Джудит Тарр - Замок горного короля

Алидан сжалась в комок. Ужас, затмивший ее разум, теперь сделал все предельно ясным. Она знала, что будет делать и что должна сделать. Одия и ее пленница вышли из шатра. В тот момент, когда тьма ослепила их после яркого света, Алидан прыгнула вперед. Демоны и змеи, тело, слишком изворотливое, чтобы быть человеческим, блеск смертельно опасных глаз. Нож пронзил плоть, скользнул по кости и отскочил. Прямо над ухом у Алидан раздался резкий вздох. Железные пальцы выдернули кинжал из ее руки и сомкнулись на ее горле. Слишком много пальцев, слишком много рук. Яркий свет ослепил Алидан. - О боги! - вскрикнул кто-то. - Женщина! - Эй, кто-нибудь! Королева ранена. Быстрее, приведите лекаря. - Довольно! - раздался голос, который Алидан так хорошо теперь знала, слишком сильный для серьезно раненной женщины. - Она только поцарапала меня. Расступитесь, дайте мне посмотреть на нее. Круг теней распался, но Алидан чувствовала на себе их пристальные взгляды. Она подумала, что надо бы прикрыть наготу, и чуть не засмеялась сквозь слезы. Ее попытка не удалась. Она погубила себя напрасно, даже не из-за обычной мести. Они погибнут вместе - она и онемевшая, неподвижная певица. Новая тень склонилась над ней: ощущение величественной красоты, аура сильнейшего страха, острый запах крови. - Богиня, - прошептала Алидан. - Посланница богини. - Кто ты? - прогремело в ее сознании. - Женщина, - улыбнулась Алидан. - Просто женщина. - Кто? - настаивала некоронованная королева. - Кто ты? - Та, что погибла. Улыбка Алидан погасла. Колдунья наклонилась ниже, глаза ее были готовы рассечь душу Алидан. Богиня обитала в их глубокой тьме. "Но, - запротестовало сознание Алидан, - она не... она не совсем..." Бесполезно; колдунья не сможет узнать больше, чем уже знает: кто, почему и как. На черном платье Один проступила яркая кровь, на лице появилась боль, в глазах - гнев. Великий гнев, потому что с потерей крови она потеряла силу, а с силой - способность использовать магию. И все же ее власти было достаточно, чтобы покончить с этой хрупкой сумасшедшей женщиной; а это обещало Алидан пытки. Ужас проник во все уголки ее мозга. Безумство свернулось в центре. Между ужасом и безумием горели глаза Имин. В них полыхали слова: "Беги. Беги скорее". Мудрая глупышка. Ни одной из них не было спасения. Певица споткнулась, пошатнулась и упала на Одию, ударив ее по раненому боку. Женщина закружилась, ослепнув от боли. Глаза Имин, ноги Алидан - все перемешалось. Выбор был сделан. Алидан бросилась в ночь.

Когда звезды стали приближаться к полуночи, Вадин проскользнул в шатер Мирейна. Имин ушла. Мирейн лежал один, раскинувшись как ребенок, и улыбался во сне. В каком-то неосознанном порыве Вадин лег рядом. Мирейн, теплый и удовлетворенный, пристроился поудобнее к телу Вадина, еще глубже проваливаясь в сон. Но Вадин бодрствовал всю ночь, охраняя сон короля. Мирейн проснулся сразу. Только что он глубоко спал, а в следующий момент уже встретился взглядом с Вадином и улыбнулся. Это было так неожиданно, что Вадин замер там, где лежал. Король выглядел веселым и почти счастливым. Обычного утреннего плохого настроения как не бывало. Сегодняшний день, говорили его глаза, может стать его смертным днем, а может стать первым днем победы в его королевской жизни. Каким бы ни был конец, теперь, когда этот день наступил, Мирейн приветствовал его. Хотя рассвет еще только занимался, почти весь лагерь был на ногах. Как и Вадин, многие провели бессонную ночь. Воины, оруженосцы, лорды и капитаны ходили с хмурыми лицами и запавшими глазами, как будто не Мирейн, а они должны были