Сергей Лексутов - Полночный путь

— Ну и ручонка у тебя, парень… — протягивая Серику руку, сказал: — Меня Чечуля зовут…

Серик проворчал, пожимая протянутую руку:

— Чечуля, ты и есть Чечуля… Чего в драку полез?

— А интересно стало, почему это пацан хвост задирает… Так ты и есть Серик?

— Он самый… — обронил Серик. — Так ты понял, завтра же выступаем?..

— Понял… Чего не понять? Разобранные телеги — на санях. Припасы закуплены, лежат в амбаре; овса на двести коней, пшена и солонины с копченостями — на двести людей. Садись за стол… — повернувшись к Горчаку, спросил: — А это никак Горчак?

— Он самый… — хмуро обронил Горчак. Ему явно не нравилось это разухабистое пьянство. Впрочем, казанцы ничем не отличались от наемников русичей; те тоже пользовались малейшей возможностью пображничать.

Нехотя Горчак уселся за стол, принял в руки деревянный ковш с медом. Серик остался стоять, Чечуля подал ему ковш с медом. Оглядывая застолье, Серик спросил:

— Тут все свои?

Чечуля ухмыльнулся, сказал:

— Туркановы дружинники уж давно под столом храпят…

Тщательно подбирая слова, Серик заговорил:

— Я ваш походный вождь. Если кому не по нраву — может седлать коня и отправляться назад, либо занять мое место. Но только сегодня; меч, кулаки, да хоть на ковшах с медом! Завтра — ни слова поперек не потерплю! — он обвел взглядом притихших воинов.

Те переглядывались, поглядывали на Чечулю, но тот помалкивал, наконец, встал один, за ним другой, вскоре поднялись все, подняли ковши, загомонили:

— За Серика! За нашего походного вождя!

Серик поднял свой ковш, выговорил медленно:

— За Полночный Путь… — и одним духом осушил ковш.

Серик с Горчаком, пользуясь моментом, основательно подкрепились, пока казанцы допивали. В сумерках разошлись; казанцы ушли к своим возам, Серик с Горчаком вышли за ворота. Несмотря на разгулявшуюся метель, походный стан под стеной был оживлен; на кострах жарились целые туши баранов, дружинники, разлегшись на свежей соломе, и, укрываясь шубами, попивали меды и брагу, коих в жбанах натащили во множестве жители городка. Серик не стал ругаться; как-никак последний привал в обжитых местах. Посидел у костра, принял из рук Лисицы хорошо прожаренный бараний бок, и хоть был сыт, с удовольствием поглодал нежные ребрышки. Испив ковш меду, завернулся в тулуп и завалился спать в санях.

Наутро еще до рассвета стан зашевелился. Пока завтракали, да запрягали, со скрипом раскрылись ворота крепостцы, и оттуда стал вытягиваться санный обоз. Сани были загружены разобранными телегами, так что возницы шагали рядом. Серик прошел к воротам, и провожал взглядом каждые сани, придирчиво осматривая и поклажу, и возницу. Подошел Чечуля, встал рядом, проговорил:

— Не верю я Туркану… Как бы не послал гонца в Белую Вежу…

Серик проворчал:

— А что поделаешь? Если мы его своей волей повесим — князь может нас и не похвалить…

Тут послышался глухой, весенний скрип снега под тяжелыми шагами, подошел Туркан, встал рядом, мрачно повздыхал. Чечуля весело сказал:

— Слышь, Туркан? Серик тоже знатный воин… Мы тут договорились, коли половцы нас где-нибудь в степи повстречают, один из нас обязательно должен в живых остаться, чтоб сюда вернуться и твои кишки, тебе же на шею намотать…

Туркан промолчал, только глухо засопел. Серик кивнул Чечуле:

— Пошли в мои сани, там как раз для троих место есть.

Триста верст до последнего ногайского селения на Самарке покрыли за неделю. Солнце едва клонилось к закату, когда из-за поворота речки завиднелся серый тын. Там вдруг заполошно заколотили в железную доску. Копошившиеся на берегу люди, сломя голову кинулись к воротам. И когда путники подъехали к селению, вокруг уже никого не было, а тын ощетинился копьями и рогатинами. Серик слез с саней, подошел не торопясь, вразвалочку, к воротам, поднял голову, спросил:

— Эгей, не узнали, што ль?..

Из-за тына высунулась голова, настороженные глаза вгляделись в Серика, голова нерешительно произнесла:

— А кто тебя знает?..

— Да Серик я! Летом и осенью у вас гостил!

— Што, так по нраву пришлось, что и всех друзей собрал? — язвительно проговорила голова.

С саней слез Чечуля, подошел, разминая ноги, рявкнул по-ногайски:

— А ну открывай ворота!

— Ехали бы вы… — плаксиво проныла голова.

Тут из-за тына высунулся Унча, радостно просияв, вскричал:

— Никак Серик явился?! — повернув голову к воротному стражу, проговорил: — Открывай, дурья башка! Их две сотни; если б захотели, давно бы тын в щепки разнесли…

Ворота со скрипом растворились, за воротами обнаружилась сконфуженная толпа жителей селения, вооруженных до зубов. Серик насмешливо оглядел их, сказал:

— Чего это с вами? Осенью прощались, вы, вроде бы, просили возвращаться? — народ переминался с ноги на ногу, конфузливо переглядывался. Серик сообразил, что кто-то сдуру ударил сполох, люди всполошились, толком не разглядев гостей, а теперь им самим стыдно. — Ладно… — протянул Серик, — нам лошадей нужно, голов четыреста… Платим серебром… — люди оживленно задвигались, загомонили.

Вперед вышел старец, у которого в прошлом году сторговали коней, торопливо затараторил:

— Я полторы сотни даю! Полторы… Ковка за мой счет…

Подошедший Горчак язвительно проговорил:

— А те пятнадцать, что в прошлом году тебе продали за полцены, опять продашь нам за полную цену?..

Старик тут же сориентировался, выкрикнул:

— Скидку даю! И ковка за мой счет…

Ударили по рукам. Еще трое или четверо ногайцев, кинувшиеся было к путникам, почтительно ждали. Когда старец с юношеской прытью куда-то умчался, и эти подошли. Кряжистый селянин средних лет, проговорил степенно:

— Остальных — мы даем… Только ковка — за ваш счет…

Чечуля проговорил по-русски:

— Я полагаю, Серик, мы в степи идем?

— Точно, в степи… — обронил Серик.

— А тогда на кой нам ковать коней? Через четыре месяца их перековывать надо будет, а найдем мы там кузнецов, чтобы подковы снять, копыта подрезать, да снова подковать? Да и зачем летом в степях кованые кони?

Серик почесал в затылке; что ни говори, а он об этом и не подумал. Проговорил раздумчиво:

— А што, Горчак, есть ли кузнецы в Сибири?

Горчак проговорил уверенно:

— Акын сказывал, нет в Сибири кузнецов. Далеко-далеко, на восходе, возле высоких гор, вроде бы обитает племя, которое умеет железо ковать. Но там мало железа, на ножи, да наконечники стрел его едва хватает…

Тут подошел Унча, за ним шел высокий, стройный, красивый парень. Только глаза с легкой раскосинкой выдавали в нем касожскую кровь. Серик воскликнул: