Дэниел Худ - Драконья справедливость

«Фануил!»

«Да, мастер?»

«Ты где?»

Оказалось — чуть ли не на виду у всего дворового люда! Уродец висел, прицепившись к карнизу окна.

«Ты далеко от комнаты Проуна?»

«Прямо под ней».

«Если никого вокруг нет, залезь внутрь и осмотрись».

«Хорошо, мастер».

Лайам закрыл глаза и, чтобы заглушить беспокойство, принялся насвистывать какой-то бодрый мотивчик. Оставалось надеяться, что дракончик будет достаточно осторожен. Осторожен и быстр, ибо нет занятия хуже, чем ждать.

«Я в спальне квестора Проуна, — сообщил наконец фамильяр. — Ничего примечательного не вижу. В гостиной стоит сундук, но он заперт. Дверца платяного шкафа открыта, но не думаю, что мне стоит туда забираться. Одежда аккуратно уложена, будет заметно, если я там потопчусь».

Лайам удивленно сморгнул.

«Из тебя выйдет отличный лазутчик. А теперь я хотел бы взглянуть на все сам».

«Как мастеру будет угодно».

Быстро, гораздо скорей, чем всегда, Лайам вошел в транс и отыскал серебряный узел. Легкость, с которой он это проделал, так его изумила, что нить ушла в пустоту. Лайам нагнал ее и стал разбираться с узлом. Тот мгновенно исчез, повинуясь мысленному приказу. «Надо же, как это просто!» Лайам вышел из транса, довольный собой.

Он очень не любил смотреть на мир глазами уродца, да и вряд ли Фануил что-либо упустил, но ему было необходимо хоть чем-то заняться, чтобы не томиться в бездействии, созерцая голые стены темницы. Лайам крепко зажмурился, представил, что на голове его рыцарский шлем с узким забралом в виде морды дракона, и, секунду помедлив, открыл глаза.

Избежать приступа тошноты все же не удалось. Желудок его подвело от нестыковки зрительных ощущений с телесными. Тело давало мозгу сигналы, что Лайам сидит на низенькой койке, глаза говорили, что он лежит на полу. Теперь все предметы казались ему удлиненными — сказывалась иная фокусировка драконьих зрачков. Шкаф, постель — ничего интересного. Умывальный столик, камин, стул. Сквозь переплет полураспахнутого окна в комнату щедро вливались солнечные лучи. Они падали на дорожный сундук, забросанный ворохами одежды. Груду венчал красный камзол с разрезами ярко-зеленого цвета.

«Ты заглядывал в гардероб?»

«Там ничего подозрительного».

Естественно, ничего. Проун, конечно же, идиот, но вряд ли он хранит у себя мешок с голубыми мелками.

«Ладно, я отключаюсь».

Лайам закрыл глаза, снял воображаемый шлем и вновь увидел тюремные стены. Нахмурившись, он потер виски и стал размышлять, как с наибольшей выгодой использовать Фануила.

«Ты говоришь, граф еще спит?»

«Да, мастер».

«Как думаешь, удастся ли тебе потихоньку обследовать его комнаты?»

«Это рискованно. Если граф увидит меня, я, конечно же, удеру, но он тут же поставит на уши всю прислугу. Весь замок начнет охотиться на меня. А сейчас они обо мне вроде бы и забыли».

Лайам все это понимал, но также он понимал, что такое положение не продержится долго. Кто-нибудь да припомнит о крылатой рептилии, принадлежащей преступнику, брошенному в темницу. Так что, хочешь не хочешь, а приходилось спешить.

«И все же ты попытайся. Если хозяин проснется, попробуй его усыпить. Сумеешь?»

«А как же».

Он снова принялся ждать, молясь своему божеству, а заодно и другим богам с достаточно чутким слухом. Его избитое тело жалобно заскулило, и Лайам, оставив молитву, взялся подсчитывать свои ссадины и синяки.

Наконец Фануил объявил, что находится в комнате Райса.

«Он все еще спит».

«Ты что-нибудь видишь?»

«У него куча всякого багажа. Сомневаюсь, что смогу все просмотреть в короткое время. Подожди-ка…»

«Что там? — Ответа не было. — Что там, Фануил?»

«В дверь кто-то стучится. А теперь входит слуга».

Лайам вскочил с койки, забыв о своих ушибах.

«Уходи! Немедленно уходи!»

«Я спрятался под кроватью», — ответил дракончик. Мысли его, как и всегда, не выражали эмоций. Лайам заметался по камере, словно раненый лев.

«Просыпается, — сообщил Фануил. — Слуга говорит, что к нему кто-то пришел. Граф злится, он не хочет вставать. Он говорит, чтобы всех гнали в три шеи».

Передача подробностей лишь усиливала тревогу.

«Уходи как можно скорее, маленький идиот!»

«Слуга просит прощения. Он говорит, что пришел квестор Проун».

«Проун?»

«Граф говорит, что примет его. Ладно, я ухожу».

«Стой! Куда! Сиди, где сидишь! Это становится интересным! — Лайам от возбуждения хватил по стене кулаком и заплясал на месте, словно норовистая лошадка. — Ничего, ничего, авось тебя не заметят! Передавай мне все, что услышишь! Все до словечка! Ну, что там у них?»

«Слуга только что впустил квестора Проуна. Может, ты сам послушаешь их разговор?»

Ну да, ну конечно! Выругав себя за кромешную глупость, Лайам крепко зажмурился. Одновременно смотреть и слушать возможности не имелось, а потому вместо шлема с забралом он представил себе рокот отдаленного грома, и, когда этот рокот затих, в его ушах зазвучал голос Проуна, слегка приглушенный толщей графской кровати.

— …что прервал ваш сон, любезный граф Райс, но госпожа председательница ведет себя неспокойно. Мы только что спускались в тюрьму, и этот Ренфорд заронил в ее душу сомнение. Он столько всякой всячины наговорил, что ей теперь не терпится разобраться, где ложь, а где правда!

Скрип пружин, топот босых ног, звук закрываемой двери. Ноги вернулись, кровать просела опять, и после мгновения тишины раздался свистящий шепот:

— А вы-то на что?

— Прошу прощения, милорд, — залебезил Проун, и Лайам представил себе, как жирный квестор нервно заламывает вспотевшие ручки. — Ренфорд вычислил нас, он знает практически все…

— И наплевать, что знает! — гневно перебил его Раис. — Ренфорд — пустое место! Абсолютно пустое! С чего это вы так боитесь его? Я полагал, что имею дело с мужчиной. Поздно трястись, нам некуда отступать. Скоро все будет кончено, успокойтесь! — Кровать скрипнула, граф, видимо, лег. — Глупо было сюда приходить. Ступайте к себе.

Проун заскулил.

— Милорд, но… но этот жуткий дракон? Он на свободе, он страшно опасен! Кто знает, где эта тварь и чем сейчас занята?

Лайам затаил дыхание — говорили о Фануиле.

— Выбросьте из головы этот вздор! Ренфорд не чародей, его тварь меньше собаки! Хозяин в тюрьме, она бродит сама по себе, она ничего ни сделать, ни замыслить не может. Но даже если Ренфорд пронюхает о нас что-то еще, то кто же ему поверит? Он слишком горяч, слишком экстравагантен, и у него нет улик. Улики были у Грациана. Но тот уже мертв, а девчонка, которая может нас обличить, находится в Хоунесе. Этой ночью мы совершим последний обряд, развязывающий нам руки. Дальше никто уже не сможет нам помешать — ни Ренфорд, ни ваша начальница, ни герцог, никто. Вы поняли? Вы хорошо меня поняли?