Владимир Круковер - Чужой из психушки (фрагмент)

Не вполне поняв репризу про одноногих, профессор отнес ее в область черного юмора странного офицера и робко ступил на шаткие мостки. Табуретки кряхтели, покачивались, но выдерживали немалый вес бармалеевского тела. Пройдя под сводчатыми потолками, Дормидон Исаакович с изумлением заметил одноногого человека, который бойко прыгал по параллельной навесной дороге в глубину барака. Одним костылем он упирался, а вторым помахивал над головой для равновесия. Профессор посмотрел на плотную спину идущего впереди капитана с уважением. Зря он отнес его реалии к юмористическим абстракциям. Начальник отряда был, видимо, четким прагматиком, смотрел на жизнь трезво.

Они дошли по понтонному мосту до кабинета капитана и дружно взгромоздились на канцелярский стол.

— Рассказывайте, — с прежней приветливостью начал беседу офицер, какая у вас профессия, где бы вы хотели работать, в каком классе учитесь?

— А что, — осторожно спросил профессор, — у вас широкий выбор рабочих мест?

— Что вы! — радушно удивился капитан. — У нас же отряд инвалидный. Кто работает — тот только сетки вяжет, такие авоськи, видели в магазинах овощных. Очень хорошие сетки вяжут. А другой работы нет, откуда.

— А можно вообще не работать? — осторожно спросил профессор.

— Почему нельзя — можно, конечно. Но скучно же. Да и на отоварку деньги ведь нужны, правда?

Свентицкий смотрел на профессора чистыми и ясными глазами.

— Можно узнать ваше имя-отчество? — спросил Дормидон Исаакович. Он просто не мог больше обращаться к этому приятному человеку официально — "гражданин начальник отряда".

— Конечно, — радостно ответил Свентицкий. — Меня зовут Олег Павлович. Можете ко мне в частной беседе так и обращаться.

— Спасибо, Олег Павлович. Вы, должен заметить, очень милый и приятный человек.

— Взаимно, — расцвел капитан. — Я буду рад, если мы подружимся. У меня как раз есть вакансия председателя КМС, это мы так называем культурно-массовую секцию. Выпуск стенгазеты, сотрудничество с клубом. Очень нужная секция, многие осужденные с удовольствием туда записываются.

Профессор помрачнел. Он имел твердые предубеждение против "козлов", в каких бы секциях они ни маскировались. Но в "козлиной" иерархии он, признаться, не разбирался. На северных зонах ментовских прихвостней было так мало, что их даже не выводили в рабочую зону, боясь расправы над необходимыми для отчетности добровольными помощниками лагерного руководства. Профессор еще не знал, что попал в "сучью" зону, в которую ни один уважающий себя авторитет не поднимется, предпочитая гнить в ШИЗО. Гражданин Брикман еще выйдет из барака и протрет изумленные глаза, узрев на каждом третьем зэке повязку или иную нарукавную эмблему, свидетельствующую о принадлежности этого зэка к многокрасочному племени сук. Но в данный момент профессор подумал только о том, как бы не обидеть приветливого начальника и потому сказал сдержанно:

— Я, знаете ли, подумаю…

— Конечно, конечно, — фамильярно потрепал его по плечу Олег Павлович. Как же иначе, на новом-то месте. Осмотритесь, обвыкните, а потом — сразу ко мне, в КМС.

Несколько смущенный таким обращением, Брикман вспомнил, весьма кстати, приемы духовного наставника Адвоката и автоматически спросил:

— Вы учитесь, Олег Павлович?

— Да, на юрфаке, заочно.

— Может, дадите мне какую-нибудь работу, у вас же времени нет все эти контрольные и курсовые писать?

— Я подумаю, — ответил капитан, удивленный предложением. Он прекрасно знал поступившего в его отряд Гошу Бармалеенко. Гоша бывал на этой зоне, только из ШИЗО и БУРа не выходил, так что Свентицкий общался с ним в редкие дни дежурств по ПКТ. Он помнил наглого и примитивного бандита, менять о нем мнения не собирался и не вполне понимал, как Бармалей, с трудом окончивший четыре класса на тройки, может помочь ему в написании контрольных работ для третьего курса юридического факультета. Но, тем не менее, ему было приятно. Эти письменные задания отнимали у него все свободное от службы время, он с удовольствием спихнул бы их на какого-нибудь головастого зэка. Только не попадали в его инвалидный отряд головастые. И все же ему было приятно услышать предложение о помощи. И сам разговор с опасным бандитом, который вел себя столь вежливо, был Олегу Павловичу приятен. Он приписывал своему воспитательскому опыту уважительное обращение отпетого хулигана.

Профессор же облизывался, предвкушая обильные гонорары. Он не сомневался, что, имея учебники, сможет скомпилировать курсовую по любому гуманитарному предмету. Они с капитаном явно не понимали друг друга. Но, когда начальник отряда спросил: "намерен ли гражданин Бармалеенко продолжать учебу в пятом классе?" — профессор заподозрил подвох и попытался торопливо исправить Гошино прошлое.

— Вы не сомневайтесь, — заспешил он, — по научному коммунизму или там по уголовному праву за один вечер напишу. Были бы учебники, такую компиляцию сотворю — комар носа не подточит. Мы, в студенчестве, всегда подрабатывали у заочников. Помню, писал одному с четвертого курса по структурной лингвистике, так я в этом предмете вообще был меньше, чем дилетант, а сочинил на твердую четверку.

Свентицкий внимательно слушал Бармалея и не верил ни одному его слову. Свентицкий вообще никогда и никому ни в чем не верил. Он уже с детства знал, что белорусов всегда обманывают, поэтому взял себе за правило — не верить. И не верил. Но его все равно обманывали. Он даже подумывал сменить в паспорте национальность на еврея, только не знал — как быть с различными анкетами, где указывается прежняя национальность. Могло же получиться разночтение, неприятности могли произойти.

— Отгадайте загадку, — сказал Свентицкий. — Мы ходим ночью, ходим днем. Но никуда мы не уйдем.

— Часы, наверное.

— А вот и нет. Это часовые на вышках.

— ?????????????????????? — на большее профессора не хватило. Внутренний голос советовал ему нечто более сочное, но вежливый ученый сдержался.

Первый день на "Девятке" был для доктора наук днем сплошных загадок. Он встречал там уйму Гошиных знакомых, старался вести себя соответственно, и это ему не удавалось. По беспроволочному телеграфу информация о невменяемости и беспамятстве Бармалея в зону была доставлена давно, так что его странное поведение никого особенно не удивляло. Но профессор смущался.

Неприятностей ему избежать не удалось. И начались его неприятности после встречи с начальником медсанчасти майором Момот О.А.

Пришел в отряд "шнырь" санчасти и сказал, что осужденного Бармалеенко вызывает начальник. Профессор пошел себе. Санчасть он застал в окружении строительного мусора. Битые кирпичи, сгустки окаменевшего раствора, известь — все валялось в беспорядке, напоминая о неукротимом желании дотошного начальника превратить и это больничное учреждение в музейный экспонат.