Кшиштоф Борунь - Грань бессмертия (сборник)

Опять воскресло старое, затерявшееся в памяти воспоминание. Пианист, склонившийся над фортепьяно, и характерный, моторный ритм токкаты… Чье это было произведение, он не мог вспомнить. Неужели тысячелетия стерли прошлое даже в его памяти?.. Может быть, это просто иллюзия? Нет! Он не имеет права поддаваться!

— Пока нам не остается ничего иного, как наблюдать, сопоставлять факты, — после долгого молчания уже совершенно спокойно сказал он. — Пусть Гелия расскажет обо всем, что она помнит за последние двое суток. Мы должны знать, что с нею происходило с того момента, когда наши пути разошлись. Это во многом поможет нам. Позже мы попытаемся набросать план действий.

— Стоит ли рассказывать подробно… Вы и так все скоро узнаете, — ответила Гелия, словно смутившись. — Но если хотите, пожалуйста. Я спустилась из корабля за вами… Но вас уже не было. Я не знала, возвращаться ли назад или искать вас. А если искать, то где? В тот момент мне сделалось жутко от сознания, что я осталась одна. И тут, не дальше чем в метре от себя, я заметила слабый огонек. Пошла за ним. Только Луна светила… В соединении с Альфой Девы. Впрочем, скоро Луна исчезла. И звезды тоже… Осталась только тьма и этот огонек… Так я шла, наверное, с четверть часа, может быть, дольше. Сначала, кажется, вверх, потом вниз и опять вверх…

— Ты не посмотрела на часы?

— Об этом я не додумала. Впрочем, это многого бы и не дало. Там какие-то подвижные дорожки…

— Следовательно, ты не знаешь ни направления, ни расстояния. Скверно. А впрочем… Его там уже наверняка нет, — сказал Рост.

— Ты о корабле? О нем нечего заботиться. Он стоит на своем месте. Я его вижу…

Он посмотрел в ту сторону, куда было обращено ее лицо, но там вздымались гигантские строения, у их оснований по необычайно широкой «улице» двигался бесконечный поток блестевших на солнце «насекомых».

— Где ты видишь корабль? — спросил Рост, перенося взгляд на Гелию. У нее были закрыты глаза. Он почувствовал, как к горлу подступает комок.

— Но ты же… — он осекся на полуслове.

Пия до боли сжала ему руку. Он вопросительно взглянул на нее. Она молча покачала головой. Он понял.

— Далеко до корабля? — спросила Пия, с трудом скрывая волнение.

— Пожалуй… нет.

Гелия продолжала стоять неподвижно.

— А ты можешь указать нам направление? — спросил Рост.

Она показала прямо перед собой.

— За самым высоким обелиском?

— В нем.

— Но мы же сели на какой-то просторной площадке, окруженной лесом?

— Да. Я помню. И вижу. Корабль стоит в самом центре плиты… Пожалуй, это плита… Так что все осталось по-прежнему.

Гелия открыла глаза. Минуту полусознательно смотрела на Роста и Пию.

— Что это было? — прошептала она.

— Галлюцинация… — угрюмо бросил Рост. — Опасаюсь…

— Нет! — резко прервала Гелия. — Это не галлюцинация! Я видела наш корабль!..

— В той игле? На широкой площади, окруженной лесом? — спросил он иронически.

— Да, — неуверенно подтвердила она. — Это невероятно… Но я знаю… Знаю, что все именно так… в действительности!

— Успокойся, — мягко сказала Пия. — Ты утомлена.

— Нет. Я чувствую себя прекрасно. Только… Это началось еще вчера… В каком-то небольшом зале, когда я смотрела на свои мысли…

— Что она плетет? — Рост наклонился к Пии.

Однако, несмотря на то что он сказал это очень тихо, Гелия услышала.

— Я не плету, Рост, Ты видел стены в атриуме? Это отражение твоих мыслей. Сознательных, а может, и подсознательных процессов в мозге.

— Глупости!

— Присмотрись как следует. Ты же можешь проверить и убедишься, что я права.

— Пошли туда! — загорелась Пия.

— Нет! — Рост схватил ее за руку. — Если в словах Гелии есть хоть доля правды, значит, то помещение — нечто вроде камеры для чтения мыслей. Я не хочу, чтобы эти чудовища проникали в глубь моей психики и сделали со мной то же, что и с Гелией.

Гелия, казалось, не слышала последних слов.

— Не говори так о них. Это не чудовища, а люди. Иные, чем мы, правда. Отличные от нас физически и психически, но более совершенные, более могущественные, лучше видящие мир…

— Неужели так далеко зашло? — прошептал он с нескрываемым ужасом. — Может быть, ты скажешь: более прекрасные и счастливые?..

— Не скажу, Рост. Я глубоко убеждена, что каждая эпоха имеет свой исторически несравнимый идеал красоты и счастья.

Он внимательно посмотрел на Гелию. Что с нею происходит? То она такая же, как и всегда, — трезвая, ясно и логично рассуждающая. То опять начинает нести околесицу. Самое худшее — она теряет всякую способность критически мыслить. Если то же ждет и его… Если и его разум окажется во власти этих существ?..

— Что было потом? Продолжай, — услышал он странно спокойный голос Пии. — Итак, ты шла за светлячком?..

— Потом огонек погас. Я оказалась в каком-то помещении. Передо мной был освещенный коридор. Низкий потолок… Как только я вошла в него, он стал просторным. Я шла медленно, а стены, казалось, быстро бежали мне навстречу. И в то же время я была уверена, что поднимаюсь вверх. Потом… туман. Тогда я не знала, что это силовые поля. Я даже подозревала, что это сон. Потом — зал. Без потолка. Я видела звезды и Луну высоко на небе. Те же звезды и Луну, что и там, на поляне… На стенах горели цветные огоньки…

Рост слушал и чувствовал, как в нем поднимается гнев на Гелию за ее бесстрастный и безразличный тон. Рассказ ее уже не добавлял ничего нового к тому, что он узнал на собственном, длящемся лишь несколько десятков минут опыте. Гелия плутала в лабиринте залов и коридоров, которые, впрочем, могли быть совсем не залами и не коридорами. Она видела каких-то существ, какие-то машины, но не могла описать ни их назначения, ни формы; какие-то жидкости или газы, пульсирующие в прозрачных баллонах и трубках, какие-то неподвижные, казалось, застывшие в неожиданно прерванном процессе случайных изменений то ли существа, то ли машины, разница между которыми стерлась за сотни веков развития.

В течение этих двух дней Гелия спала и отдыхала не больше трех часов. Она не ощущала ни жажды, ни голода, а другие естественные физиологические отправления у нее как бы атрофировались.

Почти никаких конкретных научно подтвержденных выводов или хотя бы предположений относительно наблюдавшихся явлений она не делала. Исключение составляло лишь открытие взаимосвязи между ходом мыслей и изменением форм и цвета декоративных элементов на стенах. Но давало ли это основания утверждать, что эти динамические абстракции действительно являются отражением процессов, происходивших в ее мозгу?