Дмитрий Шубин - Тигр на свалке

Еще утром, когда тревожная сирена прекратила выть, по комнатам пошла комиссия, состоявшая из психиатра, медэкперта, старшего надсмотрщика и пары охранников с парализаторами в руках. Ревущая сирена (имела место еще и пульсирующая, для подъема каторжан на работу) всегда оповещала колонию о том, что покидать свои комнаты запрещено, да и, конечно, о том, что случилось какое-то чрезвычайное происшествие.

Комиссия начала проверку камер с сектора, где и произошло ЧП. Дошла очередь и до «клетушки» Боба. Открыв дверь, в комнату заглянул Дорс. Руг, как положено, встал по стойке смирно возле кровати.

– А этот что? – Дорс мотнул головой в сторону Майка.

– Джонсон умер, босс. Именно сегодня ночью и умер. Здоровье было не ахти какое.

– Отлично. – Надсмотрщик подошел к кровати Майка и попытался прощупать пульс на горле негра. Щупать было нечего, так как кожа за ночь затвердела. – Давай, Павел, – Дорс позвал медэксперта в белом халате. – Констатируй смерть, с меня заупокойная. Черт, ну и воняет же от него. Тебе что, – надсмотрщик, состроив гримасу, посмотрел на Руга, – приятно жить в такой вони? Хоть бы прибирался за ним, раз он лежачий был.

Роберт пожал плечами.

– Вообще-то, – Дорс махнул рукой, – в дерьме живете, в дерьме и дохните.

Медэксперт Павел, от которого, как ранее и предполагал Роберт, за милю несло перегаром, подошел к покойнику, расстегнул замок-молнию комбинезона, обнажая грудь, и, демонстративно прослушав через стетоскоп есть ли сердцебиение, мотнул головой, подтверждая отбытие очередного заключенного в мир иной. Дорс отстранил его в сторону, вытащил из-под одежды массивный золотой крест на толстенной цепи и приступил к отпеванию по-своему. Пока он бормотал то, что никто не мог разобрать, Роберту пришлось стоять минут примерно двадцать. Ну, поделать тут нечего. Сегодня уже к вечеру, перед погребением в пещерном кладбище, Майку отслужит настоящее отпевание пара настоящих священников. Дорс же, перекрестив напоследок труп три раза, повернулся и подошел к Ругу. Он как-то хитро посмотрел на заключенного, после взял из рук психиатра папку с бумагами, пробежался взглядом по тексту и произнес:

– Роберт Руг?

– Да, сэр! – отчеканил Боб.

– Ты у нас что-то около полугода.

– Так точно, сэр!

– Живчик, как я погляжу. – Дорс и вправду осмотрел Руга с ног до головы, при этом он осматривал его как-то странновато, будто определяя, годится ли этот парень для следующей жертвы гомосексуальных утех самого старшего надсмотрщика. – Сегодня после завтрака явиться в кинозал. За неявку что?

– Кича, сэр!

– Праааавильно… – Дорс повернулся на месте, вышел из комнаты и направился в соседнее жилище. «Группа поддержки» двинулась следом.

Завтракали в столовой другого сектора. Повариха там тоже не страдала отсутствием аппетита, но была уже стара, как прошлогодний сыр, оставленный в отключенном холодильнике. Получив свою пайку, Роберт быстро запихнул в себя синтетику, запил все канцерогенным кофе, после чего направился в кинозал.

Первым и единственным выступающим на этом собрании был Дорс и ничего особенного он не сообщил. Начал старший надсмотрщик с дисциплины, окончил же подведением итогов рабочей деятельности, заболеваемости и смертности. К чему он прочитал эту лекцию, было непонятно, видимо, так положено. Многие заключенные засыпали сидя, и тогда Дорс переходил с речи на крик, матеря всех на свете. И вот в самом конце он спустился со сцены в зал и, прогуливаясь между рядами, начал говорить примерно следующее:

– Если вы, сукины дети, вдруг почувствуете тягу к чему-нибудь непотребному, то, сукины дети, я не стану провинившегося сажать на кичу, а, сукины дети, я просто суну подлеца в утилизатор! Получим от этого хоть какую ни есть, но пользу! Немного энергии!