умереть к вечеру. Он же был спокоен и весел. С аппетитом поел, улыбался, шутил, заставляя всех смеяться. Но как только он отворачивался, смех затихал. Нуран и Кав принялись за него: искупали, побрили, заплели и уложили его волосы вокруг головы. Пока они были заняты этим, кто-то просвистел за дверью. Вадин выглянул и встретился глазами с Аджаном. Лицо капитана было как будто высечено из камня. Торопливо, но без суеты Вадин вышел из шатра и окунулся в холодный рассвет. - Что... Он замолчал. Аджан поддерживал под руки шатавшуюся, завернутую в плащ женщину. - Алидан! Вадин чуть не сорвался на крик. Под накидкой на ней ничего не было, растрепанные волосы покрыты грязью и кровью. Но хуже всего были ее глаза, спокойные, трезвые, потерявшие всякую надежду. Вадин постарался быть осторожным. - Что случилось, Алидан? - Я оставила свою отметину на ведьме с запада, - ответила та тихо и ровно. - У нее нет больше силы, чтобы предать моего короля. Беспокойство Вадина усилилось. Он не мог даже сделать вид, что не понимает ее. Для этого он слишком продвинулся в магии. Он понимал то, что она говорила, он начинал подозревать и то, о чем она не сказала. Она радоваласй тому, что сотворила; возможно, в этом была единственная надежда на спасение Мирейна. Но радость ее обернулась черной тьмой. Аджан сказал коротко и жестко: - Они схватили певицу. Если ей повезет, они убьют ее быстро. Ноги сами привели Вадина к потухшему костру. Он остановился около него. В этом сером пепле не осталось никакой жизни. Аджан и Алидан стояли у него за спиной и вызывали теплое и болезненное чувство. Вадина чуть не вырвало. Но усилием воли он сдержался. - Почему? - потребовал он ответа от Алидан. - Почему ты сделала это? Женщина закрыла глаза. Было еще слишком темно, чтобы разглядеть се лицо; фигура в неясном свете казалась застывшей, голос был ровен. - Мы были не вместе. Я собиралась избавить нас от этого бунтаря. Но вместо этого ранила его мать. Певица хотела уговорить его сдаться. Одия победила ее. Имин просто сошла с ума, - сказала Алидан, которая сама из мести, обнаженная, прокралась во вражеский лагерь и пролила кровь ведьмы. - Она верила в свои силы певицы и в несколько ночей любви, которые подарила когда-то Морандену. Он был отцом ее дочери. Ты знал об этом? Моранден не знал. И теперь никогда не узнает. - Проклятие, - прошептал Вадин. - Из всех людей Янона ей лучше других должно было быть известно, как это подействует на Мирейна. Она знала! - Если бы ей удалось... - начала Алидан. - Если бы ей удалось, она навсегда опозорила бы Мирейна, доказав, что даже у его любовницы не было надежды на его победу. - Это предотвратило бы кровопролитие и дало бы ему могущественного союзника. Вадин встряхнул гудевшей головой. Женская логика. К дьяволу честь, к дьяволу достоинство, к дьяволу мужество! Ничто не имело значения, кроме победы. Он поднял кулаки. Алидан не уклонилась. - Это была жертва, - сказала она. - Теперь женщина из Умиджана должна умереть. Теперь старый король будет отомщен. Ты говоришь о позоре. Но как ты назовешь глупость моего господина, который позволяет этой убийце разгуливать на свободе? - Она не только свободна. Она может и править нами. - Вадин сжал руки за спиной, чтобы не ударить эту сумасшедшую. - Спрячься где-нибудь и не показывайся никому на глаза. Я постараюсь скрывать это от Мирейна, пока будет возможно. - Вадин громко застонал. - О боги! Она ведь должна была быть одним из его судей! Аджан, можем ли мы вызволить ее из лагеря противника до восхода солнца? - Нет. - Аджан был спокойнее Вадина, но выглядело это гораздо страшнее. Вокруг лагеря сплошная стена часовых. Они