Сергей Лукьяненко - Спектр

– Простишь ли ты меня… Корган?

– Как велел ТайГеддар, – пропищал дио-дао. И ласково положил руки на окровавленные плечи геддара.

Мартин поднял Ирину, встал и отошёл к выходу. Слабеющий Кадрах стоял на коленях перед новорождённым дио-дао, а тот что-то тоненько говорил на языке геддаров. Временами Кадрах отвечал, временами качал головой. Молодой священник стал на колени рядом с Кадрахом и вложил ему в руки свой меч.

Звякнул металлический занавес.

– Идём, Мартин, – сказали ему. – Они сделают с телом всё что нужно.

Мартин обернулся – маленький Ди-Ди стоял за его спиной, печально глядя на умирающего Кадраха и мёртвую Ирину.

– Он поверил, – пробормотал Мартин, вслед за Ди-Ди выбираясь из эфеса ТайГеддара. – Он поверил!

– Мне подсказали путь, но слишком поздно. Священник погиб и воскрес? – грустно спросил Ди-Ди.

Мартин кивнул. В голове был полный сумбур.

– Не существует чудес, не оставляющих свободы выбора, – тихо сказал Ди-Ди. – А если существуют… то они не от Бога.

– О чём ты, Ди-Ди? – спросил Мартин.

– Завет о немедленном воскрешении – догма геддаров, – ответил Ди-Ди. – Её нельзя толковать однозначно… в случае с дио-дао. Такое бывало в нашей истории.

– Бывало? – закричал Мартин. – Так вы способны перегнать сознание в младенца целиком? Переписать всю личность?

Ди-Ди кивнул. Уточнил:

– Это… это невозможно сделать нарочно. Искушение было бы… Было бы слишком сильно. Но это случалось. Иногда. Если умирающий был уверен, что его жизнь – дороже продолжения рода. Если это… очень важно. Если младенец ещё совсем не развит и не обладает личностью. Очень много «если», Мартин!

– Чуда не было, – прошептал Мартин. И сам не понял, что испытал при этом – облегчение или печаль.

– Не было, – подтвердил Ди-Ди. – И в то же время – было. Священник и в самом деле верил в ТайГеддара. И священник воскрес в новом теле… Его убил Кадрах?

Мартин кивнул:

– Беременность священника… этого он выдержать не мог. Самки их вида, как принято считать, вообще не обладают разумом.

– Глупо, – сказал Ди-Ди. – Догма оказалась сильнее разума. Догма убила Кадраха и воскресила священника… – Он перевёл взгляд на Ирину. – Кто убил её?

– Случайность, – ответил Мартин. – Она поскользнулась и упала на меч Кадраха… перед тем смертельно ранив его.

Ди-Ди поник головой:

– Мне бы связаться с теологами заранее… Узнать, в чём может быть лазейка. Предупредить тебя, успокоить геддара… Бедная женщина.

Мартин кивнул. Руки были в крови, весь он был в крови, и мёртвое тело тянуло к земле. Четвёртая копия Ирины Полушкиной погибла случайной насильственной смертью. Снова у него на глазах. Снова он не успел.

И на этот раз он остался без всяких нитей.

Три Ирины, ещё странствующие где-то в галактике, могли спокойно умирать в одиночестве. Мартин Дугин больше не принесёт им несчастья.

– Мне кажется, я – причина её смерти, – сказал Мартин. – Каждый раз. Я не успеваю помочь. Я… во мне чего-то не хватает.

Он подцепил в ладонь жетон Ирины, рванул – и спрятал в карман.

Так уже было. Но больше не будет.

– Не кори себя, – попросил Ди-Ди. – Ты старался. Я напишу книгу о том, как ты старался. О том, что догмы – сильнее разума и веры.

– Меня больше обрадовала бы другая книга, Ди-Ди, – сказал Мартин.

– Я могу придумать счастливый финал, – ответил Дождавшийся Друга. – Но разве могу я придумать другую жизнь?

