Далия Трускиновская - «Если», 2000 № 10

— Но как же наша смерть? — полушепотом спросила Элизабет. —

Ведь, теперь я отчетливо помню. Мы погибли…

— Все ясно, дорогая, — заявил Уолтер, — Фабио Да Ладжози изменил прошлое, и то, что когда-то было реальностью, теперь — только сон.

— Трудно в это поверить, однако дело обстоит именно так, — согласился Дмитрий.

Дмитрий ехал к Аннушке на недавно приобретенном черном «паккарде» с открытым верхом. Его лицо становилось то озабоченным и напряженным, то прояснялось: он любовался Санкт-Петербургом, по которому в Румынии успел порядком соскучиться. Столичные мостовые кишели роскошными выездами и сверкающими никелем автомобилями. Невский проспект стал нынче куда привлекательнее и красочнее Пикадилли или Трафальгарской площади.

Город на Неве вместе со всей Россией хорошел с каждым годом. Да и было с чего. Вот уже более десяти лет страна жила в мире. Тихая и спокойная Россия с ее патриархальным укладом и незыблемыми верой в царя и Бога становилась еще и мощнейшей индустриальной державой.

Дмитрий остановил авто у роскошного двухэтажного особняка. В холле старый и верный слуга Ивашка Елисеев помог ему снять щегольской плащ и калоши. С криком: «Дмитрий Александрович вернулись!» — Ивашка проводил его на второй этаж.

— Анна Николаевна! — заполошно закричала горничная. — Ухажер ваш из стран заморских возвернулся! — И, весело подмигнув Дмитрию, скрылась в одной из бесчисленных комнат…

Навстречу вышел Николай Андреевич. Весь его вид излучал довольство, а закрученные усы делали его улыбку лихой и бравой. Он заключил Дмитрия в объятия.

— «Из дальних странствий воротясь», — процитировал он классика.

— Митя! — с тихой радостью и смущением произнесла Аннушка, появившись в проеме двери.

Единственного взгляда на нее хватило Дмитрию для того, чтобы понять, что именно сегодня, и ни днем позже, он наконец решится и сделает ей предложение руки и сердца. Раньше ему казалось, что торопиться некуда, что впереди еще так много счастливых лет и, пока это возможно, не грех наслаждаться свободой от семейных обязанностей. Но в последнее время его постоянно преследовала мысль о зыбкости и вариативности сегодняшнего доброго мира.

Николай Андреевич, поймав его взгляд, многозначительно изрек:

— Раз так, пойду пока налью водочки! Подходите в столовую, когда освободитесь.

— Но одна мысль не дает мне покоя, — завершал Дмитрий свой рассказ, сопровождаемый недоверчивым покашливанием Николая Андреевича, — мысль о том, что в момент изменения прошлого пришельцами из будущего, то бишь нами, Вселенная, возможно, разделилась на две альтернативные ветви — в одной победу одержали эти безумцы в шапочках, и мир там полон зла. А в другой ветви находимся мы с вами…

Наконец Николай Андреевич не выдержал и перебил его:

— Полноте вам, Дмитрий! Это уже слишком! Вот уж не ожидал от вас подобных фантазий! Английского сказочника Уэллса начитались? Или же нашего доморощенного — господина Федорова? Ваша гипотеза о двух смежных мирах не укладывается ни в какие естественнонаучные рамки! Да вдумайтесь только сами, что вы тут нагородили! Будто бы в той несуразной реальности Россией правят большевики! Это же крайняя нелепость. Кто бы их стал избирать? Зловредность этой террористической секты внутри коммунистического движения была очевидна даже слепцу! Недаром секта эта вовремя разоблачена и обезврежена. А коммунисты… не спорю, у них мощная организация, но ведь они не занимаются политикой. Они лишь собирают деньги в помощь христианам всего мира. Они исповедуют социальную общность, и это правильно, это противостоит западнической философии индивидуализма, и именно баланс меж этими крайностями и ведет Россию по верному пути. Многих коммунистов я знаю лично — прекраснейшие, честнейшие и очень набожные люди.

— А Ленина… То есть Владимира Ульянова вы случайно не знаете? — поинтересовался Дмитрий.

— А как же! Что касается Володи, так это и вовсе форменный бред. Я коротко знаком с его братом Сашей, когда-то мы даже вместе учились в гимназии, и я неоднократно чаевничал у них дома. Да, правду говоря, Володя был тогда весьма склонен к резким суждениям. Но нынче он — отличный семьянин, отец пятерых детей. Его старший служит при дворе Его Величества Государя Николая Второго… Короче говоря, советую вам, Дмитрий, съездить куда-нибудь в другое место, а не в эту глухую Румынию…

— Но…

— Никаких «но»! — поморщился Николай Андреевич. — Давайте-ка лучше чай пить. Дуняша, подавайте.

— Но…

— А ежели вы, милостивый государь, будете настаивать на своих невежественных бреднях, я еще подумаю: отдавать ли за вас Аннушку… Чуда вам захотелось? Душа мается? Так ведь мир наш как раз полон чудес! Его Императорское Величество подписали проект строительства водяной электрической станции на Днепре, это ли вам не чудо?! Вот на что вам, молодежи, следует направить свою фантазию и энергетику… Или уж на крайний случай хотя бы увлечься книжками этого калужского старика Циолковского. Бредни, конечно, но фантазию будоражат.

— Папа, — вмешалась Аннушка. — А не допускаешь ли ты мысли, что в Митином рассказе есть толика правды?

— А я и не думаю, что он лжет. Но я ученый и привык доверять только фактам, а не сновидениям. И во всем, что тут услышал, я вижу только одну загадку: как трем разным людям могло присниться одно и то же? Однако современная психология располагает сведениями и о более удивительных явлениях. Так стоит ли драматизировать?..

— А как быть с этим? — Дмитрий достал из внутреннего кармана пиджака фотографию с портретом Фабио Да Ладжози.

Николай Андреевич взял снимок, подслеповато прищурился, надел пенсне и вгляделся в изображение.

— Хороший портрет, — сказал он. — Славно исполнен. Жаль, если вы его испортили… Сдается мне, что вся эта ваша трансформация картины в засекреченный текст — не более, чем фокус, непонятно с какой целью произведенный над вами экстравагантной американкой.

Дмитрий хотел было возмутиться, но вспомнил об угрозе Николая Андреевича и перевел взгляд на Аннушку. И неожиданно обнаружил, что та готова вот-вот заплакать.

— Что ты, милая? — коснулся он ее руки.

— Мне… — сморгнула она слезу, — мне жалко ту меня, которая так и не дождалась своего Митю…

— Ах-ха-ха! — ударил себя ладонями по коленкам Николай Андреевич так, что пенсне соскочило у него с носа и повисло на ниточке. — Вот они, барышни! Им только намекни, они и рады нюни распустить. Нет, дочка, — продолжал он успокоительно и одновременно строго, — нет на свете того неприглядного мира, который обрисовал нам тут наш фантазер-путешественник. Нет и не будет! Ибо, если мы будем следовать заповедям Господним, то и Он не оставит нас.