Юрий Никитин - Я живу в этом теле

Маринка неслась, как олененок. Щеки раскраснелись, длинные стройные ноги красиво и грациозно несли молодое, готовое к воспроизводству тело, а в раскрытые двери впрыгнула, словно на ногах не чудовищно неудобные туфли с длинными острыми подставками, а твердая роговая кожа подошв. Даже копыта, что больше подходили бы данному виду млекопитающих, то бишь ходящих по земле, а не лазающих по деревьям людей.

Вагон наполовину пуст, на сиденьях застыли в ожидании полдюжины старых особей. Косятся неодобрительно, они, мол, так не бегали, а мы бурно дышали, я чувствовал, как шумит кровь во всем теле, как я полон жизни, как хорошо быть молодым, сильным и… живым.

ГЛАВА 23

В квартиру Маринка вошла по-хозяйски: на этой планете всякая самка, будучи покрыта самцом, чувствует себя намного увереннее в его пещере. Я услышал вздох облегчения, в прихожей стукнули туфли, затем влажно зашлепали, как лапы толстого гуся, босые ступни.

Она вошла в комнату, маленькая, миниатюрная, посмотрела на меня снизу вверх смеющимися глазами. Все самцы любят, когда самки меньше их ростом, самки знают об этой мужской слабости, но, с другой стороны, высокие каблуки придают их задним конечностям длину, поднимая яйцеклад на нужную высоту, тогда самцу не приходится болезненно сгибать колени.

Я вытряхнул на подоконник содержимое спичечного коробка. Тараканы пытались бросаться вниз головами в сумрак, но я накрыл ладонью. Без жалости и уважения к древности рода придавил к холодной твердой поверхности жителей этой планеты, которые возникли здесь пятьсот миллионов лет назад, еще задолго до динозавров.

Маринка критически смотрела издали. На ее лице был интерес наполовину с брезгливостью. Тем более что я, прижимая тараканов, испачкал ладонь, кожа гадко блестела, между пальцами застряли кишки и мелкие продолговатые зерна яиц.

Один из муравьев, что постоянно бдит на подоконнике, тут же подбежал, еще издали двигая сяжками, выхватывая из плотного, как кисель, воздуха крупинки запахов, а затем еще и ощупал едва живую добычу, тут же унесся в норку.

Я поспешил на кухню, из крана капала горячая вода, а когда повернул самую малость, оттуда освобожденно ударила тугая струя почти кипятка.

Из оставленной комнаты донесся звонкий голосок:

– Согласна, что-то в этом есть. Может быть, даже красиво. Но все не могу понять, почему муравьи?

Вода расплескивалась с шумом, я расслышал ее звонкий чистый голосок с трудом, крикнул:

– А почему нет?

– Ну, все заводят собак, – донесся ее смешок. – Или кошек, хотя этих не понимаю… Наверное, что-то с психикой не в порядке.

– У тебя?

– Нет, у кошатников.

Я закрыл кран, вытер руки бумажной салфеткой. В комнате Маринка чуть наклонилась к подоконнику, рассматривая муравьев, оперлась руками. Юбочка приподнялась, вздернутый зад стал еще вздернутее. Я почувствовал, что готов прямо сейчас согнуть колени.

– Наверное, – согласился я. – Кто заводит кошек, если можно приобрести собаку?

– Так почему?

Я подумал, предположил:

– Потому что муравьи тоже… разумоносители. Ну, люди, понимаешь?.. Маленькие люди насекомого мира. Пасут скот, орошают, доят, бдят, строят…

– А-а-а, – протянула она. – А я подумала, что тебе просто хотелось быть богом.

– Кем-кем? – не понял я.

– Богом, – повторила она. – Самым настоящим Богом. Ну, в самом прямом толковании: могучим и свирепым существом, которое может совершить абсолютно все.

Я подумал, пожал плечами:

– Для этого теперь есть компьютерные игры. Особенно когда строишь города и государства. Применяешь cheats, вот ты уже бессмертен, всемогущ, ресурсы неограниченные…

– Тогда почему?

– Наверное, все-таки по-другому… Это же, если представить, все эти муравьи – всего лишь кровеносные шарики, нервы, зубы, части желудка… одного существа! Муравей сам по себе не может выжить уже потому, что у него нет даже желудка. У всех муравьев один желудок на всех. Это уникальное существо…

Губы мои охватило морозом. Нечто страшное поднялось из космических глубин и посмотрело на меня жутко и безглазо. Как из параллельного мира, донесся встревоженный голос:

– Егор!.. Егор, что с тобой?

Из тьмы выступило светлое пятно, превратилось в милое лицо с встревоженными глазами. Я с трудом пошевелил все еще деревянными, словно мне обезболивали перед удалением зубы, губами:

– Да все в порядке…

– Ты так страшно побледнел!

– Правда?

– Можно сказать, ты не почувствовал!

Она уже сердилась, я сказал примирительно:

– Почувствовал, почувствовал… ты же знаешь, что за поколение теперь пошло. Вот раньше был народ…

Она спросила настороженно:

– Так, может… тебе нельзя заниматься этим?

– Чем? – спросил я, поддразнивая.

– Сексуальными забавами, – отпарировала она. – Очень мне надо, чтобы ты на мне помер!

– Тогда уж, скорее, под тобой, – пробормотал я.

– Да?.. Гм, об этом я как-то… Ты прав, это не так страшно, когда захотела – слезла, не захотела… А ты как, сразу окостенеешь? Весь?

Она щебетала, хотя глаза еще оставались серьезными. В них таилась тревога, но я чувствовал, как теплая кровь постепенно возвращается в мое лицо, холод отступил, только осталось быстро тающее ощущение чего-то нечеловечески огромного, что коснулось меня самим краешком, краешком своей тени, но я и так едва не распластался, как муравей под катком, от ощущения космической огромности.

– Давай я смелю кофе, – предложил я. – Что-то в голове туман.

– Тебе ж нельзя…

– Можно, можно, – успокоил я.

Она недоверчиво покачивала головой. Глаза всматривались пытливо, уже уловила ложь, но не могу же сказать, что страшная и беспощадная мысль… нет, не мысль, а чувство связало муравьев и людей, вернее, сравнило структуру муравейника и… человека. И человечества – тоже.

– Тогда кофе сделаю я, – предложила она. – Я готовлю не такой крепкий.

– Я сам, – возразил я. – У меня получается вкуснее.

Закон прост: когда ноги растут от челюсти, то руки, понятно, из задницы.

Я отошел в сторону, предоставив делать кофе моему разумоносителю, а тот тоже устранился, ибо организм сам все привычно и умело делает даже не на алгоритмах, а на уже выработанных рефлексах: налить из очистителя воды в джезву, поставить на газовую горелку, зажечь спичку, другой рукой повернуть кран… одновременно слегка придавив вовнутрь, иначе не сработает, затем бросить спичку в жестяную крышечку, чуть повернуть верньер в другую сторону, пусть синяя корона горящего газа слегка опустится, иначе раскалит и ручку, а закипающая вода выплеснется и зальет огонь…

– Все муравьи, – сказал я медленно, стараясь не потерять скользкий кончик неожиданной мысли, – все муравьи – частицы единого организма муравейника. Это единое целое. Большой такой Муравей! Ну, это известно всем. Тебя пропустим, с такой фигурой можно не знать многое. Но такое же целое, как этот большой Муравей, и… человечество! Ладно-ладно, допустим эту мысль в качестве просто… э…