Кортни Маум - Мне так хорошо здесь без тебя

Четырнадцатый округ остался позади, мы шли через шестнадцатый. Я не особенно переживал, вся эта авантюра меня скорее веселила. Мне просто было приятно идти рядом с женой, глазеть по сторонам, замечать то, о чем можно потом поболтать за обедом. Что же касается «Медведя», я верил Анне. Как бы она ни распорядилась его судьбой, все будет правильно.

До Сены мы добрались примерно за час. Анна молча сделала знак, что нам надо перейти у Института Франции – где каждый год умные люди решают, каким словам дозволено войти во французский язык, – и продолжить путь по набережной Конти к мосту Искусств. Перила железного пешеходного моста были увешаны – буквально задушены – гроздьями замков. Парочки, преимущественно из числа туристов, оставляли здесь эти символы вечной любви со своими именами. Традиция набрала популярность в последние годы и вносила приятное разнообразие в пейзаж набережной. Вместо разнокалиберных «эйфелевых башен» вездесущие иммигранты торговали здесь висячими замками всех размеров – от самых маленьких, как замочек на детской записной книжке, до здоровенных, в три кулака.

– Ну все. – Анна утерла взмокший лоб. – Пришли.

Я обвел глазами туристов с фотоаппаратами, юных парочек, рассматривающих надписи на чужих замках, и признался:

– Если ты хочешь избавиться от картины, я не против, но я не готов смотреть, как она тонет в реке.

– Да не будем мы бросать ее в реку, – ответила Анна и жестом велела помочь ей втащить тележку по ступенькам.

На середине реки Анна остановилась, прислонила «Медведя» к перилам и залюбовалась уходящей к горизонту цепью мостов, чередой белых арок над Сеной. К ней тут же подрулил субъект в яркой рубахе и попытался впарить замок.

– Спасибо, не надо. – Анна широко улыбнулась. – У нас с собой.

Я подождал, пока субъект отойдет к другой паре, и прошептал:

– Ты мой чокнутый маленький ослик. Ты правда хочешь оставить ее здесь?

Анна кивнула, улыбаясь еще шире.

– И это будет вроде как наш замок?

– А что? – усмехнулась она с вызовом. – Чересчур сентиментально?

– Нет, – ответил я, наслаждаясь близостью к ней. – В самый раз.

Я оглядел толпу. Человек пятьдесят, а то и больше.

– А за нами никто не погонится?

– Ну, я кое-что приготовила на этот случай.

Анна полезла в сумочку и вытащила листок, на котором было написано: «GRATUIT, VRAIMENT».

– Отдаем даром, честно… – прочел я вслух.

Анна взяла меня за руку.

– Ты не против?

– Я только за.

Мы немного помолчали, глядя, как парочки делают селфи на фоне перил, водят пальцами по замкам, разглядывая чьи-то инициалы и клятвы, написанные перманентным маркером или белым корректором. В игре солнечных лучей на поверхности реки, в отраженном розовом свете Лувра замки напоминали огромную стаю разноцветных рыбок, счастливых и беззаботных, вполне довольных тем, что они никуда не плывут. Что их скитания по свету окончены.

– А знаешь, что делают с ключами после того, как повешен замок? – спросила Анна.

– Ну, хранят, наверное, – предположил я, подставляя лицо солнцу.

– Не-а. Их бросают в Сену.

Я живо представил сотни ключей, которые лежат там внизу среди водорослей и дафний, прикованные к месту желанием, загаданным в момент их полета в воду.

– Ну что, творец. – Анна посмотрела на меня. – Пора нам попрощаться со старым другом?

Общими усилиями мы развязали веревку и сняли картину с тележки.

– Господи… Что-то я нервничаю.

– Ага. – Анна хихикнула. – Я тоже.

– А что потом? Убежим? Как думаешь, полицию вызовут?

– Да вряд ли. Просто оставим и пойдем. Только я хочу забрать тележку. Иногда она мне очень нужна…

– Эй-эй, мадам, – перебил я. – А романтика?

Анна рассмеялась и признала, что я прав. А я тут же заметил, что тележка вообще-то штука в хозяйстве полезная, с ее помощью я перетащил с места на место не одну тяжеленную хреновину, так что действительно, отчего бы ее не забрать.

Таким образом, решив животрепещущий вопрос с тележкой, мы взялись за руки и бросили последний взгляд на нашу великую картину.

– Ну что ж. Прощай, – торжественно проговорила Анна.

У ступенек появился жандарм и принялся гонять нелегальных торговцев.

– Так-так… – прошептала Анна. – Надо рвать когти. Ну что, ты катишь?

Я кивнул. Я был слишком счастлив, чтобы говорить.

– Ладно. На счет три. Раз.

Я занял позицию у руля пустой тележки.

– Два.

Я взялся за рукоятку. Анна чуть согнула колени.

– Три! Бежим!

И мы рванули – мимо туристов, мимо влюбленных подростков, мимо торговцев, поспешно собирающих свой запретный товар – вниз по ступенькам на правый берег и прямо через улицу со своей непослушной тележкой под гневные сигналы и ругань водителей. Добежав до края Лувра, мы снова пересекли улицу.

– Туда! – выдохнула Анна, указывая на узкий переулок, отходящий от парка.

Прежде чем свернуть туда и побежать дальше, я обернулся, чтобы убедиться, нет ли за нами погони.

И никого не увидел за спиной. Вообще никого. В этот прекрасный солнечный день, новый день нашей жизни в Париже, мы были вольны продолжать свой путь, куда нам вздумается.

Выражение признательности

Ребекке Грэдинджер. Если бы не ты, эта книга до сих пор лежала бы у меня в столе. Ты работала над ней не меньше меня. Я буду вечно тебе благодарна.

Салли Ким и чудесной команде издательства «Touchstone». Мне повезло не только найти самого доброго, рассудительного и любящего свое дело редактора – с ней пришла и вся ее талантливая команда. Сьюзен Молдоу, Дэвид Фальк, Мередит Виларелло, Брайан Белфиглио, Джессика Рот, Венди Шенин, Кристин Фой, Джон Мьюз, Пол о’Хэллоран, Элизабет Уотсон, Шерлинн Ли, Линда Савики, Кэролин Рейди, Мелисса Випперман-Коэн и Сильви Гринбург из «Fletcher & Company» – спасибо вам всем за то, что верили в эту книгу.

Моей семье. Вы всегда давали мне пространство и возможности для творчества – от красной палатки на кровати с внутренним карманом для дневника до электрической пишущей машинки, на которой я печатала свои первые истории. Вы не оценивали мои решения, вы вселяли в меня уверенность для того, чтобы их принимать. Спасибо вам за все.

Габби. Я до сих пор иногда машинально тянусь к телефону, чтобы позвонить тебе. Я знаю, где-то там ты сейчас читаешь это с бутылкой дешевого шампанского. У меня получилось! Ты всегда в моем сердце.

Энни, спасибо, что понимаешь меня. Дженни, спасибо за щедрость и умение жить.

Мои друзья! Вы танцевали со мной, готовили со мной, терпели мои пространные разглагольствования после лишнего бокала «кот-дюрон». Спасибо за красоту и декаданс, которые вы привносите в мою жизнь.

Спасибо преподавателям Гринвичской академии, которые так поддерживали меня с юных лет, и особенно покойной Кэндис Бэракмен – однажды, когда я расплакалась во время особенно тяжкого дополнительного занятия по математике, вы заставили меня заплакать еще сильнее словами: «Тебе осталось-то пройти один дурацкий тест – и все, с математикой покончено! Все знают, что ты будешь писательницей».