Вадим Проскурин - Пламя Деметры

Якадзуно помотал головой. Ему вдруг показалось, что все происходящее всего лишь галлюцинация. Такое же чувство он испытывал, когда впервые увидел живого ящера.

— Я могу связаться с Ибрагимом? — спросил Якадзуно.

— В данный момент не можешь, он сейчас летит в Олимп. А минут через двадцать — пожалуйста.

— А где Галя?

— Уже дома. Она еще лучше перенесла инъекцию, чем ты.

— С ее здоровьем все в порядке?

— Врачи говорят, что долговременных последствий не замечено.

— Понятно… Про цверга я рассказал?

— Еще бы! — Дзимбээ хихикнул. — Ты недооцениваешь наших следователей. Все ты рассказал — и про цверга, и про его начинку, и про дружбу с ящерами.

— Начинка уже у вас?

— Пока нет. Но если не случится ничего непредвиденного, к вечеру будет у нас. Что-нибудь еще хочешь спросить?

— На чем я засыпался?

— Все разоблаченные шпионы спрашивают одно и то же, — улыбнулся Дзимбээ. — И почти все получают один и тот же ответ — ты засыпался на чистой случайности. Джонни Черная Рука — мужик очень ревнивый и подозрительный. Он поставил Rear Jaws на компьютер своей любовницы.

— Галя говорила, что он совсем не разбирается в компьютерах.

— Она его недооценила. Не грузись, ты хорошо работал, тебе просто не повезло. Ты не самый плохой оперативник из тех, кого я знал.

— Это комплимент?

— Это предложение поработать в особом отделе. Нам очень нужны такие люди, как ты. Сейчас ничего не говори, сначала посоветуйся с Ибрагимом, нам, кстати, пора ехать в аэропорт. Поедешь его встречать?

— Конечно!

— Тогда одевайся и поедем. И поторопись, такого человека, как Ибрагим, не следует заставлять ждать.

Утро Джона Рамиреса началось с тяжкого похмелья, отягощенного галлюцинациями. Ему привиделось, что Галя снова дома, она сидит на корточках с веником и совком и убирает осколки стеклянного столика, который кто-то разбил в ходе ареста. Некоторое время Рамирес таращился на чудное виденье, а потом закрыл глаза и застонал.

Галлюцинация упорно не желала уходить, теперь она проявилась в слуховом виде. Она рассмеялась в точности так, как смеялась Галя, и ласково проговорила:

— Проснулся, бедненький. Сейчас я тебе квасу принесу.

Рамирес хотел было ответить, что терпеть не может квас, но вовремя сообразил, что разговаривать с галлюцинациями неприлично. Тем более что глюк, если судить по издаваемым звукам, удалился из комнаты.

Радость Рамиреса была недолгой, глюк вскоре вернулся. Раздалось бульканье, и в руку Рамиреса ткнулось холодное дно большого пивного стакана, судя по запаху, наполненного квасом.

Рамирес приподнялся в постели и осушил стакан, не открывая глаз. После этого он открыл глаза и увидел прямо перед собой Галю. Она стояла перед ним на коленях и смотрела на него с ласковой жалостью. Рамирес представил себе, как он сейчас выглядит, и решил, что жалость в сложившихся обстоятельствах вполне оправдана.

— Ты настоящая? — спросил Рамирес и почувствовал себя дураком.

— Нет, я твоя галлюцинация, — серьезно ответила Галя и тут же хихикнула. — Ты что, не рад меня видеть?

— Э-э-э… А что ты тут делаешь?

— Забыл, что ли? Я уже две недели тут живу.

— Я серьезно. Тебя отпустили?

— Отпустили.

— Так ты не шпионка?

— Уже нет. Джонни, ты проспал все новости, гражданская война закончилась.

— Как закончилась?

— Как обычно, как все войны заканчиваются. Бахтияр, — она взглянула на часы, — только что прилетел в Олимп, через час-другой они с Багровым формально подпишут мирный договор.

— Мы победили?

— Победили, победили. И вы, и мы, все победили. Дзимбээ не делился со мной подробностями, он просто сказал, что мир заключен и условия почетные для обеих сторон. Можно сказать, что война закончилась вничью.

— С тобой разговаривал сам Дзимбээ?

— Ага. Приглашал меня в особый отдел.

— И что ты ему сказала?

— Что сначала посоветуюсь с Ибрагимом. Дзимбээ предложил мне съездить встретить его в аэропорт, но я сказала, что хочу домой. И вот прихожу я домой и что вижу? Муж вдрызг пьяный, вся квартира разгромлена, ты даже стекло не убрал!

Рамиресу снова показалось, что это галлюцинация. Он еще не успел привыкнуть к тому, что Галя потеряна навсегда, что она шпионка, совершившая преступление, за которое положена смертная казнь, и вот она снова появляется дома и начинает отчитывать его за то, что в комнате валяется битое стекло. Сюр какой-то!

Галя улыбнулась и погладила Рамиреса по небритой щеке.

— Не обижайся, — ласково сказала она, — это я любя. Ты, наверное, не поверишь, но я, кажется, влюбилась.

— И в кого же?

— В тебя, дурилка картонная!

— И давно?

Галя пожала плечами.

— Ну… я не могу назвать точный день. Но сегодня утром я проснулась одна, в больнице, тебя рядом не было, и я сразу почувствовала, как мне одиноко. Я все утро думала о тебе. Плохая я шпионка.

— Почему?

— Потому что влюбилась в объект разработки.

— Я все-таки был для тебя только объектом?

— А сам как думаешь?

— И что ты хотела от меня узнать?

— Какая теперь разница?

— Нет уж, скажи!

— Ну ладно. Физические адреса высших воротил братства.

— Зачем? Твои боссы хотели развернуть террор? Подожди! Сингха убил Ибрагим?

— Понятия не имею. А что тебя удивляет? У вас было подавляющее преимущество в военной силе, по всем правилам войны нам надо было переходить к террору. Но давай больше не будем о грустном. Ты меня выгонишь?

Рамирес задумался. С одной стороны, то, что она оказалась шпионкой, так позорно… но с другой стороны, теперь, когда война закончилась… и еще он так привязался к Гале… Черт его знает, может, вторая любовь еще не совсем потеряна?

— Принеси еще квасу, — сказал Рамирес. — А потом мне надо почитать новости, мне же еще выступать вечером.

— Ты не ответил, что будет со мной, — не унималась Галя.

— Ничего с тобой не будет. Ты принесешь квасу или мне самому на кухню тащиться?

Галя просияла, наклонилась, чмокнула Рамиреса в губы, скривилась от сивушного аромата, но тут же улыбнулась и легким шагом удалилась на кухню, не забывая поигрывать бедрами. Рамирес подумал, что вчерашнее потрясение все-таки оказалось дурным сном. Тот русский мужик был прав, водка действительно помогает от неприятностей.

Зеленое море джунглей озарилось инфракрасной вспышкой, и на свет божий вынырнула ракета. Анатолий мысленно выругался — до Осулею оставалось еще почти двадцать километров. Хорошо, что это была именно ракета, а не автономная граната с гравитационным двигателем.