Грегори Бенфорд - Панорама времен

Его продолжал мучить вопрос: стоит ли вообще Ренфрю посылать сообщение, чтобы создать парадокс? Тахионы постоянно генерируются при естественном соударении частиц, обладающих высокой энергией, и поэтому их открыли. А почему эти естественным путем появившиеся тахионы не создают парадоксов сами по себе? Маркхем нахмурился. Самолет накренился еще больше; казалось, что летишь над бездной, болтая ногами. Естественно образовавшиеся тахионы… Очевидно, ответ следовало искать исходя из того, что для получения парадокса необходим какой-то минимальный импульс. Необходимо защипнуть определенный объем пространства-времени, и тогда возмущение будет распространяться мгновенно и с достаточной амплитудой, чтобы оно могло воздействовать на окружающую среду. Вы можете по своему желанию изменять прошлое при условии, что вы не создаете парадоксов с большой амплитудой. Как только вы превысите пороговую величину, волна тахионов окажет значительное воздействие на всю Вселенную. Но как в этом случае вы можете сказать, что произойдет? Что является ключом? Каким образом Вселенная решает парадокс? Они знают, что добрались до прошлого — эксперимент Петерсона их в этом убедил. Но что еще может произойти?

И вдруг — как удар.., озарение. Если Вселенная является системой с взаимоувязанными элементами и в ней отсутствует классический наблюдатель, под влиянием которого разрушается волновая функция, то в этом случае волновая функция не должна разрушаться вообще.

Резкий поворот, глухой стук. Маркхем с удивлением взглянул в иллюминатор и увидел, как неотвратимо приближается земля. Впереди раскинулись зеленые поля Мэриленда. Под крыльями разрасталось пятно леса. В салоне визг женщин, крики. Режущее уши гудение. Лес мчался навстречу с ужасающей скоростью, отчетливо виднелись деревья. Он наблюдал, как они пролетали мимо, самолет стал каким-то невесомым, подобным сплетенному из металла кузнечику, и этот металл рвался, и немая материя под воздействием силы тяжести описывала внутри салона странные траектории. Взззззззззззз… Деревья превратились в стойки, над каждой из которых взорвался зеленый шар. Они мчались все быстрее и быстрее, и Маркхем подумал о Вселенной с одной волновой функцией, рассыпающейся в новые состояния, когда внутри этой Вселенной образовался парадокс как стержень идеи. Если волновая функция не разрушается… Миры лежали перед ним, и миры лежали позади. Раздался громкий треск, и он неожиданно понял, что должно случиться.

Глава 21

Петерсон просыпался медленно. Он продолжал лежать с закрытыми глазами. Тело подсказывало ему, что он не должен двигаться, но он не понимал, почему. Вокруг слышались какие-то шорохи, приглушенные голоса, где-то вдалеке зазвенел металл. Он на мгновение открыл глаза — белые стены, хромированные спинки кроватей. Ощутив ! сильное головокружение, он вспомнил все и понял, где сейчас находится. Петерсон начал осторожно ощупывать свое тело — полная потеря чувствительности. Барьер вдоль боковой части кровати попал в поле зрения его плохо фокусирующихся зрачков. Он повернул голову, вздрогнул от неприятного ощущения и увидел висящую над ним капельницу. Он пытался проследить, куда идут трубки, но не смог. Нос был чем-то заткнут. Трубочка, примотанная к руке, уколола его, когда он пошевелился. Петерсон попытался позвать медсестру, но из горла вырвался только клокочущий хрип.

Тем не менее она его услышала. Над ним склонилось круглое лицо в белой шапочке и очках.

— Мы просыпаемся, не так ли? Очень хорошо. Скоро все будет в порядке.

— Холодно… — Он закрыл глаза. Руки осторожно подоткнули его шерстяное одеяло. Из носа вынули затычку.

— Вы можете подержать термометр во рту, или лучше поставить его в другое место? — спросил веселый, бодрый голос.

Петерсон, прищурившись, искоса взглянул на девушку. Она была ему просто ненавистна.

— Рот… — Язык казался огромным и шершавым. Что-то холодное проскользнуло в рот. Прохладные пальцы сжали запястье.

— Ну что ж, нормально приходите в себя. Вам, знаете, повезло больше других. Вам успели ввести “Инфалайтин-Джи” раньше, чем эта штука вас захватила.

— А что, есть и другие пациенты? — нахмурился Петерсон.

— О да, — бодро ответила сестра. — Нас просто захлестнуло. Все койки заняты. Теперь их кладут в отделение “Скорой помощи”, но скоро и там не будет места. У вас отдельная палата, но вы бы послушали, как они вопят и стонут в отделении “Е”. Там шестьдесят коек. И все связано с этой непонятной пищей, как и у вас. Однако есть много людей с более тяжелыми случаями. Да, вам очень повезло. Ну а теперь пора ввести в вас немного еды.

— Еда? — с ужасом спросил он. Воспоминание о последнем обеде с Лаурой вызывало рвотные позывы.

— Вас тошнит? — Ее голос оставался по-прежнему веселым. Четкими, умелыми движениями она подставила ему под подбородок посудину. Зеленоватая слизь потекла по подбородку и оставила горький привкус во рту. Страшно болел желудок.

— Ничего в вас не осталось, лежите спокойно и не волнуйтесь.

— Вы сказали “еда”… — проговорил он обвиняющим тоном.

Она весело рассмеялась.

— Да, сказала. Но я же не имела в виду пищу. Пора менять вашу капельницу. Только и всего.

Петерсон снова закрыл глаза. В голове стучало. Он слышал, как она суетилась вокруг. Наконец дверь закрылась. За двойными окнами палаты почти не слышался шум лондонского транспорта. Где же он все-таки сейчас находится? Может быть, в госпитале Гая? Теперь происшедшее вспоминалось более четко. Неожиданно все встало на свои места. Возвращаясь домой, он чувствовал себя превосходно. Проспав около часа, он вдруг ощутил небольшую тошноту и встал. Сделал несколько шагов, и его сжало в тисках паралича. Он вспомнил, как лежал на полу спальни, сжавшись в клубок, не в силах кричать и боясь даже вздохнуть. Сары, конечно, дома не было. Он подумал, что мог даже умереть, если бы это случилось в выходной день прислуги.

Проснувшись, Петерсон почувствовал, что в голове прояснилось, хотя в висках медленно пульсировала боль. Он вызвал сестру. На этот раз явилась другая девушка, индуска. Поймав себя на том, что прикидывает размер ее груди под крахмальной униформой, Петерсон понял, что ему полегчало.

— Как вы себя чувствуете, мистер Петерсон? — спросила она певучим голоском, наклонившись над ним.

— Лучше. Который час?

— Половина шестого.

— Я бы хотел получить обратно мои часы. Я проголодался. Думаю, что мог бы управиться с чем-нибудь легким.

— Я узнаю, что вам можно, — ответила сестра и вышла из палаты.

Он с трудом сел. Через некоторое время она вернулась, держа в руках транзистор и записку.