и, загребая лапами, пополз. Возле небольшого круглого отверстия во льду он замер: превратился в глыбу льда.

Видимо, он давно заметил прорубь, которую протаивала нерпа, чтобы выбираться на лед. Прорубь была подернута тонким ледком, нерпа еще не вылезала…

Медведь лапой прикрыл черный нос и стал совсем невидимым на снегу. Ничто не нарушало мертвой тишины. Шли часы. Мертвенным и холодным был блеск звезд.

Под темным ледяным стеклом что-то мелькнуло. Задняя лапа, которой медведь уперся в снежный наст, задрожала. Ледок хрустнул. Стрелками разбежались трещины. Сильнее тряслась напряженная лапа. Хруст повторился. Ледок сломался, и из проруби показалась мокрая круглая головка. Нерпа высунулась из воды, ластами уперлась в край льдины.

Медведь все еще медлил. Нерпа стала выбираться на лед, но вдруг замерла, насторожилась Враг ничем не выдал себя. И все же нерпа, словно услышав посторонний звук, стала сползать обратно в воду.

Медведь рванулся вперед с неожиданной для его громоздкого тела легкостью. Передними лапами он схватил нерпу.

Вдруг раздался лай. Что-то метнулось по снегу. Медведь недовольно оглянулся. Таких звуков он никогда не слышал. Небольшой мохнатый зверек бросился на медведя, раздражающе тявкая.

Царь снежной пустыни зарычал и замахнулся, передней лапой. Этого было достаточно, чтобы нерпа выскользнула и исчезла в проруби.

Медведь взревел и бросился на наглого врага, посмевшего отнять добычу.

Собака увернулась. Ее ловкость была поразительной, особенно если учесть, что ездовая лайка, лохматая, с длинной мордой, стоячими ушами и весело задранным хвостом, была без левой задней ноги.

Собака оказалась сзади медведя и, прыгнув на него, вырвала зубами клок белой шерсти.

Белый гигант махнул лапой. Одного прикосновения было бы достаточно, чтобы переломить собаке хребет. Но могучие когти полоснули воздух.

Видно, не первого медведя травила трехлапая! Вне себя от ярости поворачивался медведь. Его кошачья гибкость, его львиная сила ничем не могли помочь в борьбе с этой верткой, наглой, тявкающей собакой.

Зверь громко сопел и старался схватить врага зубами или ударить. Лайка носилась, описывая круги, и не давала медведю сдвинуться с места. Натасканная охотниками, она словно ждала, что сейчас подойдет ее хозяин с ружьем.

Внезапно в морду зверя ударил ослепительный луч. И сразу серый свет звезд, освещавший до этого мгновения снег, стал тьмой. Испуганный царь льдов метнулся в сторону. Не обращая внимания на собаку, едва не задавив ее, он бросился к длинному торосистому валу. Собака с лаем гналась за зверем.

— Гекса! Гекса! Назад! — слышался низкий женский голос.

Медведь мчался по снегу. Оказывается, такая туша может нестись со скоростью оленя, делая огромные прыжки, как скачущая лошадь! При каждом из них медведь переваливался с задних лап на передние.

Когда медведь в два приема перемахнул через ледяной хребет, собака, свесив набок язык, с сознанием выполненного долга вернулась к хозяйке.

Около проруби стоял вездеход с высокой вышкой над кузовом.

— Вот и прекрасно, Матвей Сергеевич, — говорила Галя. — Даже лед не надо прорубать. Готовая прорубь!

— Золотая собака, — сказал Матвей Сергеевич, глядя на торосы, за которыми скрылся зверь.

Галя усмехнулась. Трепля подбежавшую Гексу по голове, она поправила механика:

— Не золотая, а рыжая.

Матвей Сергеевич полез в кабину, чтобы поставить буровую вышку над прорубью. Галя задумчиво подошла к торосам, легко взобралась по нагроможденным льдинам на торчавший вертикально ропак.

Закинув руки за затылок, Галя взглянула на горизонт. Ей показалось, что она видит слабый луч прожектора. Спускаясь с торосов, она даже крикнула:

— Матвей Сергеевич! Ваня! Смотрите: это свет гидромонитора! Как могло получиться, что нас нагоняют?

Матвей Сергеевич смотрел на колеса, чтобы не въехать ими в прорубь. Он пробурчал:

— Не догонят. Очередной отрезок полыньи прорезают. Прорежут — и остановятся.

Из кузова выскочил Ваня. Он посмотрел не только на горизонт, но и на звезды.

— У нас говорят, Галина Николаевна, великий человек светлый чум до неба построил, — задумчиво сказал он.

Галя посмотрела наверх, да так и ахнула. Со всех сторон от горизонта к Полярной звезде тянулись светлые полосы, похожие на лучи прожекторов. Они трепетали, передвигались и, наконец, сошлись все в одной точке — на Полярной звезде.

— Прошлой зимой здесь, в Арктике, помните, этого не было! Но я где-то видела. Я уже видела это! — крикнула Галя, почему-то снимая шапку.

Матвей Сергеевич медленно вылез из кабины и уставился на небо:

— Вот уж не знаю, как могли вы это видеть? Маленькой вы тогда, Галина Николаевна, были, под стол в коляске ездили. А я в тот день с фронта вернулся… вернее, из госпиталя выписался.