Дивов Игоревич - Оружие Возмездия

Если я о чем и жалел, пожимая вялую руку Сиротина, так о том, что это не крепкая лапа Минотавра. Которого мне не увидеть больше никогда.

Выйдя из кабинета, я сунул "военник" в карман и направился вдаль по коридору.

— Ждем внизу! — сказал Большой.

Я, не оборачиваясь, кивнул и достал нож. Подошел к двери пятой комнаты. Присмотрелся. И нацарапал косой крестик точно на том месте, где он раньше был.

Не я его тут первым вырезал — не мне и закрашивать.

Мы с Олегами вышли из штаба, и я прямо у дверей рванул с шеи форменный галстук.

Армия кончилась.

Примерно за месяц до увольнения в запас я встретил у вещевых складов подполковника Миронова. Командир пушечного дивизиона, способного пару раз стрельнуть и уйти с огневой раньше, чем первый его снаряд поразит цель в пятидесяти километрах впереди — нес под мышкой газетный сверток, из которого торчали новенькие половые щетки. Миронов посмотрел на меня и вдруг сказал печально:

— Знаешь, парень, вот я целый подполковник, комдив и все такое. Но если бы мне двадцать лет назад объяснили, что я стану ходить со щетками и буду ответственным за туалет… Я бы сказал — ну его на хер, ребята!

Он знал, что мне на дембель уже скоро. А ему — нет.

Кажется, он мне завидовал.

А собственно, почему бы не сказать это сейчас? Да, прошло еще почти двадцать лет. Но такие слова никогда не вредно произнести вслух. Хотя бы как эпитафию нашей ББМ. И всем несчастным Вооруженным Силам СССР. И я скажу:

— Ну его на хер, ребята!

23 февраля 2007 года

ПРИЛОЖЕНИЕ 1.

— Шагом марш, — вяло скомандовал капитан.

Призывники так же вяло, не в ногу, пошли. Уже по-солдатски похожие в своих телогрейках, вязаных шапках и стоптанных зимних сапогах — так модно было "забриваться" из Москвы, — они старались выглядеть бодрыми и независимыми.

Я шел правее колонны, чуть сзади, в распахнутой куртке, пьяный и злой. Беспрестанно матерясь, без особой цели, просто выплевывая ругательства сквозь зубы.

Капитан старался не глядеть в мою сторону. Поставить меня в строй он даже не пытался.

Я был единственным на свете человеком, которому предстояло, по какой-то невероятной причине, еще раз отслужить в армии.

МУЖСКОЙ КОШМАР

Этот сон встречается во множестве вариаций. Есть только два общих правила. Во-первых, он тягостен. И во-вторых, хотя бы раз он посетит каждого, кто служил в армии и способен видеть (точнее, запоминать) сны.

Феноменом кошмара "снова в армию забрали" я заинтересовался в начале 1990-х, когда узнал, что это не моя личная проблема, а широко распространенное явление. Начал опрашивать людей, консультировался с психологами — результатом стала большая статья, датированная 95-м годом, которую в журнале "Men's Health" обозвали "Кошмар цвета хаки". С тех пор многое переменилось в моей жизни и моих снах.

Та статья утеряна, но основные тезисы я помню, они справедливы и для этого текста. И по-прежнему справедлив основной принцип дешифровки сновидений: "что ты чувствовал там, и как те ощущения соотносятся с реалиями твоей жизни?"

Об этом я и просил рассказать своих респондентов. Огрубляя и округляя, картину я получил однозначную. Все опрошенные утверждали: во сне их угнетала дикая, чудовищная несправедливость происходящего.

На вопрос: "А что тогда происходило в твоей жизни?" ответы были разные, от "ничего особенного" до "полная задница". Если отношения с респондентом допускали откровенный разговор, то вскоре выяснялось, что "ничего особенного" на поверку тоже задница, просто не самая уродливая. Или еще не усевшаяся человеку на лицо.

В общем, подтверждалась старая истина: во сне твое бессознательное сообщает, что оно думает о твоей жизненной ситуации.

Почему бессознательное выбирает именно такую систему образов, понятно. Для большинства граждан "действительная срочная служба в Вооруженных Силах СССР" оказывалась, как ни крути, опытом тягостным. Сравнимым, по моему личному определению, с "отсидеть два года по ложному обвинению".

Ни степень раскованности мышления, ни уровень культуры не влияют на глубинную, "нутряную" оценку службы. Кошмар "снова в армию забрали" равно привычен для сельского и городского жителя, работника и босса, интеллектуала и недалекого.

Резонен вопрос: какие сны видит человек, ушедший в армию охотно и сохранивший о службе только светлые воспоминания. Резонен, но ошибочен, потому что и "охотно", и "воспоминания" — термины, которые для бессознательного не значат ничего. Ты мог хотеть уйти в армию по сотне замечательных причин. И запомнить только хорошее, а дурное вытеснить — как вытесняет каждый индивидуум, близкий к клинической норме. Но об истинных причинах и истинных воспоминаниях расскажет только настоящий ты, просыпающийся во сне. Тот, который всё знает и всё помнит.

Про армию он всегда говорит два слова: "За что?!"

Надо учесть еще один момент. Ты мог быть натуральной "солдатской косточкой". Но ведь ты свое уже отслужил! Все долги отдал. И когда тебя во сне призывают по новой, разрешения не спросив, хвать за шкирку и — в ряды, слов может раздасться целых три:

"За что, суки?!"

И что делать, проснувшись?

Во-первых, уяснить: главное в любом сне — что ты чувствовал. Сон рассказывает, каково твое истинное отношение к происходящему. Очнувшись с тяжелой головой после экскурсии по казарме, имеет смысл задуматься, на что "в реале" могло так окрыситься бессознательное.

Ключи: "принуждение" и "несправедливость". В зависимости от тягостности сна, это может оказаться как вполне себе ерунда, так и общая неудовлетворенность всем-всем-всем, происходящим с тобой много лет кряду.

Как с этим разбираться, каждый решает сам.

Мой первый армейский кошмар был предельно реалистичным. Я ровно три месяца недослужил, уволившись по "студенческой амнистии". Кое-где это стало поводом для дикого "неуставняка", когда ребят, едва оттрубивших полгода-год и вдруг получивших дембель, били смертным боем, даже сопризывники. А надо мной хихикала вся ББМ — я был единственным студентом-дедом, мне и так до увольнения в запас оставалось всего ничего.

Сон оказался такой: я стою перед воротами части. Ворота открываются, за ними — наш начальник штаба подполковник Мамин.

— Я так и знал, Олег, — говорит он, — что ты вернешься дослуживать. Ну, пойдем!

Ваш покорный слуга проснулся в шоке. Меньше всего мне хотелось дослуживать (последние три месяца в некотором смысле тяжелее, чем первые три), однако совесть моя была самую малость нечиста. Я уходил в армию по целому ряду причин, но основной была — расквитаться с государством. Отслужив, я ему ничего не был должен. И вот какая ерунда вышла: три месяца прикарманил.