Игорь Горячев - Полдень 23 век. Возвращение Тойво

— Правильное решение. Я немедленно вылетаю. Соберись. Не раскисай, — подбодрил я его.

Я стал поспешно одеваться, и в это время снова раздался вызов видеофона, и на экране показалось встревоженное лицо Геннадия Комова.

— Максим, случилось нечто невероятное. Корней Яшмаа, наш подкидыш-союзник, номер 11, знак «Эльбрус», несколько минут назад позвонил лично мне по спецканалу и сказал буквально следующее: «Геннадий, я теряю контроль над собой, мною овладевает какая-то непреодолимая, страшная сила, сознание туманится… Похоже, началось! Немедленно, слышите немедленно…» Тут связь оборвалась. Я немедленно запросил информацию по остальным подкидышам…

— Я в курсе…

— Максим, они идут на нас. Все ТРИНАДЦАТЬ! Ты понял меня? Срочно жду тебя у Музея Внеземных Культур. Он уже оцеплен, но здесь одна молодежь… А у тебя опыт…

— Понял тебя, Капитан!

Комов отключился. И почти сразу же снова раздался вызов. Это был Нехожин.

— Максим, я чувствую мощное негативное возмущение в психополе Земли. Что происходит?

— Ростислав, ты был прав. Активизировались подкидыши. И теперь их снова тринадцать. Ласко, Нильсон, Абалкин каким-то непостижимым образом воскресли. Они идут на нас, мне нужна ваша помощь… Я вылетаю в Музей Внеземных Культур.

— Я беру с собой Кая Сигбана и мы немедленно направляемся туда же. Ну что же этого следовало ожидать. Правда, я не думал, что это случится так быстро…

Я уже не слышал окончания его слов. Рысцой, (мне бы хотелось сказать «пулей», да возраст уже не тот) я выбежал из дома, и бросился к глайдеру. К несчастью в поселке не было Нуль-Т. Интересно, что даже сейчас я отслеживал свои реакции, хотя ситуация была сверхкритичная. Словно смотрел на себя со стороны. Вот я открываю дверцу глайдера, сажусь, нажимаю кнопки… Внутренне я был относительно спокоен. Последние два года все же многое изменили во мне. Но в голове у меня, тем не менее, крутилась одна мысль: «Проморгали, боже мой, снова проморгали, дилетанты бездарные…» Лететь мне предстояло минут десять, и у меня было достаточно времени, чтобы обдумать происходящее. Итак, на нас снова идут «автоматы Странников». Самое ужасное, что все они сейчас на Земле. Мы потеряли бдительность, расслабились. Нехожин оказался снова прав. И теперь уже ясно, почему это произошло почти сразу же после выступления Мирового Совета по Центральному Каналу и после того как Аико начала последний этап трансформации. Нас хотят остановить, причем, похоже, самыми крутыми мерами.

Идея сделать Корня Яшмаа нашим союзникам все же дала свой результат. Он успел предупредить нас, прежде чем программа полностью подчинила себе его сознание и волю. Причем, похоже, с ним это произошло в гораздо более жесткой форме, чем с Львом Абалкиным. Как и со всеми остальными. Теперь это зомби, которые не остановятся не перед чем, чтобы захватить детонаторы. И теперь уже совершенно ясно, что нас ожидает Апокалипсис. Только пока не понятно, в какой форме. Да и в самом деле, какой Гуманной Расе понадобилось бы ради каких-то непостижимых нам Светлых Целей превращать людей в зомби, и насылать на землян… Я знал теперь, что это враги, слепые марионетки бездушного Закона. Прав, прав, тысячу раз прав был тогда Сикорски, светлая ему память…

Когда я сел на площади перед Музеем Внеземных Культур и выскочил из глайдера, я понял, что уже опоздал. У музея было пусто, не было следов какой-либо схватки, но у входа лежало несколько неподвижных тел. Я бросился к входу и увидел Геннадия Комова, бессильно лежащего на боку в неудобной позе… Он был еще жив, когда я упал перед ним на колени:

«Максим… — прошептал он бледными губами, задыхаясь, — все подкидыши… Все… Сильнейший энергетический удар… Мы ничего не смогли… Я не знаю как… Скорее…» и он поник головой.

Я мчался по коридорам музея, как тогда с Рудольфом Сикорски и с ужасом осознавал, что снова опоздал и что ничего уже не могу сделать… Да они все были здесь… Пять женщин и восемь мужчин… Они стояли полукругом. И каждый держал детонатор на изгибе своего локтя. И вдруг искривилось и раскололось пространство, распахнулась и начала расширяться Черная Бездна и имя этой Бездне было Смерть и я почувствовал непереносимое удушье и как меня и все вокруг засасывает в эту черную воронку и закричал, потому что понял, что это Конец и не только мой конец, но Конец Цивилизации, конец всего Человечества…

И тут я почувствовал, как кто-то схватил меня за руку слева и, повернувшись, увидел Ростислава, и кто-то схватил меня за руку справа и я увидел Кая Сигбана… Я чувствовал, что они пытаются удержать меня и нейтрализовать эту Черную Бездну, неумолимо надвигающуюся на нас, но она подползала все ближе и уже почти касалась наших лиц… И моей последней мыслью было: «Боже, неужели конец…»

Но вдруг словно луч Света рассек эту Черную Бездну, и Свет этот расширился, и в этот проем Света шагнули навстречу нам из какого-то сияющего пространства три золотистые высокие фигуры. И они встали и простерли лучи-руки и вдруг стало тихо. Я успел увидеть, как распадается и тает тьма, как рассыпаются и превращаются в прах фигуры людей с детонаторами… А эти золотистые фигуры вдруг стали приобретать привычные человеческие очертания и я узнал их… Тойво, Даня и… Аико!

— Аико! — крикнул я и потерял сознание.

Когда я открыл глаза, она заботливо держала мою голову у себя на коленях.

— Значит, тебе удалось», — прошептал я, приподнимаясь.

«Да», — кивнула она, целуя меня.

Остальные стояли надо мной и улыбались… И мне вдруг вспомнились слова Даниила Логовенко, сказанные им тридцать лет назад: «…мы придем на помощь, не задумываясь и всей своей Силой».

— Кажется, мы как раз вовремя, друзья, — сказал Логовенко.

— Биг-Баг, — улыбался Тойво, тоже опускаясь передо мной на колени, и прижимая меня к своей груди. И я почувствовал, что с каждой секундой ко мне возвращаются силы.

— Тойво… — сказал я, срывающимся голосом. — Сикорски оказался прав. Не нажми он тогда на курок, где бы мы всей сейчас были.

— А теперь давайте выйдем наружу, — сказал Логовенко, — и поможем тем, кто пострадал в этой схватке. Все же нам следовало прийти чуточку раньше.

— Да… скорее… там Комов… и другие. А потом я повернулся к Тойво и сказал:

— Ну, вот я и дождался тебя… мой мальчик…

Тойво Глумов, люден, дома

18 августа 230 года. Реконструкция

Асе не спалось в это ранее утро. Она поднялась с постели и полуодетая стояла у окна, глядя как ночь постепенно превращается в утро, светлеет и розовеет небо на востоке, и проступает город из предрассветных сумерек… И вдруг она увидела нечто странное и страшное. Здание Музея Внеземных Культур, которое хорошо было видно из ее окна, вдруг начало проваливаться внутрь и из этого провала вырвалось наружу черное облако, которое начало быстро расширяться. Но сразу же вслед за этим вдруг сверкнул ослепительно яркий свет. Такой яркий, что Асе даже пришлось зажмуриться. А когда она открыла глаза, здание Музея стояло целое и невредимое, как прежде, словно бы ничего не случилось.