Ник Саган - Рожденные в раю

Может быть, следовало заставить его познакомиться с двоюродными сестрами и братьями много раньше, не обращать внимания на его бурные протесты?

Или не следовало выпускать его из Дебрингема вовсе?

Когда ему было девять лет, мы поехали в маленький городок неподалеку от Питтсбурга. Угледобывающий район. Я отвез его не в Иденборн и не для того, чтобы рассказать историю производства угля и кокса. Я показал ему американские горки под названием «Счастливый случай». Рассказал ему о своем дурацком наваждении и о том, как я с ним справился. Потом мы вместе гуляли по парку развлечений, словно два друга, говорили о всякой ерунде. Я саркастически шутил, а он смеялся.

– Истинная правда, Шерлок.

Когда он это произнес, я закрыл глаза и услышал голос из моего прошлого, произносящий ту же глупую фразу. Мы с Деусом смеялись над чем-то, а я вспоминал другой разговор, который состоялся много лет назад и был так похож на этот. Конечно, мы повторили этот разговор не слово в слово, но очень близко, удивительно, что я все еще его помню, ведь это было очень давно. Я говорил тогда с Меркуцио.

И я задумался: уж не пытаюсь ли я вырастить из Деуса второго Меркуцио? Я скучал по моему другу, пусть он был сумасшедшим, смешным, ненадежным. Может быть, подсознательно я превращал сына в его новую версию?

Но ощущение больше не повторялось, и я решил, что это простое совпадение – ничего больше.

Я думал о нашем разговоре, пока летел к этому месту. Когда же я увидел масштабы катастрофы, увидел, как разметало обломки, я стал думать о Пандоре, только о ней.

ПАНДОРА

Надо мной нависает смерть, она заглядывает мне в лицо, нетерпеливая, как пациент в приемной врача. Я не вижу ее, но знаю, что она здесь. Голос Маласи еле слышен, он говорит, что я должна его слушать, потому что это очень важно. Я стараюсь слушать, а он просит рассказать ему что-нибудь. Я чувствую себя как девушка из «Тысячи и одной ночи», которая должна выдумывать истории, чтобы остаться в живых.

Я пытаюсь говорить, я даже слышу слова у себя в голове, но я не уверена, что говорю на самом деле. Я описываю то замечательное воскресенье, которое мы провели с Шампань, но никак не могу сосредоточиться на своем рассказе и вскоре начинаю бормотать лишь бессвязные слова, и теперь мой слушатель – сама смерть.

Она – живая тень, а каждая молекула этой тени – чума. Мне приходит в голову, что смерть любит шутить шутки с людьми. Она могла пошутить со мной уже много раз, но выбрала именно этот момент, когда я ослепла, лежу в воде лицом вниз и у меня кончается кислород. Я не стала бы приглашать ее, но должна признать, что у нее может оказаться повод навестить меня при еще худших обстоятельствах.

ХАДЖИ

Цветут цветы. Белые и розовые. Экраны мигают. Формы и тени сливаются. Мой брат отворачивается, чтобы никто не видел, как он плачет. У моей кровати столпились люди. Чьи-то руки расставляют на медицинском подносе зверюшек, сложенных из бумаги. Мою левую руку сжимает Далила. Нгози держит за правую. На лицо кладут маску. Это все, что я вижу сквозь полузакрытые веки.

Долгий низкий стон. Тяжелое дыхание. Малопонятное объяснение технологии, которое нам дают, чтобы вселить надежду. Взбивают подушку. Сестра что-то спрашивает. Гидравлика. Колеса едут по плиткам. Щелчки. Шипение газа. «Прощай, милое дитя. До встречи». Это обрывочные звуки, долетающие до моих ушей.

Жар и дурнота. Ноги бьются в судороге. Руки запутываются в простынях. Меня двигают. Поднимают. Целуют. На лицо ложится что-то прохладное. Что-то крепко связывает мои руки, ноги, потом становится тихо. Жар уходит. Это мои ощущения.

