Журнал «Если» - «Если», 2011 № 08

И когда «человек воспитанный» придет на смену «человеку разумному», наконец и наступит золотой век, в котором «счастье для всех, даром, и пусть никто не уйдет обиженный!». Правда, непонятно, как долго нам ждать появления этой самой Высокой Теории Воспитания. И вообще, возникнет ли в ней необходимость? Все тот же опыт развития цивилизации показывает, что теории, а за ними и практики воспитания менялись со временем, подстраиваясь под те или иные запросы общества, но никак не наоборот. Будем справедливы: общественные запросы становились мягче и гуманнее от века к веку. Чтобы увидеть это, достаточно сравнить практику воспитания и обучения детей еще двести лет назад и нынешнюю. Прогресс налицо. Но что будет завтра? Пока лишь видно, что понятие «счастье» общество успешно подменяет понятием «потребление» и «богатство» и в обозримом будущем не собирается менять своих позиций.

Нет, человек способен к изменениям под влиянием доброго примера, умного, внимательного и талантливого наставника, хороших книг, прекрасных произведений искусства, творческого, хорошо оплачиваемого труда, терпеливых и понимающих родителей, верных друзей, любящих и любимых спутников и спутниц жизни, собственных детей, наконец! Но все перечисленное, согласитесь, доступно нам в какой-то мере и сейчас, сегодня. Так чего же мы ждем? Давайте постараемся обрести счастье (не богатство, а именно счастье!) уже при этой жизни. Доступными нам методами. Поверьте, это вполне возможно. А там, глядишь, и Мир Полудня приблизится на вполне преодолимое расстояние.

Алексей ЕВТУШЕНКО

Конкурс «Рваная грелка»

Наш журнал неоднократно участвовал в популярном сетевом конкурсе «Рваная грелка»: темы для конкурсантов предлагали и сама редакция, и члены Творческого совета «Если». На этот раз организаторы попросили редакцию обратиться к давнему автору журнала Майклу Суэнвику. Известный писатель с охотой откликнулся на нашу просьбу и предложил тему «У холмов одни боги, у долин — другие». Это слова пионера Вермонта и героя Американской революции Итана Аллена. По мысли Суэнвика, произведение должно быть о конфликте старых и новых ценностей.

В конкурсе приняли участие 220 авторов. Напомним читателям его условия. Работа выполняется в течение суток с момента объявления темы. В роли членов жюри выступают сами участники: на первом этапе по результатам голосования отбираются 50 произведений, на втором — определяются лидеры. По традиции редакция знакомится с первой десяткой новелл и выбирает тексты для публикации. Предлагаем вниманию читателей рассказы Катерины Довжук «Качибейская опера» (первое место) и Татьяны Левановой «Нормальная человеческая жизнь» (четвертое).

Леванова Татьяна Сергеевна родилась в 1977 году. Окончила филологический факультет Соликамского государственного педагогического института. Живет в городе Березники Пермского края. Работала в библиотеке, в местных журнале и газете. В 2005 году выпустила дебютную книгу «Первая миссия» из фантастической серии для школьников «Сквозняки». В той же серии выходили и следующие ее романы: «Повелитель иллюзий», «Ледяной Рыцарь», «Аквамариновая звезда», «Ночные Птицы Рогонды».

Катерина Довжук предоставила о себе информацию скудную, но редакция не стала заниматься расследованием. Итак: «Родилась в прошлом веке за Полярным кругом. Дизайнер, художник-иллюстратор. Автор обложек для книг Далии Трускиновской, Дмитрия Колодана, Юлия Буркина и других. Первая публикация — рассказ «Панкратов и бездна» в сборнике «Цветной день». Кроме того, публиковала рассказы в сборниках «Точка встречи» и «Цветная ночь».

Татьяна Леванова

Нормальная человеческая жизнь

Прижаться спиной к ребристой стене и не дышать. Раз, два, три… Пол чуть ощутимо дрогнул. Вдох. Раз, два, три, четыре, пять, шесть, семь. Выдох. Раз, два, три. Вдох. Теперь бежать. Бежать, согнувшись, потому что над головой, словно гнездо окаменевших змей, — трубы. Пол снова дрогнул под ногами и, кажется, стал чуть теплее. Из трубы над головой со свистом вырвалась струйка пара. Всё.

Когда у меня есть минута покоя, я снимаю кепку. Защитная пластина на макушке перекрывает родничок, это не очень заметно поначалу, лишь слегка неприятно, словно кто-то проводит над головой рукой. Но уже через полчаса я теряю сверхчувствительность, словно слепну на один глаз и глохну на одно ухо. Начинаю присматриваться и прислушиваться с напряжением, и от этого ломит в висках и ноет между лопатками. К счастью, сверхчувствительность восстанавливается, стоит ненадолго освободить канал родничка. Терпимая плата за возможность защитить голову. А вот фонарик между бровями мне нравится — хорошо, когда есть стекло в области третьего глаза. Горный хрусталь, говорят, лучше, но я не пробовала, не знаю. У Ночки есть, но на то она и доктор. Хороший доктор у нас бесценен, ей нельзя терять чувствительность.

Пол снова дрогнул, я снова натянула кепку и включила фонарик. Вдох, семь секунд паузы, выдох, три секунды, глубокий вдох — пошла. Осталось два узла — и я в относительной безопасности. Поблизости от жилых узлов повреждений в трубах больше, то из одной, то из другой вырываются струйки пара. Они не мешают слышать то, что происходит позади, но я с детства боюсь ожогов больше, чем укусов и радиации, поэтому струйки пара меня отвлекают сильнее, чем других. Однако я всегда ношу в кармане пяток «малышей». Прижавшись спиной к стене, вынимаю первого — уже потрепанного, с исцарапанным, но еще крепким панцирем. Подсаживаю на поврежденную трубу — он тут же семенит на своих восьми тонких ножках и садится пузиком на дырочку. Пять секунд — и «малыш» снова на ножках, ковыляет к следующему повреждению. Пол под моей рукой начинает дрожать почти без перерыва. Нарастает ощущение кошмара. За мной идут. «Малыш» еще не закончил, поэтому начинаю двигаться ползком. Медленно, но все же вперед. Пол становится еще горячее, а впереди я уже вижу нору, похожую на зубастую пасть. Здесь и ста «малышей» не хватит, чтобы залетать раны на металле. Хорошо, что я не так боюсь порезаться, как обжечься.

Проползаю в нору как раз вовремя — за спиной раздается жалобный писк «малыша». Оборачиваюсь для того, чтобы увидеть: панцирь посветлел, стал похож на стеклянный, ножки поджались, «малыш» рухнул на пол, и его тут же покрыло роем черных искр. Еле успеваю отдернуть ногу — искры заполняют коридор и шепчут, шепчут так, что голову мою распирает изнутри. В этот момент лифт наконец распознал человека и рухнул вниз. Жива…

— Жива? — Ночка останавливает Присоску напротив лифта. — Помощь нужна?