Гарри Гаррисон - Крыса из нержавеющей стали. Кн.2

— Давай, детка, заканчивай работу, — сказал я себе и быстренько отступил назад. Сейчас я не мог рисковать и вести эстакаду, поэтому я припарковал ее в тени ближайшего строения. Прошло десять минут. И тут подъехала машина, которая привезла экипаж корабля. От ракеты откатывались платформы и краны, потому как время близилось к старту.

— Зачем эта эстакада тут? — раздался позади меня голос.

— Хрмстам? — неразборчиво буркнул я, не поворачиваясь.

Шаги приблизились.

— Я не расслышал. Повтори.

— А это ты слышишь? — спросил я и, подойдя к нему поближе, схватил руками за шею.

Глаза его налились кровью, но я несколько раз стукнул его голову о металлическую раму дверей. Судьба стольких миров была взвалена на мои хрупкие плечи, разве мог я быть мягким и добрым, неся такой груз. Пока я возился с ним, корабль поднялся в воздух. Это был, пожалуй, самый чудесный звук, какой я когда-либо слышал.

— Ты сделал это, Джим, ты снова это сделал, — поздравил я себя, потому что рядом не было никого, кто смог бы это сделать. — Бесчисленное потомство и еще нерожденные будут благословлять и превозносить твое имя. Многочисленные кекконшикианцы будут ежедневно тебя проклинать. Что поделаешь — переделывая известную поговорку можно сказать — нет добра без худа. Эра зла и господства серого человека подходит к концу.

Рядом я обнаружил темный проем двери, к которому и подтащил бесчувственное тело. Я, поступив довольно невежливо, закинул его туда и увидел, что за первой дверью есть вторая, а на ней висит огромный и очень сложный замок. Что это? После некоторых размышлений я догадался, что это секретная комната. Может быть, одно из помещений военного завода, куда впускают только по пропускам. Отличное место, чтобы укрыться от посторонних глаз. Только неплохо сначала запутать следы. А это дело знакомое. Я нашел лыжи, надел их и подался к освещенным подпоркам и стал ждать, чтобы на меня обратили внимание. Эти люди были самыми мрачными и наблюдательными, каких я когда-либо видел. Я катался перед ними взад-вперед, но они занимались своими делами, будто ничего не происходит. Это начинало раздражать меня и к тому же я порядочно устал. В конце концов, я затормозил метрах в десяти от них и с шумом въехал в металлические двери.

Наконец-то меня заметили. Когда это произошло, я закрыл лицо руками, сгорбился, задрожал, споткнулся и ринулся в темноту. Будь они дикарями, стрела уже дрожала бы в моей спине. Они же никак не прореагировали. Мне же было необходимо, чтобы они меня запомнили. И чтобы они видели, в каком направлении я ушел. То есть назад к забору. Пока они медленно соображали, я проделал в заборе довольно большую дыру, такую, что туда мог пройти и танк, и оставил дыру незаделанной. Затем я навострил лыжи в темноту, вырываясь на широкие просторы, оставляя четкие следы. Я во всю светил фонариком, прихваченным в школе, чтобы они меня издали видели. Теперь мне нужно было избавиться от следа, и я обдумывал, как это сделать. И тут как раз я заметил машину, которая ехала в ту же сторону, куда скользил я, но быстрее меня. Некоторое время я шел параллельно ей. Потом развернулся и поехал параллельно своим следам. Затем перетоптал их и въехал в колею. Убедившись, что все сделано как надо, я развернулся и по своим старым следам поехал назад. Но и этого мне показалось мало. Я метался, как загнанный зверь. Вперед, назад, вбок, в сторону. Я шел без палок, падал, чтобы извалять снег. Снова менял направление. И наконец решил снова свернуть в город, который был неподалеку. Я заметил, что в окнах домов еще не зажегся свет. На улицах народа еще не было. Только несколько человек встретилось мне. Они тоже шли на лыжах и не обращали на меня никакого внимания. «Странные люди, — думал я, — при такой бдительности никаких действий. Видимо, холод заставляет их беречь энергию». Я доехал до конца улицы, но и там ничего подозрительного не обнаружил. Что же делать дальше?

Я не хотел возвращаться, пока не появится погоня. Но, видимо, меня никто не собирался искать. Рядом очень заманчиво светилось окно, я заглянул в него. Кухня. Плиты раскалились докрасна, и в кастрюлях что-то варилось. Это выглядело так соблазнительно, что мне захотелось войти в этот дом. Желание усилилось, когда в кухню вошла хозяйка — большая женщина с высокой грудью. Я впервые видел женщину Кекконшики и не мог упустить предоставившегося мне шанса. Ангелина всегда обвиняла меня в погоне за юбками, наступил момент оправдать ее постоянные подозрения. Даже если этот визит сведет на нет все мои старания запутать следы, я не мог сопротивляться искушению. Такое иногда бывает, когда мужчина в годах встречает молодую женщину. Я подошел к двери, снял лыжи, поставил их в снег и вошел.

— Доброе утро! — сказал я. — Денек выдался прохладный, не правда ли?

Она повернулась и посмотрела на меня, ничего не ответив. Передо мной стояла юная, очень симпатичная девушка и смотрела на меня широко расставленными глазами.

— Вы тот, кого ищут, — сказала она спокойным голосом. — Я должна пойти, куда надо, и сообщить.

— Вы не сделаете этого. — Я наклонился и властно посмотрел в ее глаза.

— Хорошо, хозяин, — ответила она и опять вернулась к своим кастрюлям и горшкам.

Хозяин! Я раздумывал минуту, а потом понял, что здесь мужчина — лицо священное. Его слово — закон. Они мучают друг друга холодным обращением, не проявляют своих чувств, они жестоки и черствы. Как же, должно быть, они терзают женщин! Вроде этой. Как рабов. Видимо, в прошлом, если кто-нибудь из женщин протестовал, ее выбрасывали на снег, на мороз, на смерть. Раса послушных безропотных служанок, для которых желание мужчины превыше всего. Очевидно, многолетними отборами они достигли такой покорности.

Мои размышления были прерваны, умопомрачительными запахами, вместе с паром поднимающимися из кастрюль, стоящих на плите. Должно быть, я давно не ел, и после всех моих упражнений голод навалился на меня, как медведь. Находясь постоянно в опасности, я забыл о еде. Теперь мой желудок напомнил мне, что нельзя отказываться от многолетних привычек.

— Что ты готовишь, цветочек Кекконшики?

Она с опущенными долу глазами принялась объяснять мне, показывая на кастрюли:

— Вот здесь — кипящая вода. Здесь — тушеная рыба. Тут — рыбные тефтели. В этой — соус. Тут…

— Прекрасно. Достаточно. Я понял. Мне нужно по порции всего, за исключением кипящей воды.

Она набрала несколько полных половников, а я взял костяную ложку. Это было потрясающе безвкусное варево, но я непривередлив и начал быстро есть. Потом я попросил добавки, но ложка моя двигалась уже не так быстро. Когда я покончил с едой, появилось время внимательно рассмотреть хозяйку. Она не делала никаких попыток убежать или поднять тревогу.