Мартин пришёл на Станцию ключников через двое суток.

Позади было официальное расследование инцидента – помогло то, что Дождавшийся Друга как единственный ребёнок Рождённого Осенью унаследовал должность старшего следователя по преступлениям, связанным с инопланетянами.

Позади были похороны Ирины Полушкиной. Батюшка-самосвят церкви Иконы Светил на Тверди Небесной отслужил по Ирине панихиду. Девушку погребли на маленьком погосте за храмом, под печальный перезвон колоколов на невысокой деревянной звоннице. Пришли служители храма ТайГеддара, пришли дио-дао из Собора Всех Стигматов, пришли несколько протестантов и буддист в оранжевой тоге.

Отец Амвросий, в миру – Ежеутренняя Радость, произнёс после службы короткую проповедь. Церковнославянским он владел совершенно свободно, а гибель Ирины и впрямь принял очень близко к сердцу. Смутило Мартина лишь одно. Отец Амвросий, судя по нескольким фразам, надеялся, что мощи Ирины Полушкиной станут нетленными и церковь Иконы Светил на Тверди обретёт собственную святую.

Мартин в этом очень сомневался.

Потом был путь до ближайшего города, где стояла Станция. Ди-Ди проводил Мартина, и они тепло попрощались. Дождавшийся Друга всё ещё оставался маленьким, но он заметно окреп и возмужал.

Мартин понимал, что скорее всего никогда больше не увидит Ди-Ди. И это оставляло в душе тягостный осадок – подобно тому, что доводится испытать после посещения умирающего друга.

Наверное, это смешанное чувство незаслуженной вины и настоящей жалости ограждало миры дио-дао от прочих рас куда сильнее, чем нудные визовые формальности, контраст между новейшими технологиями и архаичным бытом и прочие особенности. Мартин даже подумал, что это чувство невозможно преодолеть. Если ты относишься к дио-дао как к равным, как к существам, с которыми возможно вместе работать и дружить, то ты никогда не смиришься с быстротечным ритмом их жизни.

И когда Мартин вошёл в Станцию ключников, он мысленно простился с Ди-Ди так же, как с Ириной Полушкиной.

– Здесь грустно и одиноко, – сообщил маленький, весь какой-то скособоченный ключник. Раньше Мартину не доводилось встречать среди ключников калек, но всё когда-то происходит впервые. – Поговори со мной, путник.

– За мной долг, – сказал Мартин.

Против ожидания, он не чувствовал ни ненависти, ни хотя бы неприязни к ключникам. Возможно, он не был уверен в их вине. А может быть, злиться на ключников – так же нелепо, как злиться на ураган или эпидемию…

Ключник кивнул:

– Я знаю. «Для чего-то маленького, жалкого, наивного, что не было ни телом, ни душой, ни талантом, – вот для этого, составлявшего личность мужчины, смысла так и не было. Он попробовал всё сразу – верить, любить, радоваться жизни и творить. Но смысл так и не нашёлся. Более того, мужчина понял, что среди немногих людей, ищущих в жизни смысл, никто так и не смог его найти».

Мартин кивнул, и маленький ключник, пьющий из высокого бокала жидкость, подозрительно похожую на молоко, улыбнулся ему.

– Человеку пришлось пройти ещё много дорог, – сказал Мартин. – Он бросался на всё, что, казалось ему, несло в себе смысл. Он пробовал воевать, пробовал строить. Он любил и ненавидел, творил и рушил. И только когда жизнь его стала клониться к закату, человек понял главную истину. Жизнь не имеет смысла. Смысл – это всегда несвобода. Смысл – это жёсткие рамки, в которые мы загоняем друг друга. Говорим – смысл в деньгах. Говорим – смысл в любви. Говорим – смысл в вере. Но всё это – лишь рамки. В жизни нет смысла – и это её высший смысл и высшая ценность. В жизни нет финала, к которому ты обязан прийти, – и это важнее тысячи придуманных смыслов.