упустили одну женщину, но удержат другую. Она - их лучшее оружие, и они прекрасно это знают. - Оно может обернуться против них. - Летописец Обри стоял за плечом Вадина, как будто он постоянно был там, не более чем всегда смущенный ростом и характером янонца. - Могу я высказать одну мысль? Вадин зарычал на него. Обри принял это за утвердительный ответ и продолжал: - Король подготовил свой разум, верно? Он весь сосредоточен на предстоящей битве. Пусть так и остается. Я пойду в мантии судьи, если кто-нибудь укоротит ее вдвое. - Зубы его сверкнули в улыбке. - В конце концов, мне надо увидеть схватку, чтобы написать о ней. Певица занемогла. Бедная женщина, она так сильно любит его. Она сломлена, но ее подруга поможет ей, и они не ослабят мужество короля своими слезами. - Мирейн никогда в это не поверит, - сказал Вадин. - Если бы речь шла о другой женщине... Но в Имин есть королевская кровь, сердце ее твердо как сталь. - Однако, - настаивал Обри, - король родился на юге, где и мужчины и женщины мягче. Пока его голову занимает поединок, он не будет задавать много вопросов, а я сделаю так, чтобы он не задал ни одного. - Вадин не уступал, и Обри продолжал уговоры: - Доверься мне, молодой господин. Я дурачил принцев, когда твой отец был еще в пеленках. - Вот дьявол! - покорился Вадин. Обри усмехнулся, отвесил ему насмешливый поклон и растворился в ночи. За собой он оставил искорку веселья и образ младенца, запеленатого с ног до головы, словно жертва паука. Вадин вздрогнул. - Иди же, - рявкнул он на Алидан. - Исчезни. А ты, капитан, держись подальше от короля, если сможешь. И молитесь, чтобы это нам удалось, иначе нам всем конец. Они повиновались, чему Вадин слегка удивился. Он приостановился на мгновение, успокаивая себя, и вернулся к Мирейну. Тот, кажется, даже и не заметил отсутствия Вадина. Оруженосцы расправляли последние складки на его алой мантии. Как только они закончили, он повернулся со своей неповторимой грацией и немного помедлил. Его доспехи и оружие лежали на своих местах, вычищенные и блестящие. Он провел пальцем по краю щита, немножко поиграл алым плюмажем на шлеме. Внезапно он обернулся. Все смотрели на него. Мирейн поднял выше голову и улыбнулся им, сияющий и сильный. Они расступились, чтобы дать ему пройти. На самом восточном холме лагеря за ночь поднялся алтарь - обтесанный камень, обложенный землей и зеленым дерном. На нем горел священный огонь, охраняемый жрецами армии, воинами Аварьяна, облаченными в солнечно-золотые накидки. Еще до прихода Мирейна они начали исполнять древний Обряд Битвы. Ритмы его переплетались со стуком сердца: кровь и металл, земля и огонь, пронизанные звуками барабанов и высоким, леденящим кровь свистом флейт. Жрецы поставили Мирейна возле алтаря, помазали его землей и кровью, оградили металлом, закаленным на божьем огне. Стоя во время обряда там, на возвышении, и стараясь вплести свой разум в разум Мирейна, Вадин глазами другого человека взглянул через покрытые утренней дымкой холмы. Огни вражеского лагеря мерцали, бледнея по мере того как приближался Аварьян, но в центре его, рядом с огромным красным шатром, бушующее пламя взвивалось почти до небес. Вокруг него сгрудились люди. Ближе всех к огню, окруженная людьми в капюшонах, движущимися в некоем подобии странного и дикого танца, стояла какая-то высокая фигура. Смотреть на это было ужасно. Черный с алыми пятнами силуэт двигался рывками, с какой-то пародией на грацию, как будто танцевал калека. Вадин не знал, что там происходит, и нс хотел знать. Он только молился всей душой, чтобы это не было тем, чего он так боялся. Пока он наблюдал, огонь