Михаил Савеличев - Тигр, тигр, светло горящий !

Ну не знал я, что за три часа до этого на европейский космодром "Водолей" сел для дозаправки транспортник "Прага", обычно курсирующий в системе Юпитера между населенными спутниками, перевозя продовольствие, топливо, небольшие группки людей, по разной надобности путешествующих из города в город. Сейчас он вез с Ио на Амальтею детскую экскурсию под бдительным руководством классной дамы да трех взрослых из родительского комитета. В эти минуты они сошли с "Праги" и обосновались на третьем этаже гостиничного корпуса, любуясь оттуда сквозь панорамные окна ледяной пустыней Европы, перекусывая и с нетерпением ожидая объявления посадки на корабль.

Вода из заборных труб космодрома, прежде чем растечься по проложенным людьми руслам, преодолевая многочисленные очистительные фильтры и отстойники, собиралась в Главном коллекторе и дозированными объемами распределялась Центральной аппаратной по всем космодромным операторам. Здесь же следили за работой мембранных фильтров, контролируя качество очистки самого дорогого вещества во Вселенной. Это было не только сердцем комплекса "Водолей", но и всех Внешних Спутников, зависящих от бесперебойной поставки и качества воды, идущей не только в двигатели кораблей, но и на бурение шахт, добычу руды, питье, в конце концов. И как сердце, его никто и не думал защищать, удовлетворившись лишь внешней охраной космодромного комплекса в целом.

В коллекторе, представляющем собой колоссальную железную коробку, величиной с Эмпайер Стейт Билдинг, было темно и лишь через равные промежутки времени где-то на самом верху вспыхивал кругляшок света, проникающий через открывающийся люк, в который закачивалась очередная порция воды. В водяном небоскребе возникал сильный ток воды и нас все ближе и ближе подтаскивало к диафрагме выхода. Нагруженные автоматами и баллонами, мы терпеливо дожидались своей очереди, не переговариваясь и полностью погруженные в себя перед последним броском. От последующих нескольких минут зависело очень многое, например наши жизни и уделять последние спокойные секунды еще кому-то ни мне, ни Вирджинии, ни Артуру, ни Рубину, ни, даже, Борису не хотелось.

О чем я тогда думал? Ни о чем связном или конкретном - это точно. Как правило в эти секунды, если у тебя нет умения медитировать в любых условиях, предаешься самому бесперспективному и психологически вредному занятию "дожиганию". Ты либо переживаешь заново свое прошлое, либо раз за разом прогоняешь всевозможные сценарии будущего, пытаясь выбрать оптимальную линию поведения. И то, и другое бесполезны - прошлое не изменить, а будущее, как бы тщательно и подробно ты его "прописал", всегда не такое в реальности.

Поэтому я с большим трудом пытался избежать этих берновских штучек, сбиваясь и вновь начиная считать количество пульсаций люка. Кругом снова была вода, снова было темно и одиноко. И снова нас что-то ждало. Раз, свет, мягкий толчок в спину, остановка, темнота. Три... Четыре... Цикл за циклом, все ближе и ближе к чудовищной глотке. Именно в такие минуты ожидания и страха человека одолевает "медвежья" болезнь и остается только благодарить судьбу, что в скафандре предусмотрена система для такого рода физиологических неожиданностей.

Наконец люк закрылся в последний раз, и со следующим глотком наш косяк вплыл в пищевод. Здесь властвовала турбуленция, в отличие от безмятежной атмосферы кастрюли - хозяйка щедро загребла со дна самую вкусную гущу, а невоспитанные дети и гости, не дожидаясь тарелок лезли наперебой сюда своими ложками. Меня, как и остальных, завертело, закрутило, я потерял ориентацию в этом водяном полумраке, но потом течение успокоилось, нормализовалось. Мы сгрудились в самом центе трубы, где поток воды был быстрее и вскоре нас вынесло на свет божий. Включился нейронный форсаж и вода обрела вязкость жидкого стекла. Мне показалось, что я, словно мезозойская мушка, оказался вклеен в кусок смолы, который еще не приобрел миллионолетней твердости, но в тоже время цепко держал меня за ножки и крылышки, медленно, но верно, капля за каплей наслаивая, налепляя на мое слабенькое хитиновое тельце все новые и новые порции хвойной смолы, превращая меня, скромную навозную муху в предмет вожделения прямоходящих голых обезьян, чьи прямые предки в это время сидят на ветке и тупо таращатся на мои мучения.

Медленно и величественно на нас надвигался срез трубы и, сузив зрачки, чтобы не ослепнуть в ярком свете, можно было увидеть радужные огни усилителей поверхностного натяжения, не дающих колоссальной колонне воды растечься там, где ее давления не может выдержать ни один металл.

Наш косяк вынырнул в океан света и только теперь мы в полной мере могли ощутить титанизм человеческих построек. Диаметр водяной колонны превышал триста метров. Эффект вынужденного натяжения вызывал сильнейшее фотонное излучение в слое воды и казалось, что мы плыли в колоссальном волоконно-оптическом световоде, этакие частички грязи, искажающие информацию и портящие компьютеры.

Перспективы и пропорции окружающего мира чудовищно нарушались и разобрать что-то определенное в мешанине каких-то циклопических механизмов, рычагов, шестеренок, проводов, цапф, муфт было невозможно. Путешествие мезозойской мушки продолжалось и теперь ее занесло в недра мезозойской же машины Беббиджа, которую местные тиранозавры-интеллектуалы снабдили водяным приводом. Вычисления были сложными - рычаги и шестеренки крутились с бешеной скоростью, их грохот, прекрасно проводимый водяной средой, слился в непереносимый гул, раздирающий черепную коробку не хуже, чем выпитая накануне плохо очищенная деревенская сивуха.

Нас пронесло через машинный зал и мы приблизились к Центральному распределительному посту, где наш заплыв мог был увиден посторонними и поэтому нам необходимо было там сойти, миновав контролеров, так как срок наших проездных истек еще в прошлом месяце.

Команда в полосатых майках стала подгребать к стенке этого экзотического бассейна и, наверное, у первого, увидевшего наши карикатурно раздутые и увеличенные рожи, оператора отказало сердце и без всякого хирургического вмешательства со стороны нашей лечебной бригады.

Борис резанул по внутренней стороне этой световой сосиски силовой отмычкой, размыкая поверхностное натяжение, и сквозь тонкий, а затем стремительно расширяющийся, надрез ударил водяной фонтан, вынося нас из теплой и уютной материнской матки в мир ненависти, холода, неустроенности и жестокости.

Как и всякое рождение, появление на свет пятерых близнецов сопровождалось болью, кровью и грязью. Давление вышедшей из-под контроля на несколько секунд воды было убийственным - оно как пластиковые игрушки смяло троих операторов, разорвало и разбросало их по всему помещению, словно разыгравшееся дитя, решившее посмотреть - как же устроены эти забавно дрыгающиеся куколки. Близкую стену заляпало кровавыми кусками и слабеющий под ударами аварийных компенсаторов фонтан не мог уже смыть этот жуткий эскиз.