Дорс подошел к Ругу и остановился возле него. Роберт вскочил, встав по стойке смирно. Надзиратель же, глядя на него в упор, сквозь зубы произнес:

– Сегодня ночью покончила жизнь самоубийством повар Западного сектора. Ну что ж, случается. Однако, – Дорс начал переходить на крик, – ни с кем из вольных до этого подобных инцидентов не было! И я предполагаю, что больше такого не случится никогда! Мерзавцы! И это тогда, когда до моего отпуска осталось всего несколько дней? Не позволю! Что ты так вылупился на меня?! – надсмотрщик обращался к Ругу.

То, как он смотрел на Боба, говорило о том, что этот парень, изображающий из себя строгого мужика, что-то подозревает. По крайней мере, именно так Ругу и показалось. Роберт опустил глаза. Дорс был или не полностью уверен, или не хотел поднимать скандала. Обо всех происшествиях с вольными ему надо посылать докладные на Землю. Ну, а если это еще и убийство, убийство вольнонаемного, главного надсмотрщика никто по головке не погладит, даже наоборот – выпишут в отставку. Видимо Дорсу этого вовсе не хотелось. Отставка с работы, к которой он имел симпатию, даже больше – маниакальное чувство того, что именно тут его место, что он творит добро, для старшего надзирателя такое развитие ситуации могло кончиться психическим стрессом, возможно даже – пулей в висок. И тут Роберт решил, что называется, успокоить Дорса. Он наклонился и шепотом, но так, чтобы тот услышал, произнес:

– Ваша сила, сэр, напор и настойчивость возбуждают меня.

Надсмотрщик удивленно вскинул брови и, тоже тихо, ответил:

– Тогда напиши мне: как возбуждает. – Дорс имел ввиду ящик для анонимок, которые он просматривал лично.

«Пожалуй, я и от тебя избавлюсь, – подумал Руг. – Успею до того, как ты сядешь на рейсовый корабль до Земли. Суну в утилизатор. Получим хоть какую ни есть, но пользу. Немного энергии».

Уже днем, перед самым обедом, труп Джонсона унесли и, подняв на поверхность, бросили на почву поморозиться. Наверное, чтобы не гнил, не распространял заразы в сыром климате колонии. Тащить жмурика заставили Боба и парня по имени Рок, хотя все называли его Рваный – из-за того, что у него и в самом деле было рваное ухо. Правая мочка болталась двумя отростками. То, что Руг знал имя этого парня, еще ни о чем не говорило, они частенько встречались, так как жили в одном секторе и работали в одном забое, но, как говорится, руку друг другу не жали. Рваный отличался дерзким характером и каким-то ненормальным взглядом исподлобья, будто говорящим: «Не подходи». Работяга из него был никудышный, он вечно задерживался в туннелях, не торопясь отрабатывая положенную норму турбиниевой руды. Бывало, бросит отбойный молоток и выскажет что-нибудь наподобии: «Не могу спокойно смотреть, как другие работают, пойду лучше посижу».

После обеда, когда Руг вернулся к себе, в комнату пришел санитар, он, ничего не сказав, из автоматического пульверизатора опрыскал все, что попадалось на глаза какой-то белой химией и также молча удалился. Видимо, привычная работа, чего тут болтать-то. Еще через пару часов по селекторным мониторам передали о том, что желающие могут, надев скафандры, выйти наружу и проводить в последний путь отрока божьего Майка Джонсона, узника Западного сектора. Подобные сообщения выдавались в колонии почти каждый день, порой даже по несколько раз в день, и это давно стало привычным объявлением.