поднялся еще выше. Танцор завертелся, взвыла пронзительная, сводящая с ума музыка. Огонь взметнулся, как руки, простирающиеся к небу: огненные руки, кроваво-красные, красные, как вино, темно-красные, как плоть, отделенная от костей. Эти руки дотянулись до танцующего силуэта, обхватив его, завлекли прямо в сердце огня. Огонь Солнца обжег лицо Вадина. Или лицо Мирейна? Жрец опустил сосуд со священным огнем и повернул короля на восток, навстречу восходящему пламени Аварьяна. Мирейн поднял к нему руки. Слова обряда текли поверх него и через него и смешивались в единый мощный крик приветствия, мольбы и согласия. - Да будет так, - пропел жрец. И в сердце Мирейна, и в сердце Вадина невольно прозвучало: "Да будет так". По закону поединка борец должен ехать на место встречи в сопровождении лишь судьи и свидетеля. Они ехали позади Мирейна. Коричневое одеяние Обри и изысканный наряд Вадина были спрятаны под двухцветными плащами: белый цвет - для победы, охра - для смерти. В одной руке Обри держал соответствующий его обязанностям жезл - простую деревянную палку с двумя наконечниками, костяным и янтарным. Оба хранили молчание. Обри оказался прав: Мирейн не задавал летописцу вопросов и не удивился отсутствию своей певицы. Все мысли короля были обращены к предстоящей битве. Позади них армия выстраивала свои ряды, передние из которых отмечали границу лагеря: достаточно близко, чтобы видеть, и слишком далеко, чтобы помочь. Расстояние между королем и войском увеличивалось с каждым шагом, небо пылало ярче, а враг становился ближе. Над армией Морандена теперь не веяли ни тень, ни мираж, как будто бы колдовство не удалось или действие его кончилось. Но армия принца и без того была очень велика, включая все силы западного Янона и Окраин. Будь у Мирейна вторая армия, он мог бы у них за спиной опустошить все их земли. Если он победит в этом поединке, то будет править всеми этими людьми. Небольшая группа отделилась от плотных вражеских рядов и стала приближаться к берегу Илиен. Вадин подхлестнул Рами и встал между Мирейном и рекой. Но что он мог сделать, когда у него не было даже кинжала? Разве что еще раз умереть за Мирейна. Но у всадников не было оружия. Первым ехал герольд, облаченный в белое и охру, неся жезл судьи. Следом за ним - Моранден на черном жеребце, гордо и прямо сидящий в седле и подобно Мирейну облаченный в алое, как и полагается королю во время войны. А за спиной Морандена ехал его второй свидетель, леди Одия, которую можно было узнать даже под густой длинной вуалью, со своим старым евнухом, ведущим под уздцы сенеля с какой-то ношей. Вадин и герольд одновременно достигли кромки воды, но ни один не отважился войти в реку. - Что это? - крикнул Вадин, перекрывая шум Илиен. - Почему вас так много? - Приехали все, кто должен, - ответил герольд. - Мы привезли твоему королю то, что он, вероятно, потерял. Вперед выехал евнух, ведя упирающееся животное вниз к берегу, а затем - по воде. Вадин понял, что за ноша была на спине сенеля: длинный и узкий предмет, застывший и одновременно податливый, окутанный тенью смерти. Вадин был как во сне. Он мог сделать только то, что сделал: дал всаднику возможность приблизиться к нему, а не к Мирейну. Он ждал неизбежного. Не проронив ни слова, не удостоив Вадина взглядом, евнух передал ему на руки ношу, повернулся и побрел обратно к своей госпоже. Вадин очень медленно соскользнул с седла Рами. Он не думал, что так произойдет. Он вообще не думал с того момента, как проснулся. Он только знал, что Мирейну не надо этого видеть. Ему предстояло сражаться, и он не должен был оплакивать свою возлюбленную или метаться в