Я вдыхаю острые больничные запахи лекарства и пота. Во рту ощущение жажды, льда и медовой конфетки.

Как трудно все запоминать. Мысли, чувства уносятся прочь, словно галактики после «большого взрыва». Интересно, куда они мчатся?

Теперь я в другом месте. Я все вижу, но ничего не узнаю. Возможно, это далекое прошлое или далекое будущее. У меня нет возможности вернуться домой, и я с этим мирюсь. Я очень хочу сложить все кусочки вместе, но попытка сосредоточиться на фрагментах лишь вызывает боль. Вокруг меня ничто, но это ничто может быть чем угодно по моему желанию. Я называю это раем.

– А вдруг врата рая слишком тяжелы для меня, и я их не открою? – Это голос Далилы.

Не знаю, когда она это говорила. Не помню. Наверное, прямо сейчас.

– Для тебя они будут легче перышка, – сказал я ей как-то. И сейчас повторю. Я не вижу ее, но чувствую ее руку в своей. Она тянет меня вперед.

– Они будут такими легкими, что откроются сами, – обещаю я. – Так встретит тебя Бог.

Она говорит тоненьким счастливым голоском:

– Они открываются, Хаджи, врата рая открываются.

Ее маленькая ручка больше не сжимает мою. Теперь Нгози сжимает мою правую руку. Его голос доносится из ниоткуда.

– Я не хочу умирать, – говорит он.

Я сжимаю его руку и говорю, что Далила уже прошла врата. Я говорю, что нам нужно поспешить и догнать ее. Мы не должны заставлять Господа ждать нас.

– Я так боюсь, – отвечает он.

– Брат, бояться нечего. Это просто еще одна поездка, – говорю я. – Как хорошо, что мы совершаем ее вместе.

Его рука в отчаянии хватается за мою, я успокаиваю его, сжимая его руку в ответ, пока не перестаю ее чувствовать.

Я совсем один, я нигде, я – вселенная, заключенная внутри самой себя. Я не чувствую ничего, кроме усиливающегося холода. Видимо, меня замораживают. Я уже не помню, говорили они что-то про замораживание или нет. Я даже не помню, кто они.

Кроме темноты, пустоты и холода есть еще что-то. Я уверен. Я вот-вот коснусь земли ногами. Я услышу шелест ветра. Я увижу Нгози и Далилу: они будут бежать наперегонки по заснеженному лугу, усыпанному цветами – яркими полевыми цветами среди зимы.

Они оглянутся и позовут меня.

– Пойдем, Хаджи, – скажут они. – Это за холмом.

И они побегут, чтобы я догонял их, а я протяну к ним руки и скажу: «Подождите, подождите», но они не могут ждать. Я поковыляю за ними и обнаружу, что Господь сделал мои ноги здоровыми и сильными. Я побегу, и мне не будет больно. И лицо мое осветит улыбка, потому что с каждым шагом я буду нагонять брата и сестру. Сердце мое переполнит радость, а руки коснутся их. На вершине холма мы все вместе рассмеемся и станем любоваться, как нам навстречу будет подниматься солнце.

И все это может произойти в любой момент.

Я терпеливый. Я подожду.

ХЭЛЛОУИН

Найти и спасти: я вывел самолет в вертикальное положение и завис над местом катастрофы. Внизу я не видел ничего, кроме искореженных обломков и бегущих волн с белыми гребешками. Когда я не ждал уже никакой помощи от Шампань, она увидела Пандору, плавающую лицом вниз. Пандора не двигалась, наверное, задыхалась в своем костюме. Шампань показала мне где, и я схватил аппарат первой помощи. Нам не нужно было ничего говорить, мы и так знали, что нужно делать. Она закрепила на мне спусковое устройство, и я прыгнул вниз, в синеву, стараясь приводниться там, где среди обломков безвольно плавало переломанное, побитое тело Пандоры, надеясь подобрать ее, прежде чем она утонет.