Евгений Прошкин - Слой

К нему вбежал личный телохранитель: дорогие брюки, стрижка «ежиком» и мясистые уши.

— Штаб... ты чего?

— "Пушку" смотрю, — буркнул Немаляев, откладывая пистолет в сторону. — Что за кипеж?

— Наши с казанскими поцапались.

— Сильно?

— Шесть трупов.

— Чьих? — спросил он могильным голосом.

— Это... не разобрались еще. Кудря звонил. Он... не успел, короче. Прямо в трубку шмальнули.

— Ну и что ты стоишь? — так же спокойно процедил Немаляев. — Собирай людей.

— Так это... всех?

— Всех. А там поглядим. Иди.

«Зиг» он оставил на столе — только защелкнул предохранитель. Взял бутылку и умеренно хлебнул из горлышка. Затем дотянулся до телефона и по памяти набрал номер.

С этим канителить не следовало. Что-то не сработало в его системе — в их общей, одной на всех, системе.

Шмель из Казани ответил сразу. Ровно через шесть минут, по минуте на труп, вопрос был улажен. Им еще предстояло встретиться и обсудить детали, но в главном они договорились: войны не будет. Иного исхода никто из них и не ждал. Шесть, десять или шестьдесят — количество убитых друзей не имеет значения. Главное — сохранить статус-кво.

— Ну как? — спросил телохранитель, высовываясь из-за двери.

— Пока отбой.

Немаляев наполнил стакан и медленно, со вкусом, выпил. Жизнь снова заиграла красками. Система скрипнула и заработала. Это важно. Тему абсолютной свободы он решил оставить до завтра.

Задумчиво повертел пистолет и, усмехнувшись, положил его обратно в ящик.

Глава 6

Опять!..

Константин с ненавистью посмотрел на импортный аппарат и легонько провел пальцами по ряду пластмассовых кнопок. Ногти отросли, как у испанского гитариста, и под ними, несмотря на стерильность палаты, образовалась черная кайма. Он потрогал лицо — щетина давно перестала колоться и превратилась в нормальную бороденку. И усы. Видно, никуда от них не денешься.

Он снова погладил круглые пуговки, стараясь угадать, какая из них главней. Обычного выключателя с понятными «О — I» на панели не было, а надписи на французском ставили его в тупик.

«Можно запомнить эти чертовы каракули, — мелькнула у Кости скучная мыслишка. — А по возвращении обратно — проверить по словарю. Да, идея занятная. Жаль, поздновато осенило».

— Не лапай приборы! Или ты отрегулировать? Что, самочувствие неважное? — Мясник усмехнулся и глянул на ползущий по экрану график. — Подлечим. На то мы и врачи.

— Где... — Костя чуть не ляпнул «Борис», но, вовремя спохватившись, укусил одеяло. — Где охрана?

— На кой? Сам ты отсюда не сбежишь, а если и побежишь, то не быстро, — хмыкнул врач. — А дружки твои уже не опасны. Они ту-ту-у!.. — Мясник, как мог, изобразил движение поезда., — В сторону Мурманска.

— В Мурманск? — Константин нахмурил брови.

— Ну да. Кого в Мурманск, кого в Магадан, кого на Камчатку. Страна большая, места на всех хватит. Мы же эту... как ее... подписали. Конвенцию. Мораторий на расстрелы.

— Я всех сдал? — ужаснулся он. — Всех до последнего?

— А какой резон запираться? Твое Ополчение тебя наверняка приговорило — как только ты начал давать показания. Это в твоих же интересах, чтобы их обезвредили. А то возьмут да казнят. Им европейские конвенции до фонаря.

— А Морозова? Ее можно увидеть?

— Эк замахнулся! Она теперь генеральный прокуpop. Повысили. Догадываешься, за что.

Константин заметил, что Мясник не просто расхаживает вокруг, а собирает какое-то медицинское хозяйство. Выдернув иглу из вены Константина, он смотал прозрачную трубку и оттолкнул капельницу ногой.

— На, — сказал он, протягивая клок ваты. — Прижми, а то напачкаешь тут...

Вскоре из всей оснастки остались лишь провода — цветной жгутик, уходящий в левую часть груди. Костя растерянно следил за неторопливой работой Мясника, соображая, что скоро очередь дойдет и до жгутика.

— Помнишь, как там у Гоголя? — спросил Мясник. — Человек простой — он и так поправится.

Он вышел из поля зрения и чем-то щелкнул. Кривая на мониторе выпрямилась и, сжавшись до точки, погасла.

Костя инстинктивно зажмурился и помимо своей воли сосчитал до трех.

Потом до десяти.

Открыв глаза, он увидел, что Мясник перегружает аппарат на тележку. Провода, подключенные к сердцу, угрожающе натянулись, но боли почему-то не было.

— Ах ты черт, совсем забыл... — Мясник подошел к кровати и взялся за проволоку. — Да не трясись! Если б умер, так уже умер бы. А если нет — так живи. Медицина не возражает.

Мясник повел рукой, и жгут повис в воздухе. Костя увидел, что на концах поблескивают тонкие разъемы. Не веря своим глазам, он потрогал кожу — пальцы нащупали три затвердевших отверстия.

— Контакты. Иногда приходится кое-что корректировать. Не резать же тебя при каждом приступе. Ниток не напасешься.

— Мне вшили стимулятор?

— Батарейка на десять лет. Да! Вот это запомни строго-настрого: никакого электричества. Менять розетку для тебя то же самое, что заплывать за буйки. Чуть-чуть невезения — и шабаш.

Мясник окликнул в коридоре санитара и, показав ему на тележку с оборудованием, хлопнул по спине.

— Я хочу встать, — сказал Костя.

— Постельный режим. Но я не против. Девчонки парашу за тобой таскать замучились. Кормежка либо здесь, либо в столовой, как тебе нравится. Туалет в конце коридора. Душевые там же, но это пока рано. Что еще? Телевизор в комнате отдыха — сам найдешь, здесь заблудиться негде.

— Я под арестом?

— Ты в больнице, дурило. Если пойдет без осложнений, через месяц выпишем.

— И все?

— А что ты хотел?

— Я?.. Ничего...

«Свободен, — ошалело подумал Константин. — Это как?.. Почему?..»

«А потому, что всех продал, — напомнил кто-то внутри. — Всех, кого знал и не знал. Теперь они осваивают северные районы. И тебе их не надо бояться. Ты свободен. Иди. Живи».

Выпишут и отпустят. А может, и местечко предложат — с его-то опытом. Темное прошлое простят, как-никак, раскаялся, честно отработал. Заплатил — чужими судьбами, близкими людьми, самим собой, в конце концов...

Константин стиснул кулаки и бессильно разжал — обрушить гнев было не на кого. Разве что на себя? На того, кто влезал в его тело и час за часом, День за днем диктовал, диктовал... Это не так уж и напрягало — раньше. Ведь он уже не считал этот мир своим. Он давно существовал там, в новом слое, а старый казался почти нереальным. Сюда он нырял, как в пьяный кошмар: игрушечный страх перед мертвой Морозовой, безумные беседы с убитым Борисом... Он словно посещал какой-то кинотеатр. Но вот зажгли свет, и экран оказался с другой стороны.

Вернуться не удастся. Он выздоровел. Сеанс окончен.

Надо было искать тетрадку — тщательно искать, не лениться. Ведь было же время. Сколько у него было времени! Тьма. И на что оно потрачено? Теперь его еще больше. Только зачем оно?