ярости из-за ее утраты. На мгновение Вадину показалось, что ему лучше исчезнуть вместе со своей немой ношей. Броситься в далекую даль и похоронить Имин, и тогда Мирейн ничего не узнает. Мимо него прошел кто-то в королевской алой мантии, достаточно невысокий, чтобы проскользнуть у него под рукой, достаточно быстрый, чтобы уклониться от его протянувшейся было руки. Мирейн потянул за конец веревки. Вадин еще раз отчаянно попытался оттолкнуть его. Но Мирейн был тверд как скала, и лицо его застыло как камень. Веревки разом развязались, и Имин оказалась в руках у Мирейна. Она умерла не красиво, не легко, не быстро. Вадин знал это. Он видел, как она умерла, вовлеченная в огонь богини. Огонь пощадил лишь ее чресла, но было понятно, что перед смертью она много выстрадала: ее избивали, сдирали кожу и, возможно, пытали еще страшнее. Но ни огонь, ни пытки не тронули ее лицо, кроме глаз. Под выжженными глазницами черты ее были спокойны и не выражали ни боли, ни страха. - Как она должна была взбесить их, - проговорил Мирейн, - умирая в покое, вопреки их воле. Его голос был безумен, потому что звучал так рассудительно. Мирейн с огромной нежностью опустил Имин на землю и закрыл ее черными покрывалами, как будто она могла проснуться и почувствовать боль. Рука его чуть задержалась на ее щеке. Вадин ничего не сумел прочесть у него на лице: разум короля превратился в крепость, и самый сильный натиск не мог пробить ее ворота. Над водой раздался голос герольда: - Так мы будем поступать со всеми шпионами и убийцами. Хорошенько подумай над этим, о король, посылающий женщину убить своего врага. Ты видишь: она проиграла. Ты не избежишь этого честного поединка. Мирейн наклонился, как будто не слыша его, и поцеловал Имин в губы. Он ничего нс сказал ей, ничего, что могли бы услышать остальные. Он выпрямился, повернулся. И хотя его голос был тихим, они услышали каждое его слово, - Мудрым поступком это не назовешь, леди Одия, даже если я смогу простить тебе убийство моей певицы. Ибо ты лишний раз показала всему Янону, что ты сделаешь с ним и с его людьми. Возможно, твоего сына Янон еще стерпит, но ты потеряла всякое право па его милость. Она ответила ему с убийственным спокойствием. Хоть тело ее было ранено, в голосе еще чувствовалась сила. - Ты не пророк, как называла тебя твоя мать, и не король, каким притворяешься. Ты даже не любовник. Она в этом призналась, пока у нее еще был язык. Мирейн поднял голову. Он рассмеялся, и слышать этот смех было жутко, потому что, даже отвечая Один насмешкой, он рыдал. - Ты жалкая лгунья, о слуга самой Лжи! Я вижу твой позор. Я чувствую твой гнев. Ты не сломила ее. Имин умерла, как и жила, сильной и храброй. Голос Мирейна стал глубже. Он был по-прежнему красив, но бархатистость внезапно пропала, сменившись твердостью металла: - Я клянусь тебе и всем богам, что она будет отомщена. Одия не испугалась. Между ними лежала смерть, свидетельствовавшая о ее могуществе. Она обнажила правду: он не мог защитить даже тех, кого любил. Одия ответила на его насмешку еще более горькой насмешкой: - Выйдешь ли ты теперь на битву, Мирейн, у которого нет отца? Осмелишься ли ты? - Осмелюсь, о повелительница гадюк. А когда я покончу с твоей марионеткой, остерегайся и ты. Мирейн повернул огонь своей руки к Обри. Летописец подхлестнул серую кобылу, шарахнувшуюся от этой смеси черного и алого, плаща и крови, въехал в реку и остановился посреди течения. - Здесь проходит линия между нашими войсками. - Обри говорил спокойно и с такой силой, которую трудно было предполагать в его маленьком и худом теле. - Но поскольку нет такого обычая, чтобы сражаться в