Сергей Смирнов - Тот, кто сидит в пруду

— Будем надеяться.

Странное дело, отобрать посох у Папы Карло никто не пытался. Дед опасливо косился на него, видимо, памятуя обескураживающий магический удар, но никаких попыток завладеть им не предпринимал. Пока, по крайней мере.

— Надеюсь, вы обо всем договорились? — усмехнулся Дед. — Право слово, не хочется прерывать столь милую беседу. Но нам пора. Попрошу следовать за мной. Да, кстати, вас ожидает большой сюрприз!..

Пленников выстроили цепочкой и под пристальными взглядами четверых автоматчиков препроводили в караульное помещение.

И кто бы вы думали ожидал их там? Деревенский дурачок Колюшка собственной персоной! Ну, точнее, не совсем собственной.

После исчезновения в пруду он разительно изменился.

52

А было так. Автобус окунулся в чернильный мрак, взлетел, как на трамплине, на прибрежных валунах и сверзился в клокочущее варево пруда.

В следующее мгновение Николай Петрович, а точнее снова Колюшка, пока еще Колюшка, обнаружил себя сидящим верхом на огромной желтой птице, цветом напоминавшей о принятой повсеместно окраске междугородних рейсовых автобусов. Где-то внизу три маленькие фигурки продолжали падать в сиреневую муть. Колюшка прыгнул следом за ними — была не была! — но мощный птичий клюв с холодным костяным стуком вцепился в воротник его цивильного пиджака и рывком закинул обратно на спину. Птица расходящимися кругами поднималась над котловиной пруда, где три раза коротко плеснуло и затихло. Воздушный наездник услышал в своей голове голос:

— Я подарю тебе весь мир! К чему тебе все эти жалкие людишки? Ведь они не более чем тряпичные марионетки в ловких руках Хозяина! Тебе же предлагают стать полноправным партнером. Фиолетовая Троица: Бог-Мать, Бог-Сын и Бог-Царь. Звучит?

Колюшка молчал. А птица вдруг рассмеялась низким хриплым лающим смехом и повернула к нему свою безобразную голову, кося лиловым глазом. Он лишь покрепче схватился и зарылся головой в мягкие перья, пахнущие пылью, сыростью, паутиной с затаившимися в ней пауками, темными углами, фиолетовыми сумерками и еще Бог знает чем.

— Смотри! Смотри! Весь мир под твоими ногами!

Они по широкой спирали поднялись под самый купол. Внизу расстилалась величественная панорама: село Рыжово с прилегающими к нему прудами, радиолокационной станцией, церковкой, полями и лесами.

— Смотри! Всё это — твоё. А будет еще больше — весь мир! А теперь пришла пора познакомить тебя с Сыном и Матерью.

Птица сложила крылья и стремительно понеслась вниз, нацелившись в самый центр каньона, — только ветер засвистел в ушах, рванул полы пиджака, заставляя крепче вжиматься в неживое тело адского скакуна, не более живое, чем птичье чучело, набитое искусным мастером. Колюшка зажмурил глаза и в который раз за этот сумасшедший сон-не сон, да и явью не назовешь, приготовился к страшному удару. Но его не последовало. Колюшка открыл глаза. Птица исчезла, а сам он стоял на маслянистой поверхности и, что самое удивительное, не проваливался вниз. Вскоре причина этого выяснилась, стоило только посмотреть под ноги.

Колюшка стоял на огромном листе водяного растения наподобие лотоса, лилии или кувшинки — точнее он сказать не мог, ведь он не был ботаником, всего лишь бригадиром животноводческой бригады. Лист очертаниями походил на художнический мольберт, прогибался под ногами, но держал, цвет имел лиловый с фиолетовыми прожилками. И, в отличие от птицы, казался живым той пугающей жизнью, которая не лучше смерти. Лист медленно дрейфовал по легкой ряби пруда, Колюшка изумленно оглядывался по сторонам на изломанные стены каньона, уходящие ввысь, на фиолетовую гладь пруда. В этот момент небо действительно показалось ему с овчинку.

И тут он почувствовал перемены, с ним происходящие. На плешивой голове стали пробиваться первые волосы, вызывая страшный зуд. Вскоре Колюшка стал обладателем пышной шевелюры. Еще большее неудобство и беспокойство причиняли зуд и жжение во рту — у него резались зубы! Они до того досаждали ему, что он вцепился в тыльную сторону левой ладони и прокусил кожу до крови. Скрюченные кости и суставы распрямлялись, менялась кожа, нарастала мышечная масса. Вскоре Колюшка стал моложе на десять лет и сантиметров на десять выше. Да и мысли, лихорадочно мечущиеся в голове, со временем стали яснее, стройнее, логичнее. Словом, Колюшка, или, скорее уж, Николай Петрович, снова, через многие годы серой пелены идиотизма, начал адекватно воспринимать действительность. Даже такую ужасную действительность. Стал нормальным человеком. То есть не совсем человеком. А если еще точнее, то совсем не человеком, а креатурой ужасного Существа, поселившегося в Рыжовском пруду.

Память о прошлом словно начисто стерло в его возрожденном мозгу, и он разглядывал вновь обретенное тело с любопытством младенца, постигающего мир.

В противоположных концах пруда возникли две гигантские волны и решительно устремились к утлому плотику, несущему на себе это удивительное, только что родившееся существо. Волны приблизились, но, вопреки всем законам физики, не сшиблись, а застыли в воздухе, постепенно обретая очертания человеческих лиц, лиц Сына и Матери. Из фиолетовой слизи прорезались волосы, глаза, уши, рот и нос. Фиолетовые губы Матери разошлись в приветственной улыбке. Шевеление губ сложилось в слова:

— Доброе утро, ваше величество. Как почивали?

53

— Колюшка! Живой! — Андрей рванулся было к сидящему за столом, но, ненавязчиво придержанный за плечо Папой Карло, замер на месте. Первое впечатление было обманчивым. Человек, действительно внешне походил на деревенского дурачка, но более пристальный взгляд отмечал произошедшие в его облике существенные изменения.

— Колюшка? — повторил Андрей менее решительно.

— Какой я тебе Колюшка?! — грозно проревел человек, поднимаясь из-за стола. — Николай Третий, самодержец всея Сферы! Царь!

Тут уже Игорь не смог сдержаться и фыркнул в кулак.

— Кажется, наши гости не вполне понимают, — сверкнув очами, сказал Царь. — Василий, объясни…

Дед рванул Игоря сзади за воротник ветровки, так что тот едва удержался на ногах. «Квадраты» приблизились к пленным и встали в угрожающих позах. Веригин злобно зашипел, продолжая придерживать Метиса за шкирку и боязливо поглядывая на Николая:

— Вы что, обалдели?! Не смейте ему перечить. И впредь называйте его не иначе как ваше величество.

Тут-то желание смеяться у Метиса я остальных напрочь отпало. Если уж такой человек, как Дед, кого-то панически боится, то дело явно приобретает серьезный оборот.

— Василий, изложи гостям наши условия, — брезгливо проронил Царь.