Владимир Васильев - Дальше в лес…

Я четко осознавал, что вся наша деревенская суета похожа на хлопоты муравьев в своем муравейнике в отсутствие муравьеда, — проголодается, придет и слизнет, не заметив наших защитных стараний. Конечно, мертвякам в малом количестве мы могли противостоять более или менее эффективно, и это хорошо, это правильно, ибо дает деревне продержаться в сохранности, выиграть время. Но для чего выиграть? Чтобы сохранить себя для «муравьеда»?..

Сейчас Хозяйки лениво присылают сюда по одному или по паре мертвяков, но им может надоесть урон биороботов, и тогда я на их месте прислал бы взвод или роту мертвяков. А то и гиппоцетов с рукоедами направить — пыл защитничков поумерить и включить их в пищевую цепочку леса или загнать в Одержание, чтобы ценная биомасса не пропала.

Хотя нет: я на их месте вместе с мертвяками в качестве грузового транспорта пришел бы сюда сам, усыпил, загипнотизировал и препроводил бы куда требуется. Не понимаю, почему они до сих пор этого не сделали? Видать, ручки прелестные не доходят. Маловато их, наверное, для тотального Одержания… Удав не глотает больше, чем может переварить.

Вот и нужно нам время выиграть, чтобы до того момента, как руки Хозяек дотянутся до нашей деревни, что-то придумать. Но что?! А Выселки что, хуже? Их пусть одерживают? И другие деревни, про которые я ничего не знаю… Не по-человечески получается. Хотя, наверное, надо сначала понять, что с одной деревней делать, прежде чем вселесное партизанское сопротивление организовывать. Ясно, что весь «урожай» нам не спасти, но хоть бы семенной фонд сохранить.

Но это, так сказать, внутрилесные дела — выяснение отношений между Флорой и Хозяйками. А над лесом еще довлеют Управление и биостанция, которые продолжают свои генетические эксперименты и вряд ли от них откажутся, имея столь шикарный испытательный полигон, если, конечно, Леший не вырубил их своим кино, которое жизнь. Я же именно из той наведенной реальности, где ему это удалось… Вот и получается, что, пока я не разберусь с тем, что происходит с миром, в котором живу, до тех пор и сам буду идти с повязкой на глазах в болото и подопечных своих вести. Разбираться надо! А как?.. Что я могу узнать, не высовывая носа из своей деревни?

К тому же я боюсь, что начнет занудно (с послезавтраками) повторяться так грустно завершившаяся история с Городом. Только в Город мне сейчас не надо. А куда мне надо? На Белые скалы (они же Чертовы горы)? Как в Первоисточнике, кстати. Только идти и гнить заживо я не собираюсь. И Подруги предупредили, и Евсей… Глупо пренебрегать.

На биостанции я, по крайней мере, смогу узнать, порушил научную базу Евсей или оставил жить дальше… Кто бы мог подумать, что жизнь на планете когда-нибудь будет зависеть от числа серий в фильме!..

Ох, Евсей! И посеял же ты!..

Может, ни фига и не взошло, но в этом же надо убедиться…

Наверное, долго бы я еще дурью маялся, глядя в потолок, если бы однажды по нему не поползли улитки.

Я открыл утром глаза, приготовившись узреть опостылевших муравьев, деловито ползущих слева направо и справа налево, а увидел улиток. Они ползли медленно, плавно, будто не ползли, а плыли по потолку, — крупные, с детский кулачок, упрятанные в блестящие, щегольски витые раковины, аппетитные и уверенные в себе, потому что есть их нельзя. Улитки были ядовиты. Это мне Нава еще с первых моих шагов здесь объяснила и строго предупредила:

— Зеленые поганки есть нельзя, фиолетовые тоже нельзя, не забудь, Молчун, а белые тем более нельзя. И улиток этих нельзя есть! Если съешь, я тебя уже не смогу выходить. И никто не сможет, потому что улитки ядовитые. Зато они хорошо раны заживляют. Слизь, которая после них остается, целебная, только в рот ее тоже брать нельзя, а если на рану, то очень быстро заживет. Тебе я прямо живых улиток на шею сажала и на ногу тоже. Без них и не знаю, как бы я тебя вылечила. Только ты их все равно не ешь! Никогда! А если рана будет, то посади на рану, а потом отпусти…

Эх, Нава… Не буду я их есть… Как ты там?.. Вот уж не думал, что такая тоска без тебя будет!..

Я, может быть, и не вскочил бы, как ужаленный, если бы они ползли, как все нормальные ползуны: слева направо и справа налево или сверху вниз и снизу вверх. Но я вскочил, как ужаленный бешеной осой, именно потому, что ползли улитки по кругу!.. По большому кругу в полпотолка, и глаза у меня разъехались слева направо и справа налево.

Уже светало, свет проникал сквозь окно и дверь, поэтому круг улиток двоился собственной тенью, и я не мог посчитать, сколько их там было. Немало — это точно. По типу: раз-два-много. Сумрак еще висел в доме, и от него картина приобретала некоторую нереальность. Но я точно знал, что не сплю, — и щипать себя не надо.

Стоя я видел улиток еще лучше, и все сомнения отпали — ползут!

— Ну, всё! — возмутился я. — Мне эти игры надоели! Эй ты, многоколенчатый! Опять свое кино снимаешь?

Мелькнуло предположение, что это Леший забавляется. А что, весьма даже многозначительный символ для кино… Но никто не откликнулся. Я и знал, что не откликнется, потому что не чувствовал в себе постороннего присутствия — никаких помех интеллектуальной деятельности, как было прежде, когда в голове шумело и всячески мешало нормально думать. Я был внутри себя свободен. Похоже, Евсей меня не обманул и пошел, куда его послали.

А улитки ползли сами по себе.

Кто ж им приказал? Вон усиками-антеннами шевелят чутко, приказа ждут… Не я — это факт. Или все же это я во сне распорядился? Не помню…

Их движение по кругу завораживало.

И вдруг одна улитка пошла по касательной, разорвав круг. Тихо-тихо, не торопясь, с сознанием собственного достоинства. А оставшиеся чуть сдвинулись на ходу (на ползу?) и вновь замкнули круг.

— И куда тебя леший понес? — спросил я улитку.

Она не удостоила меня ответом. Так и надо дураку — еще бы со стенкой разговор завел. Азбукой Морзе путем ударения головой о стену.

Я следовал за улиткой, ползущей по потолку к двери, потом внимательно проследил, как она преодолевает дверной проем, лезет по стене на потолок сеней и наконец выбирается на внешнюю стену дома, поросшую травой и мхом.

Она ползла, раздвигая траву в стороны, а я провожал ее взглядом, пока она не преодолела стену и не перевалила на крышу, где видеть я ее уже не мог.

И вдруг вспомнился перевод из Первоисточника:

…Тихо-тихо ползи, улитка,По склону Фудзи.

А потом сразу и другой перевод:

Эй, ползи-ползи,Веселей ползи, улитка,На вершину Фудзи!

Нестыковочка… Так как же улитке ползти: тихо-тихо или веселей? Просто по склону или именно на вершину? Ведь это совершенно разные постановки задачи, а иероглифы одни… Все зависит от состояния души, в котором на них смотришь…