воде, и право выбора места поединка остается за зачинщиком, так пусть он укажет место, где ему угодно вести этот поединок. - Мой господин, - ответил герольд, - желает вести поединок на западном берегу. - Так мы и сделаем, - ответил Обри и направил лошадь вперед. Они с герольдом спешились, и в соответствии со своими обязанностями Обри жезлом отметил половину круга: двадцать шагов от края до края. Вторую половину круга начертил герольд. Когда площадка для битвы была готова, они покинули ее. Моранден приготовился сойти с жеребца, которого герольд держал за уздечку. Вадин встал у головы Бешеного. Мирейн легко соскочил с седла. Его макушка не доставала Вадину даже до плеча. Глаза оруженосца наполнились слезами, и он тут же сморгнул их. По счастью, Мирейн этого не видел. Он опустил глаза вниз, так как собирался снять мантию. Твердо, почти грубо Вадин развел его руки в стороны и расстегнул застежку. Мирейн слабо улыбнулся. Вадин перебросил мантию через седло жеребца. Мирейн снял свой килт, положил его поверх алого плаща и провел рукой по шее Бешеного. Сложив руки, Моранден ждал его в круге. Мирейн медлил. Он быстро обнял Обри, от чего тот чуть не потерял дар речи. Потом потянулся к Вадину и, не дав ему отпрянуть, уверенно привлек к себе его голову и поцеловал в губы. Прикосновение короля было подобно молнии - быстрое, властное и пылающе-яростное. Вадин судорожно вздохнул. - Мирейн, - сказал он. - Мирейн, постарайся сдержать свой гнев. Ты знаешь, что бывает, когда ты теряешь контроль над собой. - Не волнуйся, брат, - с царственным спокойствием ответил Мирейн. - Я буду оплакивать Имин, когда придет время плакать. Сейчас время сражаться. - Он неожиданно улыбнулся с оттенком иронии и покоя и сказал своим спутникам: Храни вас бог. Мирейн вступил в круг, в центре которого стоял герольд с поднятым жезлом. Обри поднял свой жезл и устремился вперед. - Стойте! Обри остановился. Одия не вошла в круг, она стояла, где полагается стоять свидетелю - на западной стороне круга, опираясь на плечо евнуха. - Одно дело еще не улажено, - сказала она отчетливо и холодно. - Здесь стоит не просто воин, а жрец демона Аварьяна, маг, обученный колдунами. Может ли он использовать свое могущество против того, кто не способен ответить тем же? - Я не воспользуюсь им, - ответил Мирейн так же холодно и так же отчетливо. - Поклянись, - приказала Одия. Он поднял руку с клеймом бога. Несмотря на всю свою гордость и могущество, Одия вздрогнула. Легкая усмешка скользнула по лицу Мирейна. Он снял золотое крученое ожерелье и отдал его в руки Вадина, потом выпрямился и ровным голосом произнес: - Я клянусь рукой моего отца, чей образ я ношу, чье ожерелье я откладываю в сторону в знак моей клятвы: эта битва будет битвой без обмана и магии. Теперь и ты поклянись, жрица богини, обученная колдуньями. Поклянись, как поклялся я. - Какая в этом необходимость? - надменно возразила она. - Не я буду бороться с тобой. - Клянись, - прозвучал неумолимый голос Морандена. - Клянись, моя госпожа мать, или покинешь это поле, связанная чарами моего врага. - Обладает ли он такой силой? "Неужели обладаешь?" - спросили ее глаза. Но она с покорным видом подчинилась и произнесла свою мрачную клятву, опустившись к земле, которая была лоном богини. - И пусть низвергнет она меня в самые глубины ада, если я нарушу эту клятву. Не успел слуга помочь ей встать на ноги, как все уже забыли о ней. Судьи встали спиной к спине, каждый лицом к бойцу противника, выжидая. Невозможно медленно Аварьян пересек восточную границу мира. Наконец его огромный кроваво-красный диск застыл над холмами. Жезлы опустились как один.