Глен Кук - Дракон не спит никогда

– Да.

– Лжете. Гиф, ваша сторона не победит. Разве что я этого захочу.

Гиф посмотрел исподлобья.

– Стражи будут истреблять эти груды кишок, пока не останется ни одного. Потом они растопчут всех, кто на них работал. Вам надо попытаться договориться с флотом.

– Ты – враг Стражей.

– Наверняка. Но прежде всего я – агент Дома Трегессер. Вы предлагаете лишь променять неприятное состояние на невыносимое. Почему вы думаете, что мы согласимся? Вторая, отведи Гифа к исследователям. И пошли кого-нибудь здесь прибрать.

Вторая вышла. Псевдо-Валерена сказала:

– Ты уверен в том, что делаешь?

– Для них это была миссия с высоким риском. Так что официально они сюда не добрались. Верно? И на той стороне только через несколько месяцев узнают, что миссия потерпела крах.

События Вовне мешали появлению новой миссии еще полтора года. Вторая миссия повторила судьбу первой. Охранники Дома Трегессер ворвались на хаулер, который привез послов. В холодильном трюме нашли метанодышащего. Его убили. Свидетелей оставили – об этом инциденте должны были узнать.

Через месяц начались налеты. На каждую систему Трегессеров был совершен хотя бы один. Ни один не нанес серьезного ущерба – у квая было два года на подготовку.

101

В решающей операции «Джемина-7» участия не принимала. Это был самый мощный удар, когда-либо нанесенный. Десять Стражей ударили по той планете, где развились метанодышащие.

Они понимали ее значение. Защитили ее немыслимым количеством военной техники. На ее ликвидацию и стерилизацию планеты у Стражей ушло шесть месяцев.

До этого не погиб ни один Страж. В этой схватке было потеряно семь.

В конце операции солдаты Стражей взяли штурмом огромную орбитальную крепость. Ее столкнули с орбиты. Четыре стража утюжили ее хеллспиннерами до возникновения самоподдерживающей реакции. Потом ей дали упасть и поджечь весь этот мир.

Не было ни предложений сдачи, ни мольбы о пощаде. Да, эта война продлится годы.

102

Джо и Эни-Каат стали чем-то вроде Неприкосновенных за счет эффективности своего оружия и готовности к его применению. Но даже после двух лет они не решались выпускать друг друга из вида.

На Джо наваливалась усталость, чувство поражения. Вначале они хотели накопить кредит и купить себе проезд до П. Джексоники, где Эни-Каат могла вернуть их обратно в настоящий мир. Эта мечта разбилась о реальность Мерод Скене. Они все снижали и снижали планку своих целей. Теперь, когда приходил редкий шаттл, они ходили посмотреть, не удастся ли передать весточку матери Эни-Каат.

Джо совсем пала духом. Месяцами ее мучили кошмары. Ей казалось, что Искатель – или что-то чуждое – вторгается в ее мозг, как только она заснет.

Она боялась сойти с ума.

103

Искателю много времени понадобилось провести с Янтарной Душой, чтобы понять значение своего опыта жизни среди людей. Но даже она, проведшая среди них столько времени, что не могла теперь приспособиться к своему народу, не понимала их до конца.

Они переписывали наново лица планет.

Это было мерзостью в глазах Вселенной, но они приносили с собой то, чего не знали до их пришествия: нерушимое правление закона.

Не всегда в их законе был смысл. Закон бывал перекошен к выгоде немногих. Но он был неизменен и предсказуем, как любой закон природы, и не более его мог быть изменен или обойден.

На своем пути люди уже миновали полдень и клонились к закату, но они создали эту великую вещь – пузырек закона и мира, который висел жемчужиной на беспокойной Паутине. Они истребляли Хаос его собственным мечом, отсекая головы одну за другой, каждый раз отрезая еще один тоньше тени ломоть его страшной империи.

Ибо на Паутину ложилась тьма. Это была тень ужаса, заставлявшего пряди дрожать от боли. Это было зло, восставшее из сердца Хаоса бросить вызов шествию закона. И великое беспокойство поселилось среди старейших. И они нижайше просили Искателя снова взять на себя бремя отделения от своего народа.

А странная-странная Янтарная Душа просила взять ее с собой в трудную дорогу.

Эта лейтенант Класс стала как одна из потерянных детей, брошенная где-то в необъятности Паутины и без единого маяка, освещающего к ней путь. Сможет он ее найти, пока это еще важно? Нить, которую они между собой протянули, была слишком тонка.

Его народ включил сигнал, говоривший проходящим мимо системы кораблям, что здесь есть пассажиры, которым надо улетать.

104

Панцирь приходил и уходил, когда хотел. Он был доверенным агентом Дома, создающим планетарную оборону.

Хотел он этого или нет, но он стал общественной фигурой и объектом обсуждений. Он руководил отрядом чужаков и биороботов общим числом до сотни. И доверие, которое им оказывалось, вызывало ворчание.

Директора злились. Аппарат Председателя теперь консультировался с ними лишь по самым пустым делам. О его секретных действиях они не знали ничего, но понимали, что клубок змей зашевелился. Квайская банда Панциря и люди Провика из безопасности торчали повсюду. Денежные запросы Провика обгрызали прибыли Дома до костей.

А Панцирь был доволен так, как не бывал с тех пор, когда вел армады Ужаса Лучезарного. Моральные придирки к самому себе не выдержали напора необходимости делать то, для чего он был спроектирован.

Среди наследства Валерены Трегессер был остров Айс, на который у Блаженного не хватало времени или внимания. Он стал домом Панциря. Здесь слышал он тысячекратное эхо детства. Сюда он переехал с Миднайт, ставшей частой его спутницей последнее время. Блаженный пытался выполнить обязанность произвести на свет наследника.

– Мой первый десяток лет я провел в месте, похожем на это, – сказал Миднайт Панцирь.

Они сидели на вершине базальтового выступа, нависшей на высоте сотни метров над чисто лазурным морем. Там, внизу, полоса желтоватого песка очерчивала береговую линию. Этот песок ввезла сюда Валерена.

Миднайт была в мрачном настроении. Обычно разговоры о прошлом ее отвлекали. На этот раз – нет.

Это была не та леди Миднайт, простодушная и перепуганная, которая прибыла когда-то на Приму Трегессера. Это была Миднайт, не знающая сомнений, Миднайт, слишком долго пробывшая с одним мужчиной. Блаженный не может поступить неправильно. Разлука стала мучительной агонией.

Большинство мужчин находили такую преданность удушающей. У Миднайт остались шрамы, доказывающие это. Но Блаженный – он был близок к взаимности. Пустая и легкомысленная, она все же была его скалой.